теория относительности

челове-ческие стали оцениваться по возможностям и способностям извлекать мате-риальную выгоду. А поэтому наиболее уважаемыми людьми становились «челноки» и бандиты, грабящие их. Как те, так и другие - предполагаемые в будущем капиталисты, а, значит, так называемые хозяева жизни. Почему «хозяева»? Да потому что как старался Господь завлечь людей? То землёй обетованной, то вечной жизнью после смерти. Золотой Телец, гарантирую-щий все возможные блага здесь и сейчас, твёрдо держит свои позиции, в свя-зи с чем устоявшийся миропорядок изменить пока не удаётся. И если не всё, то многое зависит от тех, кто наиболее усердно поклоняется Золотому Тель-цу.      
Поскольку студенческая молодежь – это всё-таки молодежь передовая, с повышенным чувством честолюбия и повышенными жизненными амби-циями, поэтому на то время в Брестском политехническом институте среди студентов уже встречались и «челноки», и бандиты. Каждый занимался тем, чем мог заниматься в силу материальных, умственных и физических воз-можностей.
Как человек, знакомый с азами политической школы, следовательно, хорошо осведомлённый о способах влияния на человеческое сознание в бла-гоприятную для себя сторону, Андрюха Горкин всегда появлялся на занятиях с большой дорожной сумкой, в которую он обычно укладывал товар и кото-рая в данном случае служила атрибутом принадлежности к соответствующей касте предполагаемых будущих капиталистов. Другого объяснения, почему он таскал по аудиториям этот баул, в котором находились только две тетрад-ки, в голову не приходило. К тому же, Горкин в институте был не один та-кой…
Представители же другой касты всегда приходили на занятия в спор-тивных костюмах.
Горкин, войдя, поднял руку в торжественном приветствии:
- Приветствую вас, бледнолиц… э-э-э… белорусые братья мои!
- Приветствуем тебя, вождь красножоп… - начал было Васька Хватов, но Шурик зажал ему рот своей огромной ладонью.
Все в аудитории засмеялись.
Горкин прошёл, сел за ближайший стол. Его тут же обступили студен-ты.
- Ну, давай, рассказывай, чё видал в бывшей столице нашей когда-то общей необъятной Родины? – подсел Васька Хватов.
Андрей не спеша открыл молнию в огромной сумке, достал из неё тет-радку, аккуратно положил на стол, указательным пальцем сдвинул очки к пе-реносице, окинул окружающих взглядом, исполненным чувства собственно-го достоинства и начал говорить. Манера разговора у него была тягуча, слова произносил как бы нараспев, от чего создавалось впечатление значимости и основательности:
-  Чё рассказывать? Москву превратили в один большой базар. На каж-дом углу что-нибудь продаётся. Всё есть! Но цены… Ещё кажется, что про-давцов больше, чем покупателей. Вот. Рубель падает медленно, но верно… И вообще, Россия голодает! Я сыры возил на этот раз, так прямо на перроне в течение десяти минут всё распродал. В Ижевск ехал уже пустой. Там зата-рился электроплитками. Думаю, махнуть через пару дней в Польшу…
- Сколько доллар сейчас?
- Много.
- Скоро деньги начнём в рюкзаках носить, - ухмыльнулся Жора.
- Да, продали Россию! – заключил Андрей.
- А ты что в настоящий момент делаешь? – ехидно заметил Жора.
- Я? – Андрей удивлённо вытаращил глаза. – Я зарабатываю себе на  жизнь! Кто виноват, что в нашей да и в вашей стране нельзя просто жить и учиться спокойно, не беспокоясь о том, что «завтра» всё-таки наступит. По-тому что когда «завтра» наступит, ты будешь стоять голый и босый на распу-тье, как тот хрен с картины… Никто о нас с вами не позаботится, если мы сами о себе не позаботимся. В России сейчас всё идёт с молотка. Те, кто си-дит у власти, – обыкновенные шкурники. Каждый только на себя одеяло та-щит - благо, пример показали. И плевать они хотели на всех и вся! Каждый - с высоты своего кабинета. Чем выше кабинет, тем оглушительнее плевок. Так что о нас, убогих, никто не вспомнит. Поэтому бери, хватай, что ближе лежит, и вези туда, где выгодно толкнёшь, не то так и помрёшь в нищете… Вон, мои предки… всю жизнь горбатились на заводе, денюжки на книжке копили, машину сыночку хотели к свадьбе купить. Пускай теперь себе на эти деньги буханку хлеба купят. Я на тачку сам себе как-нибудь заработаю…
- Да! – Васька в сердцах стукнул по столу. – Дожились. Мало нам пе-чали, так ещё свои корешки иностранцами стали.
- Зато все мы сейчас независимые, - иронично заметил Валентин.
- Ага! – подхватил Васька. – Вовчик  Ляшук - сейчас самостийный хо-хол.
Все рассмеялись.
- Это надо отметить, - предложил кто-то.
- О! Единственная путёвая мысль в этом базаре, - заметил Шурик.

Звонок прозвенел уже давно, но только через несколько минут в кори-доре послышались торопливые шаги. В аудиторию стремительно вошёл Вла-димир Петрович Петровский. Он на ходу буркнул "здгасьте", что означало «здрасьте», положил внушительную кипу бумаг на стол, выглянул в окно и застыл в таком положении. Показалось, что у него «кончились батарейки»… Он молчал несколько минут, а затем, не отводя взгляда и не меняя положе-ния, заговорил.
Владимир Петрович был, несомненно, личностью неординарной. Его внешний вид отвечал всем требованиям классического образа гения, каким таковой обычно рисуется в воображении широких масс населения, а впо-следствии показывается в кино. У него почти всегда волосы на голове изо-бражали полный сумбур, даже на следующий день после посещения парик-махерской. Лицо закрывали очки с крупными стеклами, за которыми угады-вался всегда растерянный взгляд. Костюм на его щуплой фигуре лежал плохо и имел вид довольно печальный. Локти на пиджаке безобразно выпирали и лоснились металлическим блеском. Брюки были почему-то гораздо короче, чем следовало. Ну, не дать не взять – гений, и всё тут.
Часто Владимира Петровича можно было увидеть бегущим по коридо-ру, уткнувшегося в ворох бумаг, искусно лавирующего между прохожими, умудряющегося чудесным образом не натолкнуться ни на одного из них.
У необычных людей все необычно, включая и личную жизнь. Влади-мир Петрович был когда-то женат. Говорили, что жена его не вынесла жизни с гением в одной квартире и сбежала с человеком гораздо более приземлен-ным, может быть, даже слишком. При этом она оставила Владимиру Петро-вичу двоих сыновей, мотивируя это тем, что, мол, ты умный, ты и «воспи-туй».
С одной стороны общество с пониманием отнеслось к её бегству, но то, что она бросила детей, играло не в её пользу. Однако жена Петровского была из тех, кому наплевать на общественное мнение. Таким живётся одинаково легко, независимо от общественного мнения.
А сыновей Петровского часто можно было встретить в институте. Они всегда были прилично одеты и подстрижены и, очевидно, не считались труд-ными детьми. Владимира Петровича такое положение вещей не устраивало. В разговорах с коллегами он называл их оболтусами, на что те философски замечали, мол, не всем же быть вундеркиндами, достаточно, если дети вы-растут просто хорошими людьми.
Часто занятия Петровского прерывались тревожным возгласом лабо-рантки:
- Владимир Петрович, Берлин на проводе!
Вместо Берлина мог быть и любой другой город Европы. Это не удив-ляло. Научные книги Петровского издавались и продолжали издаваться за границей. Владимир Петрович уходил в кабинет кафедры к телефону и вско-ре возвращался весь сияющий. Но не гордостью за самого себя он перепол-нялся в таких случаях, а в очередной раз убеждался, что не зря живёт на этом свете. (Иногда ещё встречаются люди, черпающие жизненные силы в собст-венной необходимости другим.)
- Дгузья, ещё газ хочу вам повтогить, что для меня основной задачей является научить вас мыслить, а не пгосто пегесказывать матегиал, - говорил Петровский. - Умение мыслить - это главное, что отличает человека от жи-вотного. Что касается сегодняшней темы, то можете почитать об этом в учебниках, но там этот вопгос изложен не весьма… В моей новой книге, над котогой я сейчас габотаю, будет все несколько иначе. Поэтому советую вам посещать лекции.
- Владимир Петрович, - поднял руку Шурик.
- Да? - Петровский отвёл свой взгляд от окна и повернулся к нему.
- А сколько вы получаете за книгу?
Петровский улыбнулся снисходительно:
- Вообще-то, это комегческая тайна, - сказал он, - но могу сказать, что в «застойные вгемена» за один печатный лист платили сто гублей. Но не поду-майте, что это слишком много. Если учесть, что пегед вашей фамилией на обложке будет написано три или пять, то сами считайте…
- А почему такое происходит? - воскликнул кто-то.
Петровский опять улыбнулся.
- Дгузья, мы живем в такой стгане, где обычные гамки не подходят, а законы человеческой жизни несколько иные, чем в дгугих частях света. Это всё авно, что в одной комнате законы тгения и ггавитации габотают, а в дгу-гой - нет. Это есть аномалия, своего года полтеггейст. Но тем не менее… в любой цивилизованной стгане за научную мысль хватаются мегтвой хваткой. Почему? Потому что цель науки состоит в том, чтобы сделать жизнь нашу легче, лучше, наконец, удобнее и дешевле. А у нас (я имею в виду одну шес-тую часть суши, что когда-то именовалась СССГ) каждую идею пгиходится пготалкивать неимовегными усилиями. Некотогым это стоит жизни. Вот и получается, что для того, чтобы вышла в свет ваша писулька, нужно, чтобы на обложке, где обычно печатают имена автогов, была не одна ваша фами-лия, а тги фамилии минимум. Пги этом ваша фамилия будет тгетьей. Потому что втогой фамилией будет напечатана фамилия того человека, с котогым до-говогюсь я, чтобы он договогился с тем пегвым. Вот так.
- Так уехали бы на Запад: Вашими разработками там пользуются, - ис-кренне удивился Шурик.
Петровский улыбнулся снова.
- Дгузья, как я уеду? Здесь моя Година. Уехать было бы слишком пго-сто. Надо все сделать для того, чтобы здесь жизнь стала достойной людей, живущих в этой стгане. Если я ганьше сказал: «в дгугих цивилизованных стганах», - это не значит, что мы нецивилизованный нагод. Это совсем не так. Мы пгекгасный нагод. Это подтвегждает истогия. Нам есть чем гогдить-ся. Повегьте! Пгосто геволюционнные катаклизмы пгегвали естественное те-чение эволюции, исказили сознание, а значит, и бытие. Пгоизошла подмена ценностей. То есть стегжень хгистианского миговоззгения, на котогом кге-пилось наше общественное сознание, был сгыт, и во главу угла поставлено надуманное классовое сознание.
Но пгигодой так установлено, что любой огганизм, гастения, или жи-вотные, или общества, каждый из них газвивается по своим ногмам. Если мы согнем молодое дегевце, мы добьёмся искгивления части ствола, но его вег-хушка всё авно напгавится ввегх, к солнцу. Это же касается и общества. Как бы мы ни пытались упгавлять законами эволюции, стгемясь ускогить, или замедлить, или пегенапгавить газвитие, ничего из этого не получится. Обще-ство, как и любой дгугой огганизм, очищается от всего наносного, шлаков, бактегий. Оно вегнётся к естественному погядку вещей.
Так что не падайте духом. Все эти пегедгяги вгеменны. Жизнь вечна - помните об этом. И вы сможете пгеодолеть всё.


Глава 5


Технический вуз, вообще-то, не может похвастать дисциплинами, ко-торые можно было бы посчитать увлекательными в широком, общепринятом понимании этого слова. Конечно, существуют индивидуумы, которым не дай поесть, только позволь