— А у нас был огород — сказал Быков. — Летом в начале августа, когда помидоры начинают лопаться на солнце, спелые и сладкие. Нарвешь и попросишь мать яичницу с помидорами. Вкусно так, что потом каждую капельку с тарелки хлебом соберешь.
— А мы с братьями на бахче летом работали. Отец держал, — стал рассказывать Гриша Сметанин. — Так ничего не надо. Только хлеб. Хлеб с арбузом сытнее и вкуснее чем котлеты.
Все улыбнулись. И как то тепло стало на сердце, но только на минуту и снова бой, кровь и смерть.
— Давайте как следует жахнем из минометов, у нас их два и зарядов штук тридцать осталось, — предложил Понамарев. — И по том туда куда били станем прорываться!
— А, что там лесок и овраги! — сказал Сметанин. — Прорвемся!
— Где наша не пропадала! — поддержал Быков. — Только патронов у нас маловато. По рожку на брата!
Стали бить из миномётов и с последним залпом перебежками побежали к леску, отстреливаясь короткими очередями, но когда уже было до оврагов рукой подать ополченцев стал косить пулемет. Ополченцы один за другим падали замертво. И когда добрались до спасительных оврагов их оказывается уже поджидали.
— Живьем брать! — кричал украинский капитан, когда увидел, что ополченцы перестали отстреливаться и значит, что те без боеприпасов.
Завязалась рукопашная. Быков орудовал сапёрной лопатой, и что ни удар так мертвец, и скоро его расстреляли в упор.
У Максимова осталась граната, и он выдернул чеку и бросился прямо на трех сразу. Гриша Сметанина сохранил свой рожок открыл огонь, с ним церемониться не стали и убили на месте.
Алексею Снегирёву прикладом разбили голову. Сергей успел надеть штык нож на автомат и убил двоих на месте, но капитан сильный матерый мужик отбил своим автоматом удар Сергея и тяжелым кирзовым сапогом беспощадно ударил в пах. Пономарев бросился на помощь к Сергею, но ему прострели обе ноги. Всех остальных пришлось убить, так как их не смогли пленить. Троих ополченцев полуживых поволокли обратно в хутор и закрыли в сарае.
— Отвоевались! — тихо прохрипел Понамарев истекая кровью.
— Алексей, ты как? — спросил Сергей.
Снигирев держался за голову и стонал.
На утро тяжело раненых ополченцев вывели и поставили перед строем солдат. Сергея оставили. Он хотел идти с друзьями и даже бросился на одного из пленивших их, но его избили и ударили в голову прикладом и он упал. И только как бы в полумраке и корчась от боли слышал последние слова Пономарева, который громко говорил и выкрикивал перед самой смертью.
— Убивай сволочь! Надоел! — выкрикнул Понамарев. — Патриот хренов!
— Заткни рот!
— Я уже увидел как вы обделались, когда мы прежде хутор брали!
— Не слушайте предателей родины! Приказываю одеть на оружие штык ножи! Последний раз говорю надеть штык ножи!
Солдаты подчинились.
— Коли предателей! Коли! Я хочу видеть их кровь! Я хочу видеть ярость в Ваших глазах!! Вперед патриоты!
Сначала с дрожью в руках они подступили к пленным ополченцам, но только стоило ударить один раз как какая-то невиданная чёрная сила вселялась в их сердца. И они снова и снова кололи несчастных…
Алексей умер от первого удара, а сильный Понамарев ни как не давался и его лежачего снова и снова били в живот, в грудь и в сердце.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
О том, что Сергей в плену его отец Роман Сергеевич Серебров узнал от старинного приятеля тренера по биатлону Славика Игнатова. В молодости вместе катались на лыжах, только Роман забросил, а Славик пошел в биатлон и уже много лет работал и тренировал и жил в Киеве.
Игнатов знал ростовский телефон матери Сереброва и сообщил ему, что сын его в плену.
Серебров молчал, ему было не по себе, Игнатов рассказывал:
— Я же не просто позвоню. Зять мой в тюрьме работает. Человек дрянь, хоть и зять! Говорю как есть, но это тебе на руку. Он за деньги мать родную продаст, ни то что человека из тюрьмы достанет. Я ему сказал, что свяжусь с тобой! Так что ты решил?
— Что я могу думать, я завтра же выезжаю. Денег не много, но все отдам.
Сергей был доставлен в Киев для публичного суда и на время следствия помещен в тюрьму.
В тюрьме их сначала закрыли в одну камеру всех вместе с другими ополченцами уроженцами Донецка и Луганска.
Камера была большая и темная. Зарешеченное окно выходило на противоположную стену тюрьмы. С потолка камеры свисала плесень. В камере ополченцы были не одни, а еще старые местные жители — пакостные клопы делили с ним одни нары. Безжалостно грызли ополченцев и превращали и без того не сладкие ночи в бессонные и мучительные часы.
Виталик Кушнарев из Луганска рвал на полосы простынь, наматывал на выломанною в полу палку и обжигал железные двух яростные шконки. Но все было напрасно. Наверно клопы проникли во все щели и стены и спасались от огня и приходили снова и снова мстить. Но большей напастью стали бельевые вши. Почему то ополченцев как другие камеры не водили в баню и вообще относились как с последними арестантами, но то только тюремщики. Однажды в полночь на двери открылся стальной карман и ноги, так зовут работников хозяйственной части тюрьмы, что остаются отбывать срок на тюрьме протянули большой под завязку нагруженный пакет.
— От братвы! — сказал баландер.
— Спасибо! — сказал Виталик.
— Надо говорить, что от души! — сказал бывалый баландер, вздохнул. — Сразу ясно политические! Там вам и малява от блатных!
— От души! — ответил Виталик делая успехи.
И окошко закрылось.
— Сергей давай смотреть! — сказал Виталик. — Ребята идите все сюда.
Стали открывать и смотреть и доставать на общак — стол в камере, колбасу, конфеты, сигареты и чай. На дне был кипятильник и зечка — большая железная кружка.
Сергей взял письмо и стал читать.
— Вечер в хату! Знаем, что терпите от пупкарей притеснения необоснованно и не по делу! Нам хоть и свами не по пути вы в строю стояли и выполняли приказы, но тюрьма и правильные люди всегда по понятиям жили и жить будут. Прошел прогон, что вас будут расселять в красные пресхаты, чтобы прессовать и выбивать показания. Мы курсуюм вас и курсуем по тюрьме о беспределе, но у правы на красноперых у нас нет! Подогреваем вас с братвой! Желаем, чтобы не прогибались и фарту! Котловая хата номер 345.
— Есть оказывается и порядочные люди! А Сергей? — сказал Виталик.
— Да! Что предупредили хорошо!
— И что с того? Сами говорят, что бессильны.
— Они по понятием живут по этому написали, а ни потому что не могут помочь. Они и так много сделали.
— Когда же станут разводить? — спросил другой.
— Не все равно? — ответил Сергей. — Перед смертью оно не надышишься. Давайте лучше как говорят на тюрьме чифирнём!
А наутро как и курсовала котловая хата ополченцев стали разлучать.
— Давайте пацаны, как говорят фарту! — сказал Виталик освоив тюремный жаргон.
Сергей шел по темным коридорам злой и сжимал кулаки. Серебров решил, что в пресхату ему не по пути и со всего маху зарядил в ухо охраннику. Тот упал. Сергей бросился на второго, тот закричал и отскочил и выхватил дубинку. Сергей не чествовал града ударов и тянулся к шее вертухая. На крик прибежало несколько человек и Сергея повалили на пол и стали жестоко избивать.
— В карцер его! — прорычал корпусной и Сергея поволокли в камеру. — Сдохнешь, как последняя собака! — сказали надсмотрщики и захлопнули железную дверь.
Было темно и сыро. Лавка кровать была не опущена и пристегнута к облезлой стене. Воды в ржавом кране не было, от параши несло нечистотами. От побоев Сергей так и уснул на холодном полу и проснулся от того, что кто-то ползал у него на голове. Это оказалась большая серая мышь, которая как у себя дома забралась на теплую голову Сергея и с комфортом устроилась в немытых волосах.
— Прошла прочь! Гадость, — выкрикнул Сергей и смахнул серую гостью на пол. Пища мышь убегала и махала мерзким хвостом, что погоди, мол еще вернусь, начнешь дохнуть от тоски так еще сами позовешь.
[justify]Кормили Сергея только раз
