Приключения энэлотика Гумпо

дрожью подозрения стал медленно с опаской помещать себя меж Лесиком и кромкой берега на глубину до полу локтя. И, как бы, между прочим, начал палькаться, но, тем не менее, настойчиво спросил:


– А что такое НЛО?
– Ты, может быть, уже закончишь придуряться? - спросила голова Хорузи, которая в воде по уши боролась с течением.
– Да, - ответил Ваня кратко, – Но я забыл, что это значит.
– Что? "Придуряться" или "НЛО"?
– Да. Оба.
– Послушай, Ваня, я тебе отвечу только в том случае, если ты сегодня больше не будешь прикалываться. Если, конечно, это не горячка.
– Да, - сказал Ваня и замер, как суслик в дозоре.
Голова, как-то пристально глянула на него, как-то странно сегментарно дёрнула мокрыми космами и медленно внушительно произнесла:


– НЛО - это неопознанный летающий объект, в котором могут прилететь инопланетяне, чтобы посмотреть, как ты тут придуряешься. А "придуряться" - это значит, чушь пороть, которую ты порешь целый день. "Пороть чушь" - это значит говорить глупости, - на всякий случай добавил Хорузя, - Всё?
– Всё, - солгал Гумпо.


На самом деле после этого ответа у него возникла целая чреда горящих и животрепещущих вопросов. Но он решил пока "затихнуть", однако, ни за что не отставать от этих гуманоидов, пока не разузнает осторожно всех подробностей о тех, кто может прилететь. А с теми будет всё гораздо проще. У этих слишком много нелогичного. Например, как это он и куда это он прикалываетя в то время, как просто сидит своим задом в воде? В общем, потихонечку всё можно узнать, если сразу не попасть в тюрьму - неволя это смерть.


Пока он думал, он смотрел себе на пуп и параллельно размышлял - почему этот пуп не на спине, не ниже и не выше, а именно тут? - сидел и щупал сам себя.


Суча красивыми ногами, Лимпопо почти изящно подошла к нему и, трепыхаясь от нетрезвой качки, вошла в прохладную стихию и, погрузив своё богатое имение в живительную влагу, присела рядом и как-то бестолково и внимательно уставилась на Ваню. Но он, подавленный объёмом накопившихся вопросов, не обращал внимания на Шашу.
И та, ища поддержки, удивлённо посмотрела на Хорузю.


– Придётся отвести его домой, - сказал Хорузя, - Он, где-то сегодня умом повредился. Горький пьяница!
– Заодно питья ещё возьмём! - откликнулся, взбодрившийся плесканием, Елесик.
– А где я живу? - спросил Гумпо, но сразу осекся, подумав, что лишний вопрос сейчас лишний, - Шутка! - весело добавил он, немало испугавшись, что сейчас от них отстанет, и воскликнул, - Попить бы ещё эту жидкость богов и героев!
– Попить-то мы явно попьём. Только дома, - сказал Хорузя, как отрезал,- У тебя сейчас тень и должно быть прохладно. Давай одевайся, мой дарлин!


Ещё одно имя! - подумал Гумпо, но промолчал.


– Смотри, носки не на ту ногу не надень! - пошутила Лимпопо от радости за Ваню и сама же заржала, как пьяная лошадь.
Все засмеялись не над шуткой, а над Шашей.


– Александра, ты его не отвлекай, а то он тут до ночи просидит! - повеселел Хорузя, - А нам пора преодолеть горизонтальные бугры и удалиться в перпендикулярный рай, где ждёт нас радость возлияний нещадная и полная несбыточных мечтаний о непрерывном счастье и достатке! А эти тысячи и тысячи румяных, розовых и бледных ягодиц пусть вожделенно подставляют щёки солнцу и, праздно улыбаясь, блаженно мокнут в пене волн далёких берегов! А нам пора идти, ибо хождение посуху даёт нам почву под ногами!
– Не почву, а асфальт! - заметил Лесик, наблюдая сквозь мудрые стёкла, как Ваня мается с носками.
Пока Хорузя, как Орфей, пел солнечную оду ягодицам, Ваня тихо пыхтел, менял носки с ноги на ногу, о чём-то думал и менял обратно. Шаша склонилась помочь ему одеться:


– Не оставлять же Ваню под рахитовым кустом!
Одежда высохла, но он так мучился, как будь-то, надевал её впервые.
Елесик пристально смотрел туда, где сонмы пляжников "румянят вожделенно ягодицы", периодически косясь на полные ядрёного здоровья ягодицы Лимпопо, которыми она ему приветливо-открыто-праздно улыбалась.


– Ну, что? Всё хоккей? - Хорузя был уже одет и ждал.
– Всё бадминтон! - ответил Лесик.
– Поправился маленько? - спросила ласково Шаша у Вани, когда они закончили с одеждой, - Пришёл в себя?
– Подвинулся. Вернулся, - ответил он.
– Куда подвинулся?
– "Поправить" - это то же, что "подвинуть". И "прийти в себя" - это то же, что "вернуться". Так?
– Точно. Верно, - согласились гуляльщики, а Хорузя добавил:


– И вот, сподвинувшись сознанием, они все тронулись, и начался тяжёлый переход Суворова на летнее время.






ПЕРЕХОДЫ


– Каким путём пойдём, товарищи? - переходя железную дорогу, спросил у всех косматый бородач, похожий сразу и на Карла и на Маркса, идущего по рельсам с ночником - Елесик рядом с ним невероятно смахивал на комнатный торшер с двумя костлявыми худыми ножками под широчайшим абажуром шорт и тонкой шейкой под панамой.
-- Вторым! Вторым! - заголосила Лимпопо, имея виду любой путь, лишь бы не тот, по которому они сегодня в экую жару скатились с Ваней.


Они пошли вторым путём через тупик.
По ходу Гумпо дико озирался, как окруженец, ждущий нападения железной колбасы, но в этот раз она не появилась.
По узенькой тропиночке они дошли до гаражей и, гаражируя вдоль гаражей, взошли на плоский горб бугра.


Дома здесь были словно брошены пригоршней Господа на произвол судьбы. Самострой представлял собой смесь небольших и низеньких хибар и подавляюще высоких башен, которая была разбавлена кудрями флоры - зелёными деревьями, кустами, клумбами и даже беспризорными, на первый взгляд, заборами. Здесь чувствовалось то тепло, которое мгновенно согревает душу - такое единение природы с человеком, в котором живётся спокойно, с добром и любовью. Над крышами низких домишек стояли старинные липы, а дальше над ними высокие белые стены теснили небесную высь, давая в сильную жару столь вожделенную густую тень. Такие небесные скрёбы всегда создают во дворах непрерывный сквозняк, в котором летают воздушные змеи, воздушные птицы и даже пустые пакеты, которые кружатся долго, как птицы. И змеи завидуют им - ведь, все кульки летают без верёвок!


-- Ой! Кошка с дерева упала и не может встать! - воскликнула печально Лимпопо.
-- Она не падала. Она лежит под ним и спит, - растолковал Хорузя, - Смотри, какая лепота! - указал он своей шерстяной бородой на парящий по небу пакет.
-- Да, лето - это хорошо! - вздохнула Шаша.
-- Лепота! Лепотень! Лепотятина! - крутил Елесик радостно панамой, - Красота! Красотень! Красотятина! Ах, ты дрянь! Срамотень! Срамотятина! - докрутив головой, он упал, как торшер, громыхнув костями об дорогу. Одно стекло в очках разбилось, выпало, и он стал похож на циклопа. Но сами очки не свалились - они были крепко привязаны тонкой верёвкой к затылку.
Он помолчал примерно полторы минуты, но до того натужно, что этого молчания никто не вынес, но и нарушить не посмел. Все преклонились к нему и скорбели, как по великому вождю или отцу народов.
Ему это очень польстило, и он сказал сквозь ротовую щель:


-- Сегодня обязательно напьюсь!
И все сказали "Хорошо!" и тоже сильно захотели это сделать.


Внезапное несчастье всех сплотило и все, как будь-то, обострив своё внимание, настырно целеустремились к магазину.
А гордый Лесик, как Джузеппе Гарибальди, израненный в сражениях, хромая шёл за ними, как за своим отчаянным повстанческим отрядом.


Идти пришлось совсем недолго.
По пути им попалась упитая тётка, которая, раскинув руки самолётиком, ловила транспорт посреди дороги. Машинок было здесь немного, и она успевала не дать им проходу.


-- Вот, верный признак: где-то рядом магазин, - сказал однолинзовый следопыт.
-- А, что? Хорошее занятие – ловить машинки! Не надо терять драгоценное время в тусовках, где женщины, мужчины и природа – всё превращается в предметы сделок! – раздумчиво сказал Хорузя.


А Гумпо отметил, что автомобили слишком примитивные, но всё равно казалось, что они по дороге порхают, а ласточки в воздухе звонко бибикают.
Высокая белая мачта, как кол в бесконечность, вонзалась в небесную синь, а рядом сквозь ветви деревьев виднелась какая-то фабрика, покрытая сплошь зеркалами и пластиком. Предназначения зеркал на стенах он не понимал, но было, всё-таки, красиво – в них отражались стены зданий, облака, деревья, птицы…
А, может быть, это были солнечные батареи или ещё какая-нибудь неизвестная чучупань.


Возле толстосукового дерева не очень крепко на ногах стоял какой-то очень крепкий человек в полосатой маечке и, куря специальную палочку, пристально бдил в беспредметную даль. Но тут он, видимо, немножечко вздремнул - сперва у него изо рта выпала курительная палочка, а потом он и сам упал. Упав на четвереньки, он увидел землю и сильно закричал:


-- Земля! Земля!
Елесик пропищал ему:
-- Куда путь держите, товарищ капитан?
Тот очень долго задирал свою всклокоченную голову, что бы увидеть место, из которого вышел вопрос, но Елесик его вразумил:
-- Да, хватит уже путь держать! Отпустите свой путь!
-- Вставайте, капитан, уже приплыли! - сказал Хорузя зычным басом.
И человек в тельняшке встал, поднял свои натруженные веки и, приложив ладонь почти к затылку, отрапортовал:
-- Задание выполнил. Какие