высоте!
– Ах, вот ты о чём… – Андрей осторожно потирал костяшки пальцев. Бить по обмотанным мягкими тряпками тренажёрам одно, а по крепким челюстям и костям, конечно – другое, – Я намного быстрее и сильнее. А ещё… Я тоже изучал боевые искусства. Год – карате, и два – боевое самбо. Им и тогдашний Президент не брезговал.
– А почему тогда в твоём личном деле – ни слова об этом нет?!
– А я не получал никаких дипломов или удостоверений, если ты об этом. Я и числился-то в этих клубах – под чужим паспортом. И до выпускных экзаменов дела не доводил – сваливал раньше. Когда понимал, что освоил всё, что хотел. А рисоваться – незачем.
– Хм. Логично. А почему тогда в тренажёрном зале, ну, нашем – никогда ударов или приёмов не отрабатывал?
– Не хотел. Пугать вас. Своей агрессией и умениями. И ведь – сработало?
– Сработало. – Магда проглотила слюну, – Сработало, чтоб мне лопнуть! Девочки вон: тоже не поверили, что ты – очень умел. И опасен. Даже без оружия.
– Ну, это был, как говаривали в мои времена, туз в рукаве. И мне в какой-то степени даже – стыдно было. Бить их. Ладно, ты – отомщена, и наша Семейная честь восстановлена. Не скоро, думаю, захотят пооскорблять нас ещё.
– Кстати, я вот не пойму… – Магда нахмурилась, – у меня в подчинении числился двадцать один боец. А здесь – только одиннадцать!
– Сейчас выясним. – Андрей быстро шагнул к ближайшей стонущей, и легко, за плечи, поднял на уровень своего лица. Скорчил страшную рожу: – Где остальные бойцы?!
– Они, они… В карцере! – по выпученным глазам видно было, что женщине и больно, и страшно: она даже не попыталась увильнуть от ответа.
– И почему это они – там?
– Это госпожа старший сержант приказала запереть их. Ещё до похода. Потому что отказались участвовать в битве с червями!
– Ага. Понятно. Стало быть, часть гарнизона кто-то очень кстати, – Андрей снова подмигнул Магде, – изолировал и без нашей помощи! Тем легче наша задача!
А сейчас давайте всё же доупакуем их руки. И проводим в мои бывшие апартаменты. Замки там уж больно хорошие. А идти-то, думаю, они смогут и сами. Своими, как говорится, ногами. Только медленно. И – с трудом!
И – только те, у кого эти самые ноги не сломаны!
Ну а когда посадим их под замок, займёмся и теми, кто в карцере, и старшим сержантом, которая, думаю, до сих пор в госпитале. И – ещё не отошла от наркоза.
Ну, и остальными. Так сказать – штатским персоналом.
Думаю, – он обвёл всех вопросительным взором, – в нашем плане захвата тюрьмы теперь никто из вас не сомневается?
Магда показала большой палец, Жаклин лучезарно улыбнулась. Анна пожала плечами, а Элизабет не удержалась:
– Ты – самый призовой и харизматичный кобель в мире!
Андрей фыркнул:
– Что неудивительно.
Потому что – просто – единственный!
Кэтрин Джонс выглядела сильно рассерженной. Лицо покраснело, и выражение на нём спокойным никто бы не назвал. После осмотра «пациенток» и предварительных обезболивающих уколов она вся так и ярилась:
– Ну и для чего, объясните мне ради Бога, вам надо было увечить их так сильно?! Неужели нельзя было просто – для «вразумления» слегка потрепать, побить, и «помять»?!
– Объясню, доктор. – Андрей стоял, прислонившись к косяку операционной, по углам которой валялись, или сидели, прислонившись к стенам, сильно помятые рядовые и сержант – та лежала навзничь, находясь всё ещё без сознания. На лежаках операционной и в кресле сидела его команда, – Я – человек слова. И я честно предупреждал их, их всех, что если не сдадутся – буду бить сильно. И – больно. А поскольку они отказались выполнить мой приказ, и ещё и стали оскорблять мою Семью – вот и получили. То, что заслуживали. Я никому не позволю безнаказанно кидаться такими словами в адрес тех, кто является моими официальными жёнами! Иначе что я был бы за муж и глава семейства!
Доктор Джонс фыркнула:
– Вот уж – глупое оправдание необоснованной жестокости, и демонстрация своих звериных инстинктов!
– Нет, доктор. Это – демонстрация того, что мои приказы нужно исполнять. Беспрекословно. И того, что оскорблений, что в свой, что в адрес близких мне людей – я не потерплю! Мне объяснить ещё раз, или со второго раза, наконец, вы поймёте?
– Понять-то я поняла… – доктор Джонс осуждающе зыркнула на него, оторвав взгляд от расположившейся под немыслимым углом, явно сломанной со смещением, руки лежавшей сейчас перед ней на операционном столе рядовой Либкнехт, – Но вы всё равно – жестокая и мерзкая скотина! И я не вижу в том, что вы сказали, оправдания гнусным садистским замашкам и хвастливым стремлением показать свою «крутизну»!
– Доктор. В контексте того, что вы сильно расстроены, – Андрей подчеркнул тоном последние слова, – я не обижен на ваши высказывания. Однако напоминаю: я сейчас в этом заведении – главный. Начальник. И Альфа-самец. И если вы когда-нибудь вдруг чего-то от меня захотите – вам придётся вначале извиняться! А уж потом – просить…
– Вот уж – не дождётесь! А для ублажения своей похоти у вас и так достаточно на всё готовых су…
– Тихо! – Андрей поспешил прервать поток вероятных оскорблений, и быстро отделившись от косяка, подошёл к доктору сзади. Положил руки ей на плечи, – Напоминаю: ваши пациентки пострадали именно за свой невоздержанный язык! А если я сломаю вам, например, ногу, или руку – вряд ли это поможет вам в вашей работе. По их ремонту. Берите пример со своей ассистентки: она-то точно не рискует нарваться на вразумляющие репрессии! Так что держите себя в руках. Вы же – профи! И – за работой! Эмоциям будете предаваться после того, как мы с командой уведём отсюда арестованных.
Некоторое время в операционной было тихо – женщины Андрея даже подались вперёд. Чтоб посмотреть, задушит ли он разговорчивую докторшу. А сама Джонс замерла, словно оценивая серьёзность угрозы.
Но затем, как понял Андрей, её женский, а, следовательно, хитрущий и коварный мозг, сказал ей, что сейчас не лучшее время ругаться, или «бороться за права слабого пола»: этот садист и маньяк и правда – может и сломать ей что-нибудь. Или просто – свернуть шею. Ведь он при вторжении в её вотчину сразу заявил, что ему наплевать, починит ли она его жертв, или нет. Ему, дескать, просто не хочется, чтоб в своей камере они мучились. Или у них произошли осложнения, из-за которых они лишатся конечностей…
Так что как отомстить злобному «альфа-самцу» она может придумать и потом.
Пока же женщина, дёрнув плечами, сказала:
– Хорошо. Я поняла. Руки уберите.
Андрей руки убрал, насладившись в полной мере приятным ощущением от мурашков, бегущих по тёплой коже там, под халатиком. Вернулся к косяку. Встал в ту же позу.
Доктор всё равно какое-то время не могла продолжить, и смотрела ничего не выражающим взглядом в стену перед собой. Но потом всё же взяла себя в руки. И решила подойти к проблеме с несколько другой позиции:
– Ждать придётся долго. Потому что работы вы мне создали много! Одних переломов – восемь! Шесть рук, две ноги! А, ещё забыла про рёбра – таких наберётся побольше десятка! И им сейчас, даже после того, как я вколола анальгетики – очень больно! И всё равно: физическая расправа, если хотите знать – это не метод… э-э… увещевания оппонентов! И воспитания. Вам должно быть стыдно, лейтенант Андрей. Вы – заведомо и сильней, и прошли обучение. А тут – слабые женщины, которых вы, как джентльмен, должны всячески защищать! Уважать. Холить и лелеять.
– Доктор. (Надо же, какое слово вы вспомнили! Интересно, как оно соотносится с вашей официальной школьной программой…) Давайте сразу расставим все точки над «и». Холить, лелеять, защищать, и, как вы выразились – уважать и ублажать, – он хмыкнул, – я намерен только членов моей Семьи. Это я тоже вам уже сказал. А членом моей Семьи может стать только тот, кто добровольно согласится беспрекословно подчиняться моим приказам, засунув туда, где солнце не светило, свою гордость, амбиции, и спесь. А ещё – заниматься со мной любовью!
– То есть вы – реально наглый и много о себе воображающий… Самец?!
– Примерно так. – Андрей решил, что в данном контексте слово «самец» – вовсе не оскорбление, – Да, я – как лев в прайде. Нужен для защиты стаи львиц и их детёнышей, и добычи пищи. Ну, и обеспечения нормальных условий жизни для них.
Доктор смотрела на него поверх маски на этот раз куда дольше. А вот помогавшая ей молчаливая медсестра – Дженифер, насколько расслышал Андрей, – почему-то за всё это время глаз на него не подняла. И вообще – выглядела очень напряжённой и скованной. Даже уронила на пол ножницы. Андрей вслух ничего не сказал, но на ус себе намотал.
– Вы – настоящий мужчина. Именно такими они у нас в учебниках и описаны.
Злобный. Самовлюблённый. Опасный. Не сомневающийся в своём праве командовать. Неудивительно, что вас уничтожили. И в наших законах чёрным по белому прописано, что ни один из зародившихся эмбрионов мальчиков не может быть оставлен в живых!
– Да, я в курсе. Не хотелось бы вас отвлекать бессмысленной дискуссией на абстрактно-философские темы, но – что вы по факту имеете в результате отсутствия мужчин? Какие преимущества и бонусы получил ваш чёртов «Социум»?
– Как – что? Как – какие? – руки доктора действительно, словно сами по себе, продолжили
