... Тягостно и однообразно проходили дни, недели заключения для обречённых невольников судьбы. Особая хитрость властей заключалась в том, что к арестантам применялись методы благостного давления церкви, священников, искренних или нет нам неизвестно, бог им всем судья, но каждая такая встреча заканчивалась не успокоением душ обвиняемых, а борьбой мысли и ненавистью к власти и к суду, как они называли между собой, судилищу. Другой стороной существования в тюрьме были: мерзостное отношение охраны к арестантам и полное пренебрежение к ним, создание для них по указанию властей невыносимых условий содержания. Полное отрешение от мира… Но, всё же, если бы не случаи гибели друзей из-за издевательств охраны, то существование в камерах можно было бы считать сносным и даже благом, ибо вывернутые допросами души заключённых, уже не успевавшие впитать в сердца силы для отпора, находились как-бы в отрешённом состоянии и их уже ничто не могло унизить и отвлечь от мысли правильности выбранного ими их пути. Некоторых из них спасало то, что они писали родным кратенькие записки и стихи, передаваемые через священника и солдат охраны, впрочем не всегда бескорыстно. Князь, в своих размышлениях, писал своей матушке и Е.И. Бибиковой (1795-1861г.г.) (урождённая Муравьёва-Апостол, сестра декабристов - Матвея, Сергея и Ипполита Муравьёвых-Апостол - автор) в апреле на Пасху 1826 г.
Бессмертье тем, кто был любим
И счастье тем,.кто был влюблённым
Мы в жизни часто так грешим
" Громя" любовью непокорных....( слово "Презрев" - замарано в дневнике декабриста)
---------------------------------------------------
Потомки скажут... Мы Святые
Но, грех на каждом друг из нас
И мы в балах графинь любили
Играли в карты-преферанс
Нам офицерам жизнь как карта
Сегодня козырь,завтра блеф
Вино и дам мы "разливали"
Испив по каплям сей венец...
Удивило князя то, что однажды ему сказали, что к нему опять пожалуют следователи и надзиратели, снять с него вновь данные и обмеры. Для чего, было не понятно и странно, неужели – задавался вопросом арестант - вновь поменяли следователей и готовят что-то изменить в следствии по нему. Однажды, уже под утро, Дмитрий Александрович задремал, да так крепко, что даже забыл о кандалах и всех своих заботах. В девять часов принесли кашу в деревянной миске и кружку подслащённого кипятка с кусочком хлеба. С трудом съев баланду и отпив на половину из кружки мутную воду, так как, разбитые охраной губы, уже дважды доставляли невыносимые мучения и боль, он благодаря пище всё-таки кое-как согрелся, настроение улучшилось, и узник успокоено потянулся, вновь осматривая своё убежище, подаренное ему властью, в надежде найти слабые места - звенья в брёвнах, для побега. Днём к нему, как и ожидалось, пришли надзиратели со следователем, молодые, здоровые и крепкие как ярославские быки производители. Их полные сытые и раскрасневшиеся лица говорили о прекрасном здоровье и очевидно о принятии хорошего обеда. Они повторно провели обмер роста заключённого и осмотр. Зачем это было сделано во второй раз, он так и не понял, очевидно их новое начальство потребовало эти хлопоты от безделья. В протокол были внесены; «…Князь Щепин-Ростовский Д.А., штабс-капитан Московского полка, приметы: рост 2 аршина 6 вершков, лицом бел, худощав, глаза карие, нос продолговатый, прямой. Волосы на голове и бровях тёмно-русые. На правой руке выше запястья шрам, след сабельного удара. Под левой лопаткой большая родинка и на правой ноге у колена родимое пятно, впрочем, это уже их не заинтересовало следователя по какой-то причине. Однако позже он понял, следствие это просто формальность, не более. Никого в этой круговерти расследования, не интересовала правда событий. Допросы стали столь редки и краткосрочные, будто кто-то оберегал князя от унижений и физических издевательств, за что ему было стыдно перед собою и товарищами, будто он предал их. Лишь через много лет, когда он уже был в родном Иванкове (1857год.), к нему приезжал один из офицеров охраны, в то время бывший при администрации крепости и отвечающий за положение узников в корпусе равелина. И он многое рассказал о том времени:
«…В те дни вашего заключения, Сукин Ф.Я., во истину был сукин сын, приказал нам делать всё для дискредитации декабристов и участников готовящегося переворота, провоцировать их на самоубийства и нервные срывы, для этого нам и требовалось вас оскорблять в разговорах, особо обращать внимание на свойства переписки вас и их родных и близких. Мы требовали от надзирателей и солдат пытаться выведать, через послания и письма заключённых, их образ мыслей и их дальнейшие предполагаемые действия, и поступки родственников преступников. Доходило до того, что им было предложено брать за передачи писем от государственных преступников, деньги, чтобы не вызывать подозрения у несчастных. И многие попались на этом, в своих передачах выдавали планы освобождения товарищей и, кто был их защитником и ходатаем перед властью…».
[justify]Наверное и над князем, как и над его товарищами по тюрьме, проводили некий медицинский эксперимент выживания, провоцируя разногласия с товарищами, но это быстро провалилось. Князю стало понятно, что очевидно матушка серьёзно включилась в борьбу за его судьбу и судьбы его товарищей. Она обратилась к ближайшей родне, к князю генерал-майору Лобанову-Ростовскому Дмитрию Алексеевичу и его супруге княгине Александре Александровне, урождённой Чернышевой, и они помогали, чем могли, чтобы облегчить участь заключённого... Из их воспоминаний, в письме (1849г.), к княгине Ольге Мироновне: «… Но режим Николая Павловича был так жесток и безжалостен, что эти наши благие намерения и почти все усилия, разбивались о железную волю монарха (многие в обществе думали простое упрямство, так свойственное ему с детства). Вы же княгиня, не зная лично Николая Павловича, в то время искренне думали, что император, как и Вы сами, должен быть жёстким в своих решениях и поступках, при этом великодушен и справедлив к заблудшим. Вечная беда, а может глупость русского человека искренне уверившего в справедливого царя. Николай Павлович Романов, во истино имел именно железную волю, а не христианскую зовущую к добродетели и благородству Душу. Из него вышел бы неплохой актёр, пусть правда довольно посредственный, но актёр какой нибудь захудалой труппы бродячего цирка. Это проявилось, если Вы помните дорогой наш друг, почти сразу по отношению к своему сыну, которого он вывел на холод 15 декабря к войскам, чтобы навсегда вбить в умы гвардии и его, свою волю и силу власти государя над народом, который он называл смердами. Впрочем, дорогая княгиня, если быть до конца истинно честным человеком, по совести мне всегда казалось, что император очень любил сыновей и боготворил их больше чем Россию, как рассказывали наши друзья, он буквально дышал над сыновьями… », но это уже другая история, очевидно одно, как отец, император был образцом добродетели и веры в бога. Что касается судеб людей, для него это был просто спектакль, не более. В столице, в салонах только и говорили о результатах расследования министерством юстиции факта выступления гвардии против власти и о жертвах среди жителей города и гвардии. Так С.Н. Корсаков принеся доклад всемогущему министру, отрапортовал об убитых 14 декабря 1825 года на Сенатской площади четырёх тысяч трёхсот одного человека, из них две тысячи ста одного нижних чинов гвардии, девятнадцати офицеров и одного генерала. Среди жителей города пострадали от ружейной стрельбы и залпов артиллерии; черни две тысячи сто пятьдесят один человек и малолетних двадцать девять человек, тяжко раненых пятнадцать человек, легко сорок восемь. После минутной паузы, последовала ругань и угрозы в адрес составителя рапорта. " Я не могу предоставить такие цифры императору" и перечеркнув доклад, сверху написал другие цифры : Убито -1271," черни " - 903 человека оставалось, малолетних - 19. У общества, было много вопросов к власти, но та, почти всё