покидают. Холодно. Тело остывает.
-- Так это… разделся бы и бегом до избушки!
-- Ты дурак?
-- Не понял.
-- Русским языком сказано, что на улице минус сорок. Мы с тобой на таком морозе строевой занимались в прошлом году. Портянки чуть не поломали, когда от сапога отрывали. Сам подумай, когда мокрый и раздеться.
-- Вот, и мужики бате в кружку эмалированную спирта плеснули. Полкружки.
-- Ну, и правильно!
-- Так, он мне сказал, чтобы я не повторял таких вещей. Спирт-то он опрокинул в себя. А губы прилипли – приморозились к кружке. Ни выдохнуть толком, ни запить, ни закусить.
-- И как?
-- Как? Просто. Отодрал он эту кружку вместе с кожей. Воды выпил и вперёд в избушку впереди мужиков.
-- А губ как? Кровь на морозе замёрзла. А в тепле потекла. Губы как у негра в мультике, как две булки. Чтобы что-то в рот положить, раскрываешь рот, кидаешь, потом медленно смыкаешь их и медленно жуешь. Больно. Так, что он мне завет дал, чтобы я не пил ничего зимой в мороз из металлической посуды.
-- Хороший совет. Надо запомнить!
-- Вот! Для таких случаев изобрели телескопический пластмассовый стаканчик! Я как чувствовал, приобрел один такой и в сумке всегда он есть!
Потом был обед поротно в столовой для железнодорожников. Вкусно. Сытно. И спать хочется! И выходить на мороз не хочется. Но ротный гонит. И комбат стоит, высматривает, не спрячется ли кто на кухне или под столом.
Мороз и ветер бодрит. Снова лопаты, снова ветер, снег. И снова в лицо и на товарища. Снова маты, но жить уже веселее. Тепло от еды! Прорвемся! И нет той злости, что была раньше. Машем, перекидываем снег. Назло природе, назло всем. Комбату назло! Этот демон ходит, смотрит. Наша рота углубилась вперёд, обгоняя другие роты.
-- Сорок вторая рота! Надо помочь товарищам по флангам! Вы оторвались! Так не должно быть!
-- Сами же говорили, что кто первым закончит – первым и уедет!
-- Вы забрасываете свой снег другим ротам!
-- Пусть догоняют!
-- Сейчас будете помогать другим!
По рядам прокатилось недовольное бурчание. Дальние ряды не слышали, им передавали по цепочке.
-- Сорок вторая рота! Тише темп! – Земцов решил по-своему.
Его командирский голос перекрывал снег и ветер.
-- А, может, в Анну Каренину поиграем?
-- Это как?
-- Комбата под поезд сунем.
-- А как выживет?! Что делать-то будем?
-- Ничего не будем. Он, тогда как Му-му станет.
-- Это как?
-- Будет гадить под себя и только говорить: «Му-му».
-- Ну, предложил – кидай!
Посмялись над предложением. Продолжили кидать ненавистный снег.
Время идёт. Темнеет рано зимой. Вот и прожектора включили.
Закончили, два автобуса подъехали.
-- Было же четыре!
-- Сорок первая и сорок четвертая грузится! – командует комбат.
Мы ворчим.
-- Как работать на морозе – так четыре автобуса, а как вывозить – так два.
-- Скажи «спасибо», что пешком не топать. Сейчас отвезут, потом за нами.
-- Почти час туда, потом также назад, и с нами ходка. Считай, попадём в казарму через три часа. Ужин остынет.
-- А мне ещё в наряд заступать!
-- Повезло тебе!
-- Ага! Как утопленнику.
-- Зато на развод не пойдёшь. Старый наряд сходит.
-- Да, какой наряд. Мне бы поспать сейчас. Поесть и на боковую.
-- Ничего, зато к экзаменам подготовишься!
-- Ну, да! Мы спать будем, а ты на тумбочке читать конспекты!
-- Спички только не забудь в глаза вставить!
-- Хорош зубы скалить! Эмаль полопается на морозе.
-- Да, ладно. Вон, у Миронова – день рожденья! С Днем рожденья, «замок»!
-- Спасибо!
-- С тебя «чипок»!
-- Приедем, так сразу же и побежим!
-- Так он закрыт уже!
-- Значит, не повезло всем. Мне, что я на расчистке снега. А вам, что в чипок не пойдём. Без чипка, парни.
-- Да, тут уже не до чипка. До ужина, да, в люлю.
Продолжаем махать лопатами.
Офицеры наших двух рот посовещались и разбрелись по территории станции. Уже темно, работники ушли по домам.
Слышно было обрывки их разговоров:
-- Всё закрыто.
-- Куда людей будем укрывать от ветра?
-- Хреновая организация процесса – хреновое исполнение.
-- Автобусы приедут только через пару часов.
-- Боюсь, что мои при случае «пятак» сорок первой начистят. Свинство.
-- А мои – сорок четвертой.
-- Мы потом и будем виноваты.
Все уже работали медленно. Лениво. Смысла нет стараться. Комбат уехал. Пути основные расчищены.
Земцов подозвал Панкратова и Гурова:
-- Значит так! Не знаю как, но найти помещение для обогрева личного состава.
Парни огляделись.
-- Можно столовую вскрыть.
-- Отставить! Я вам вскрою! Вы там всё сожрёте! Хватит мне позора на первом курсе, когда вы офицерский буфет в учебном корпусе взломали!
-- Может поезд?
-- Поезд?
-- Да, вон какой-то стоит на запасном пути. А если поедет, так все стоп-краны разом рванем. Никуда не уедет. Да, он и без электровоза стоит.
-- Нет! Не пойдёт! – ротный рубанул воздух.
-- Почему?
-- Там бельё, Какие-то продукты. Упрут! Вон, электричка стоит. Идите, посмотрите там. Только без вандализма! Не хватало нам ещё восстанавливать электричку!
-- Разрешите выполнять?
-- Разрешаю! Только тихо! Стёкла не бить!
Не ведомо как, но Панкрат и Гурыч сумели разжать двери электропоезда.
На улице оставили двух наблюдателей, по человеку от роты, когда появятся автобусы, чтобы их задержать, и сбегать за личным составом.
В вагоне электрички было не теплее чем на улице, но без ветра. Устроились на скользких деревянных скамейках. Кто разлёгся, принялся дремать. Но холодно. Стали жаться друг к другу. Быстро осмотрели вагоны. Прихватить нечего. Некоторые горячие головы предлагали наведаться в кабины машиниста. Но офицеры быстро остудили горячие головы, пообещав, открутив головы и перспективу провести отпуск в казарме. Все быстро остыли.
Кто-то дремал, кто смотрел в окно. Скучно.
За окном продолжал идти снег.
-- Территорию завтра чистить надо!
-- Очистим. Опыта набрались сегодня достаточно.
-- Территория в училище, по сравнении с этими путями – так… Пшик!
-- А я смотрю на снег и мне в голову приходит фильм «Ирония судьбы или с лёгким паром».
-- Да, хороший фильм!
-- Дома всей семьёй смотрели. Каждый год.
-- Смотри в казарме! Тоже каждый год!
-- В казарме – не то. Дома тот же фильм, но по-другому.
-- А вы знаете, как режиссёру Эльдару Рязанову пришла в голову снять этот фильм? – Вадик Полянин приподнялся, чтобы удобнее было говорить.
-- Ты-то медведь таежный, откуда знаешь?
-- Есть такой красноярский поэт Эльдар Ахадов, мой дядька его хорошо знает. Геологи они.
-- И что?
-- Жил Ахадов в Ленинграде. И был страстным болельщиком местного «Динамо». И вот полетел на матч в Москву. Там «наклюкался» как следует. И вот его, как фильме, по ошибке, грузят в самолет. Но не тот. А в Красноярск.
-- Ничего себе ошибочка! Эдак, почти в шесть тысяч километров!
-- Ага!
-- Прилетает он в Красноярск. Выходит, обвешанный шарфами, флажками с «динамовской» символикой, смотрит на вывеску на аэропорту и понимает, что попал не в город на Неве. Промахнулся малость.
-- Совсем чуть-чуть.
-- Вернулся в аэропорт. По карманам пошарил, нашел несколько рублей. Денег на обратную дорогу не хватит. Ни на поезд, ни на самолёт. На улице мороз за минус тридцать. Пошёл звонить другу в Ленинград. Объяснил что к чему. Тот говорит, что денег нет, надо занять, пару дней займёт, чтобы на билет на обратную дорогу хватило. И у этого друга двоюродная сестра в Красноярске живёт. Сказал адрес, пообещал позвонить, договориться, чтобы приняла горемыку, не в аэропорту же ему мыкаться, пока ему всем миром деньги на обратную дорогу собирают. Поехал Ахадов по указанному адресу. Познакомились.… Влюбились, поженились. Так и остался геолог, по совместительству поэт, на красноярской земле. А потом на дне рожденья Олега Басилашвили этот ленинградский товарищ и рассказал историю. А там был и Эльдар Рязанов. Он и говорит: «Хороший человек. Его Эльдар зовут!» Посмеялся. Но сюжет взял за основу. И когда в аэропорту дедок говорит, что летит в Красноярск – так это привет Ахадову.
-- Красиво! Но не верю!
-- Почему?
-- Из Ленинграда в Сибирь!
-- Поступишь ты холостым в Академию связи, что в Ленинграде, там с девахой познакомишься – аборигенкой. И, что она за тобой, в гарнизон не поедет? Поедет. Любовь!
-- А у меня брат двоюродный иначе женился.
-- Там сестра двоюродная, здесь брат двоюродный. Прямо семейственность какая-то. Мафия семейная!
-- Закончил он авиационное училище. Стажировка у него была в Афганистане -- летал бортовым стрелком.
-- Вот это стажировка!
-- Ага! Можно и не вернутся. Отстажировался.
-- Зато как классно!
-- Много у духов авиации? От кого отбиваться? От «Стингеров»? Выпускать тепловые ловушки? Зашибись служба! Летишь и салют над горами пускаешь, а «очко маленький-маленький как мышиный глаз»! И не знаешь, приземлишься или нет. Духи-то бьют из «Стингеров» в хвост. В тебя, значит. Чтобы долго не мучился. И хоронить нечего было. Обгоревшая тушка где-то в горах.
-- Да, ладно. У каждого своя служба. Я бы был не против, чтобы скататься на «стаж» в Афган. Если мне там служить, так я бы посмотрел, что и как там. Чему научиться, на чем упор сделать. А то преподы учат всему, а сами не знают реально как там. Так, что там с твоим брательником приключилось?
-- Летал он вторым пилотом на грузовом Ан-26. Под Иркутском он тогда был. И во время посадки самолёт загорелся.
-- Как загорелся?
-- Не знаю. Он не говорит, а я не спрашиваю. Сам захочет – расскажет. Зачем совать нос в чужие дела.
-- Это точно!
-- Самолёт горит. Его тушат. Экипаж успел выбраться. Стоит рядом. Ни жив, ни мёртв. Командир полка подъезжает: «Ну, живы? Хорошо! Документы целы?» «Так точно!» -- рапортует брат. «Покажи!» -- комполка руку тянет. Брат и отдал ему сумку-планшет. Командир взял планшет, не открывая его, бросает в огонь.
-- Зачем он сжёг?
-- А зачем работу прокурорским и особистам облегчать? Самолет сгорел. Там фиг чего докажешь. Груда оплавленного металла. А за документы можно и по яйцам кованным сапогом. А так.… Сгорело всё!
-- Толково! Надо запомнить!
-- Командир говорит, мол, всем неделя отдыха! И, по возможности, не показываться на глаза никому. Тихо пить. Если есть деньги – мотайте все подальше.
-- Умно. И по-человечески!
-- Так вот брат выпил. Понял, что Бог его для чего-то на этом свете ещё оставил. И понял, что нужно жениться. А он был ещё тот гуляка…
-- А где ты видел молодого лейтенанта и не гулёну?
-- Так вот. Посидел он и придумал. Отбил всем своим подругам по Союзу телеграмму: «Ты мне нужна – приезжай!»
-- Ни фига себе план! И сколько он так телеграмм отправил?
-- Тридцать семь!
-- Силён парниша!
-- Сколько приехало в Иркутск?
-- Одна! С Украины.
-- Идрить твою через коромысло! А если бы все заявились? Чтобы он делал? Куда бы щемился?
-- Не знаю. Он тогда бухой в сисю был. И не думал об этом.
-- Не план. Авантюра!
-- Полное говно!
-- Мужика можно понять. С того света вернулся. Да, под «шилом» какая фигня в голову не придёт!
-- Ну, приехала девушка к нему. И что?
-- Как, что! Переспали, а поутру предложение сделал. Сын сейчас растёт.
-- Да. Жизнь такая хреновина, что просто так не проссышь.
-- Вам здесь не тут.
-- Что там «за углом» тебя ожидает – никто не знает.
-- А у меня товарищ поступал в лётное училище. Так у него был в детстве отит, чтобы гной выпустить, пробили ухо, или
