теория относительности

отрицательно покачал головой:
- Нет. Наш «Чак Норрис» предпочитает белки. Вон тот мешок, доверху набитый сырками, - его.
- Сырки нам ни к чему, нам мышечная масса без надобности, мы уби-ваем врага силою мысли. А для мысли нужна энергия, а лучший источник энергии что? Правильно – сало! - Жора расслабился и решительно отрезал довольно солидный кусок. Он взвесил его на руке и удовлетво¬ренно крякнул.
- На сегодня хватит. Пошли.
Жора проживал на шестом этаже в комнате с их общим одногруппни-ком Юрой Бунём, по прозвищу - Боярин. Такое солидное прозвище он полу-чил после забавного приключения, случившегося с ним.
Однажды, во время очередного студенческого застолья в узкой компа-нии, в комнату вошел уже изрядно «налитый» где-то Юра Бунь. Узрев на сто-ле малогабаритные рюмочки, он изрёк презри¬тельное «ге-ге-ге», тем самым покрыв всех присутствующих позором. Затем он сел за стол и потребовал се-бе полноправный гранёный стакан, сам наполнил его до краёв и чинно про-изнес:
- Ну, бояре, вздрогнули.
Однако после первого же глотка что-то случилось. Юра остолбенел на некоторое время. Он позеленел, затем покраснел. Глаза его вылезли из орбит и от¬разили шевельнувшееся в мозгу удивление. Он поставил стакан на стол, крепко зажал рот ладонью и удивительно проворно выскочил из комнаты, хотя ещё минуту назад казалось, что он едва стоит на ногах.
С тех пор Юру Буня друзья называли Боярином, иногда с лёгким зло-радст¬вом напоминая ему связанный с этим прозвищем забавный эпизод его жизни. Боярин в ответ ограничивался нечленораздельным ворчанием, но это так, для виду, на самом же деле в душе он испытывал «чувство глубокого удовлетворения», всё-таки, как ни крути, а прозвище солидное. Подлинную историю его происхождения всё равно мало кто знает.
Кроме того, Боярин имел единственную на весь факультет, а может быть, даже на весь институт огненно-рыжую шевелюру, которая становилась еще ярче, когда он выпивал. Такое загадочное превращение, по известным сведениям, наукой пока ещё не объяснено.
В обычной жизни Юра Бунь был в меру серьёзен, в меру тих, в меру немногословен. Выпив чего-нибудь алкогольного, любил пофилософствовать о смысле жизни, поиграть на гитаре и после всего этого завалиться поспать, как правило, не снимая бо¬тинок. Впоследствии, проснувшись и тупо глядя на грязную простынь, он терроризировал своего товарища по комнате вопро-сом: «Хто топтался на моей постельке?»
Все выше перечисленные качества его характера и облика играли весь-ма интересную роль в жизни. Некоторые девушки находили Юру очень сек-сапильным. Особенно, первокурсницы, которые, только что, вырвавшись из-под тоталитарной опеки родителей, испытывали непреодолимую потреб-ность побыть «плохими девочками». А тут такой представительный парень, с такой рыжей-рыжей шевелюрой, уложенной в стиле «а-ля рок-н-ролл», да ещё с таким прозвищем… Не иначе, как самый крутой мэн в общежитии. С таким не стыдно и во все тяжкие пуститься на какое-то время, чтобы было что потом внучкам рассказать.
В комнате у Жоры Валентин лежал на кровати, рассеянно перебирая струны гитары. А сам хозяин в кухонном цветном переднике колдовал возле электрической плитки. Когда вода закипела, он отсыпал в кастрюлю из ме-шочка немного лапши, посыпал соль и закрыл крышку.
- Веришь, нет, - сказал он, подбоченясь ложкой, - как только всё будет готово, сюда прикатит Кузя. У него есть необъяснимое наукой чутьё на пи-щу. Придёт и скажет: «Ну, что у тебя, Мацик, есть похавать? С голоду пух-ну». Это как пить дать. Помни моё слово.
- Он же у нас охотник и рыболов, да к тому же, дикий путешественник. Находить добычу и пищу для него выработанный инстинкт. Это всё равно, что верблюд – воду, – сказал Валентин, глядя на Жору и думая о том, зачем он всегда надевает этот цветастый передник. Чего он боится? Заляпать свои видавшие виды, давно уже потерявшие свою респектабельность спортивные штаны?
- Возможно, - согласился Жора.
За стеной, в соседней комнате слышались звуки какой-то возни.
- Что там твои соседи делают? - поинтересовался Валентин.
Жора вопросительно посмотрел, но тут же безразлично махнул рукой.
- Кто? Эти?.. Ты знаешь, во мне все больше укрепляется мнение, что эти парни - гомики.
- С чего ты взял?
- Смотри сам. Здоровенные мужики. «Качаются» постоянно. Не уроды. А занимаются неизвестно чем. То боксерские бои устраивают в комнате, то бо¬роться начинают. К ним бабы раньше частенько захаживали, - Жора ус-мехнулся. - Ты знаешь, что они с ними делали?
- Что?
- Верхушки акробатических пирамид. Представляешь?
- Ну и?..
- Что, ну и?
- Что потом?
- В том-то и дело, что потом ничего. Тем, видно, надоело такое без-обра¬зие, и они начали возмущаться. И я их понимаю: ну, можно подурачить-ся для возбуждения, но надо же меру знать, пора бы и делом заняться. Так эти лошары вытолкали девушек пинками да ещё обозвали неприличными сло¬вами. И это всего лишь за то, что несчастные потребовали исполнения ес-тественного желания. Теперь к ним ни одна баба не ходит. И правильно де-лают, - Жора отхлебнул из чайника воды, громко прополоскал рот и прогло-тил. – И что самое интересное, весь блок такой подобрался, - он выразитель-но покрутил пальцем у виска. - Железок понатаскали. «Качаются». Ты видел, возле умывальника?
Валентин кивнул.
- Потом бесятся. Только что в войнушку не играют. А так - весь набор дет¬ского сада. Постоянно в блоке шум, музон на полную катушку. Умереть не встать! Я ж человек культурный. Я не могу допустить грубость со своей стороны. Приходится терпеть. Но! - Жора поднял вверх указательный палец и как-то неестественно выгнул его в обратную сторону.
Валентин невольно попытался сделать так же. У него не получилось.
- Но есть проверенное средство. Я же всё-таки пятый курс, - Жора, за-ложив большой палец подмышку на манер вождя мирового пролетариата, самодовольно перебрал пальцами по груди как по баяну. – Когда мне всё на-доедает, я прикидываюсь в стельку пьяным, высовываюсь в блок и кричу: «Ссссюда-а-а!» Всё сразу затихает.
Действительно, возня в соседней комнате прекратилась.
Валентин усмехнулся.
- Просто они еще маленькие, а никакие не гомики.
- Хороши малыши! – возмутился Жора.
- Кстати, о гомиках, – Валентин хитро прищурился. - Давно хотел тебя спросить, да всё удобного случая не представлялось. Ответь мне конкретно, как разведчик разведчику. Я всё пойму. И после этого ты не перестанешь быть моим другом. В конце концов, мы ведь живём на пороге третьего тыся-челетия. Времена мракобесия и ханжества проходят, надеюсь, безвозвратно, ростки пилю... пилюрализьму и общечеловеческих ценностей всё больше и уверенней пробивают старый асфальт нашего костного мировоззрения…
- Короче, чё спросить хочешь? – Жора заметно занервничал.
- Какого хрена ты надеваешь на себя этот дурацкий передник? Смотрю я, теряюсь в догадках. Это что, ты такой аккуратист? Отпадает. Я тебя не первый день знаю. Это такой способ гражданского протеста? Или, может быть?..
Жора решительно выставил руку и предостерегающе пошевелил своим длинным указательным пальцем.
- Нет, - сказал он, - этого не может быть. Просто этот передник переда-ла мне мама и просила, чтобы я всегда надевал его, когда буду готовить ку-шать. Что я и делаю. Всегда.
Валентин внимательно посмотрел на своего друга, который не переста-вал удивлять его уже который год.
- Лапша поспела.
Жора схватил кастрюлю и помчался к умывальнику. Валентин тем временем поставил на плитку сковороду и разложил на ней кусочки сала.
- Боярин, я так понял, здесь не живет, - сказал он.
Жора поставил кастрюлю на стул и плюхнулся на кровать.
- Нет. Сюда он забегает иногда тетрадки захватить и попутно нагово-рить мне пару-другую пакостных словечек. Всё время пропадает у своей люббови, - он презрительно искривил губы.
- Тебе она не нравится?
- Разве речь идёт обо мне? Я его не понимаю.
-  Разве любят только за красоту? Может быть, у них внутренняя гар-мония.
- О какой гармонии... Я, вообще, не представляю, какие у Боярина мо-гут быть душевные порывы.
- Наверно, ты плохо знаешь его. Возможно, он - тонкой души человек.
Жора снисходительно улыбнулся:
- Знаешь, как они сошлись? Все ЭТО устроил я.
- Неужели? Ну-ка, просвети меня тёмного, - Валентин поудобнее усел-ся на кровати.
Жора встал и, напустив на себя значительный вид, стал прохаживаться по комнате взад-вперед по диагонали.
- Всё произошло в один из тех кошмарных вечеров, когда многие были не¬достаточно трезвы, а некоторые и вовсе…. в дребадан. (Праздничек какой-то был огульный.) Диско-танцы в переходе в разгаре. Я, будучи под соответ-ствующим гра¬дусом, решился пригласить кого-нибудь… подрыгать. (Ты же знаешь, как я танцую.) И в этот самый момент подвернулась мне под руку Татьяна… А подвернулась как?
- Как?
- Иду я, значит, выбираю жертву в толпе. И тут она как из-под земли выросла передо мною. Сейчас-то на трезвую голову понимаю, что не я вовсе жертву искал, а сам ею чуть было не оказался. Я пытаюсь обойти её и не мо-гу: кругом народ. Протиснуться невозможно. А она свою грудь вперёд… Ку-да мне было деваться?.. Ну, танцевали мы, танцевали... Точнее, она танцева-ла. Я только ногами передвигал. Теперь уже не помню, то ли нечаянно, то ли умышленно, моя рука по её спине сползла прямо на то самое место, - Жора таинственно замолчал.
- Ну и?
- Ну, и она убежала.
- Куда?
- На кухню. Понятия не имею, скорее всего, это всё женские штучки. Я помню, что не понял, какого... она свалила, и поплелся за ней. За объясне-ниями. Гляжу, стоит, в окно смотрит. Я говорю: «Ты чё?» Она мне: «А ты чё?» Я: «Я ни чё». Она: «В самом деле?» Я: «В самом деле». Она показала мне, что поверила в отсутствие у меня злого умысла и великодушно соизво-лила простить. И направились мы в об¬ратном направлении. Ё-па-ма.
У перехода Танька пошла вперед, а меня тормознул Боярин. Он еле на но¬гах стоял, а взгляд его совсем мутный был. Ты его знаешь, он никогда не пропустит случая, чтобы меня не смешать с дермецом. Говорит: «Ох, ох, Ма-цик бабу сцепил! Надо же, нашёл! Задница её, небось, понравилась. Лоша-ра!». И давится со смеху, козёл. Я сначала немного смутился от того, что он задницу упомянул. Подумал: откуда он знает, что я её за ЭТО место схватил. Видел, что ли? Потом, правда, понял: все мы, мужики, одинаковы. За что ба-бу ещё хватать? Сам, небось, тоже не раз хотел… И говорю ему: «Что ты мне про задницу… Ты посмотри на её губки. Они как маки. А их сладостный из-гиб не удержит тебя от желания поцелуя. Но ты в женщинах всё равно ниче-го не понимаешь. Ты только про задницы думаешь». Я махнул рукой, но на-блюдаю. Вижу, Боярин озадачен. Его выражение лица надо было видеть - словами этого не передать. Голова, как у зомби, повернулась туда, куда ми-нуту назад упорхнула Татьяна. И он на автопилоте двинулся туда же.
Вот так началась история этой, как мы теперь имеем возможность ви-деть, большой любви. И я рад, что имею к этому непосредственное отноше-ние. Очевидно, слово «губки» было «вирусом», который сбил его похабную программу, рассчитанную только на то, чтобы без зазрения совести перво-курсниц окучивать.
Жора сел и с чувством собственного достоинства сло¬жил руки на гру-ди.
- Бросай сало в лапшу. Сейчас Кузя присунется.
Как только Жора умолк, в коридоре послышались шаги. Казалось, кто-то идёт на