иврите все же звучит короче, а слово автовокзал, почему то было не в ходу) они решили идти пешком. И еле дошли. Было не просто жарко, а как-то особенно, невыносимо жарко! Ванька на полдороги расхныкался, и идти отказался. Андрей нес его на шее. Путь занял около часа, а ощущение было такое, будто прошли насквозь пустыню Сахара.
Они даже не знали в чем дело, а дело было в том, что в этот день дул Хамсин. Так назывался южный ветер, который при-носил сухую жару откуда-то из Египетских пустынь. Когда задувал Хамсин, температура воздуха вплотную приближалась к отметке 50 (это в тени), и все живое в стране пыталось залезть под кондиционер, а если это было невозможно, то хотя бы в тень!
Они еще не знали, что Хамсин, это стихийное бедствие, практически. Более того, они даже не знали, что такое вообще бывает, а потому, просто удивлялись, что как-то уж больно сегодня жарко.
Они сели в Тель-Авивский автобус, и покатились с гор вниз, к синему Средиземному морю. В автобусе было прохладно, они пришли в себя и начали вертеть головами, наблюдая, как горный пейзаж постепенно превращается в степь, рассматривая поселки по сторонам шоссе, которые были так не похожи один на другой. Они просто еще не знали, что поселения евреев и арабов можно отличить друг от друга с первого же беглого взгляда.
Справа проплыл уже знакомый им аэропорт, и вскоре авто-бус уже ехал по улицам Тель-Авива. Даже на москвичей, город этот произвел впечатление. Он был действительно большой! Как такое может быть? - недоумевал Андрей – во всей стране живет шесть миллионов человек, откуда берется ощущение, что Тель-Авив сопоставим по размеру с Москвой?!
Это ощущение не было обманчивым. Тель-Авив действительно занимает большой кусок святой земли, потому, видимо, что застроен он преимущественно, двух – трех, максимум пятиэтажными домами (не считая, разумеется, нескольких помпезных, прилепленных к левантийскому этому городу «небоскребов»).
Какая-то мешанина была вокруг! Маленькие частные домики и типовые многоквартирные. Здания почти европейского стиля, и какие-то кургузые постройки, создатели которых, явно были даже не знакомы с самим понятием «архитектура». Шикарные магазины, и убогие лавчонки, и помойки, и сохнущее на веревках белье, и уличные кафешки. Все в куче, все сразу, и всего много!
Потом, Андрей подробнее познакомился с этим городом, понял, что он включает себя несколько разных городов, каждый из которых не похож на другой. Более того, если угодно, он включает в себя несколько разных культур и эпох…
Но это все Андрей понял много позже. Первое же впечатление у них с Леной сложилось однозначное – помойка!
Совсем другое дело, оказалось море. Средиземное море! Моря Андрей любил всегда, и самым замечательным, разумеется, было Черное. Куда до него мутным, да мелководным Азовскому и Балтийскому!
Средиземное море началось с запаха. Его еще не было видно за последним рядом зданий на набережной, а запах, такой характерный запах моря, уже появился в воздухе! Андрей заволновался, ускорил шаг и увидел его… Великое, овеянное легендами, голубое Средиземное море!
Набережная выгибалась дугой, обрамляя залив. За полосой пляжа тянулось шоссе, вдоль него росли одинаковые пальмы, а за шоссе высились громады отелей. Красиво было так, что захватывало дух!
Вода оказалась очень теплой, и столь же соленой. Она была почти горькой на вкус. Был прибой, волны с шумом накатывали на берег. Андрей искупался, покачался на волнах, по-плавал.
Лена купаться не рвалась, она не особенно любила это занятие. А вот Ванька…, оказалось, что он боится моря! Он отказывался заходить в воду, не поддавался ни на какие уговоры, плакал и кричал, что хочет купаться в нормальной речке без этих волн! Андрей потерял терпение, и силой затащил его в воду, чем вызвал у сына настоящую истерику. Пришлось вернуть его на земную твердь и оставить в покое.
Между тем, дело шло к вечеру. Солнце опускалось к поверхности воды, и забирало с собой жару. Они сидели на полупустом пляже и смотрели на закат. Спиной к городу, лицом к морю. Где-то там, за линией горизонта, очень далеко, лежала Европа. Оттуда, со стороны европейского берега, один за другим шли на посадку, низко над их головами, огромные аэробусы. Чуть не каждые пять минут по штуке.
Почему-то все это вместе, солнце падающие за горизонт, красивые здания отелей на набережной, и идущие неиссякаемым потоком над головой самолеты, вызвали у Андрея безотчетную, нет, не тоску даже, а предчувствие будущей великой тоски! Он затравленно посмотрел вокруг, пытаясь понять, чем это вызвано, и вдруг вспомнил, что очень похожее чувство он испытывал уже, когда-то совсем не давно, но, как ни старался, вспомнить тот случай ему не удалось. Прекратив бесплодные потуги, он махнул, с досады, рукой.
-Что это с тобой? – Улыбаясь, чуть встревоженной улыбкой, спросила Лена.
Она уже некоторое время внимательно наблюдала за ним.
-Да, ничего – ответил Андрей, рассеяно глядя на жену.
-Ты какой-то грустный – сказала она и погладила его по руке.
-Да нет, ничего, Лен, ничего – ответил он, стараясь улыбаться.
Его ответ потонул в вое двигателей очередного «Боинга», а Ванька, вдруг спросил: Па, а мы можем полететь на самолете? К бабе Ноне? А?
-Конечно можем, Вань – ответил Андрей, и все в его глазах подернулось пеленой слез – или баба Нона прилетит к нам.
-А когда она прилетит? – не унимался Ванька
- Скоро, маленький, скоро! – ответила за Андрея Лена…
Да, таким было их первое свидание со Средиземным морем. Больше пока не получалось, поездка обходилась довольно дорого, а доходов не было. Но теперь, теперь все должно быть по - другому! Теперь-то он работает!
И на следующий день Андрей впервые вышел на работу. Работа действительно оказалась тяжелой. Да нет, он даже не предполагал, что работа может быть так невероятно тяжела! Его с места в карьер поставили на мойку посуды. Нет, посуду не нужно было мыть руками, это делала мощная посудомоечная машина, а обслуживали ее, машину, двенадцать человек.
Выглядело это примерно так: За широким металлическим прилавком работали пятеро. Двое с одной стороны, трое с другой. На ту сторону, где находились двое, официанты сваливали подносы полные грязной посуды. Эти двое, сваливали остатки с тарелок в пластиковые баки, а пустые тарелки, блюдца, чашки, бокалы, стаканы передавали на другую сторону прилавка, где работали трое и среди них Андрей. Под каждый вид посуды имелся свой, особой конструкции, пластиковый поддон. Посуду надо было расставлять в эти под-доны, попутно сортируя. Поддоны под блюдца и тарелки ставили на прилавок, под бокалы, и остальную стеклянную лабуду, на направляющие над прилавком.
Посуда шла непрерывным потоком. Руки постоянно находились в движении, некогда было даже почесаться. Поддоны наполнялись стремительно, полные бегом несли на ленту машины, хватали из стопки пустые, ставили на прилавок, и снова их наполняли.
На выходе, чистую посуду принимали двое. Они выхватывали из машины поддоны, ставили на такой же, как на приеме прилавок, вынимали ее из поддонов и расставляли по полкам передвижных стеллажей. Поддоны, по сортам, склады-вали в стопки на тележки и отвозили обратно на прием.
Понятно, что любое промедление в этом цикле было смерти подобно! Они бы просто засыпались и утонули в потоке посуды! Поэтому, от поста к посту непрерывно курсировал начальник, араб по имени Наджати. Давай, давай! – орал он – Вы, что как девочки?! Спите, что ли?! Шевелись!
Но если где-то начинали действительно зашиваться, он пре-кращал на время понукания и помогал делом. Ликвидировав прорыв, он бежал к другому посту, орал и помогал там, и так по кругу.
От машины валил пар, пот лился в глаза, с фартука дерьмо текло на ноги, Наджати орал – короче мрак! Казалось, этому не будет конца!
На самом деле, «Бой», как назвали этот процесс русские, начинался вместе с ужином, в 19:00. Начинался плавно, по-том набирал силу и продолжался в одинаковом бешенном темпе до 23:00, ну или чуть дольше, смотря по количеству народа в зале. Потом поток начинал спадать и сходил на нет к полуночи.
Помимо этого, на кухне было еще полно всяких дел, но это обязательное каждодневное мероприятие, было главным и самым трудным.
После первой своей смены Андрей принял душ, переоделся и вышел на улицу в некотором удивлении. Это что же? Такое надо делать каждый день? И даже медалей никто за это не предлагает? Это ж не работа, это действительно война какая-то! Так думал он, сидя в развозном микроавтобусе, который летел по ночному Иерусалиму.
Летел микроавтобус, летели мимо чужие дома, фонари, вывески, летела маленькая желтая луна над холмами, летела из динамиков дикая, для ушей Андрея, арабская мелодия и очень хотелось ему в тот миг улететь куда-нибудь. Улететь от невероятного этого чужого города, так перегруженного историей, что это ощущалось прямо физически. От этих людей, от арабов языка которых он, естественно, не понимал. Вот они сидят рядом и, вроде, улыбаются ему, но улыбки-то ведь фальшивые! С чего бы им ему улыбаться?
И улыбки местных евреев уже были понятны ему. Это ж здорово, что приехали люди, которые сейчас возьмут на себя всю тяжелую, тупую и низкооплачиваемую работу, которую раньше выполняли арабы! Они ж замечательные, такие, перепугано-покорные и в отличии от арабов без ножей за спиной…
Ну, да, все так, а как ты хотел? – спросил Андрей сам себя. Он, в общем- то, уже и не особенно помнил, чего он там ко-гда-то хотел, там, в бесконечно далекой Москве, когда-то бесконечно давно. На самом деле, всего-то пару месяцев назад.
И понеслись дни, похожие один на другой, как две капли воды. Он просыпался утром, отводил Ваньку в сад. Шел в ульпан. Дремал там несколько часов, все меньше понимая, зачем вообще туда ходить. Возвращался домой. Обедал с Леной и отправлялся в «Рамаду». Возвращался за полночь, ужинал и падал спать. Утром все повторялось.
Выходных практически не было. То есть, в графике значился один выходной, но за день до него, как правило, подходил Наджати, и говорил, тоном, не допускающим возражений: «Парень! Завтра ты работаешь!». Кроме того, почти каждый день были дополнительные часы.
Он научился работать не хуже арабов. Он был у начальства на хорошем счету. Работая в гостинице, он начал говорить на иврите. Произошло то, чего не происходило в ульпане, знания из пассива стали превращаться в актив. За первый месяц, с работой без выходных и дополнительными часами он заработал не две тысячи, а почти три. Они с Леной купили стиральную машину. Итальянскую. О таком аппарате в Москве никто и мечтать не мог! Но дело в том, что сравнивали-то они уже не с Москвой.
Сместилась точка отсчета, и Андрей отчетливо понимал, что здесь они не бедные даже, они нищие! С этим надо было что-то делать. Но что?
Шел к концу октябрь месяц, а в Иерусалиме стояла все та же бесконечная жара, казалось, лето даже и не думает заканчиваться. Как-то, вернувшись с работы, Андрей застал в гостях Сергея. Тот специально пришел ночью, к его возвращению. Пришел поговорить.
-На Альфаси находиться невозможно – сказал он – приехала царица Томара.
Андрей отлично знал кто такая царица Томара. Это была мать Виктора. Царица Томара была персонажем весьма неоднозначным. Тогда ей было пятьдесят
