удачным. Теперь 20 таких судов ходят в Черном и Средиземном морях, да и на реке они чувствуют себя отлично. Мне приходилось неоднократно выходить на них в опытные рейсы для проверки мореходности. В таких экспериментах очень важно знать высоту волны, на которой проводятся испытания. Это требует дорогостоящей аппаратуры, которой у нас не было. Приходилось приглашать измерительные партии из научно-исследовательских институтов, что было дорого и не всегда вязалось со сроками. Я занимался этой проблемой, пытаясь найти более доступный путь измерения т.н. «расчетной» волны. Дело в том, что реальные волны неодинаковы по высоте, и волнение оценивается высотой волны 3% обеспеченности. Не вдаваясь в подробности вероятностной теории волнения, отмечу только, что этой расчетной волне соответствует расчетный период волнения. Мной была предложена новая методика определения интенсивности волнения по периоду килевой качки. Для этого использовался имеющийся у нас прибор «Инклинограф», применяемый для замеров углов крена. Только этот прибор устанавливался не в поперечной, а продольной плоскости судна. На одном из испытаний сравнивались показатели волнения по моей методике, по замерам волномерным буем и глазомерной оценкой интенсивности волнения моряками. Сравнение первых двух хорошо совпадали. Моряки давали несколько завышенную оценку, что само по себе хорошо, так как способствует более осторожной практике судовождения.
В связи с волновыми испытаниями судна проекта Д080М вспоминаю такой случай. Так как мы должны были испытывать судно на пределе допустимой волны, нам в порядке подстраховки дали сопровождающее судно класса «Река-Море», которое могло ходить при более высокой волне и должно было нам оказать помощь в аварийном случае. При выходе в район Тарханкута, где практически всегда есть волна, мы попали в довольно сильный шторм. Высота волны несколько превышала расчетную. Но судно вело себя нормально и мы спокойно делали свою работу. Вдруг с сопровождающего судна сообщили, что для них шторм слишком тяжел и предложили нам идти в порт-убежище. Мы все-таки остались проводить испытания, а «обеспечивающее судно» скрылось.
Вообще, выходы в море, а особенно на «Славутичах» (так именовались суда проекта Д080М), были для меня большим удовольствием. Общение с командой, проверка своих решений, особый «морской уклад» жизни, где все предопределено и расписано, где каждый знает свои обязанности, создает особую атмосферу, понятную морякам, которые, находясь в море, рвутся на берег, но после нескольких недель на суше их неуклонно снова тянет на борт. Я уж не говорю о таких удовольствиях, как сауна, «морская травля» на мостике и неограниченное гостеприимство капитанов.
В процессе эксплуатации выявился и один серьезный недостаток этих судов – появление трещин в верхней части днищевого набора. Я пытался проанализировать причины этого. Давал кое-какие рекомендации, но полностью этот вопрос не решён и по сей день. Просто усилено наблюдение за состоянием корпуса и своевременным его восстановлением. Нужны, очевидно, серьезные исследования, но теперь для них нет финансовых возможностей.
4.13. ЧЕРНОБЫЛЬ
4.13.1.Грянул гром
26 апреля 1986 года мы находились на Киевском республиканском стадионе на «принципиальном» матче между киевским «Динамо» и московским «Спартаком». Поход всей семьей нам организовал мой зять, страстный болельщик. Мы, естественно, болели за «Динамо». Особенно яростно болела моя супруга. Весь стадион был в ажиотаже. Но никто не знал, что в это время уже случилась неподалеку от Киева катастрофа, которая коснется не только Киева, но и всей Европы – взорвался атомный реактор на Чернобыльской электростанции. Об этой аварии много писалось и пишется до сих пор. Я хочу лишь рассказать о том, чему сам был свидетелем.
Сообщения об аварии, сначала глухие, а потом все более внятные, подсказывали, что угроза велика. Власти, похоже, не очень представляли масштаба катастрофы и не имели стратегии поведения на этот случай. Сработало большевистское правило «не надо создавать панику». Была проведена первомайская демонстрация в Киеве, хотя лучше было от нее отказаться. Не знаю, было ли бы лучше, если бы правительство ясно указало на реальную угрозу. Возможно, паника была бы ещё большей. Люди по своим каналам узнавали о повышенной радиации, и некоторые стали бежать из города. После того, как начали регулярно сообщать об уровнях радиации в городе, эта тенденция усилилась. Огромные очереди желающих уехать толпились у железнодорожных касс. Мы тоже решили вывезти сына из города. По счастливой случайности Валя достала два билета в Ленинград и поехала с Женей к моей троюродной сестре. Там она устроила его в школу, где он кончал 8-ой класс. Валя вернулась в Киев. Наташа и ее муж также продолжали работать в Киеве. Началась жизнь в условиях воздействия радиации. Измерение уровней радиации на работе, каждый день душ и смена одежды, борьба с пылью. Постоянно ощущался во рту металлический привкус. На липах вдруг выросли необыкновенно большие листья. Опавшие листья, скошенную траву упаковывали в пластиковые мешки и куда-то вывозили. Люди постоянно обсуждали уровень радиации, ход ликвидации аварии, циркулировали самые невероятные слухи о состоянии разрушенного реактора.
4.13.2.Станция водоснабжения
С самого начала аварии весь речной флот, в том числе наше ПКБ, были включены в спасательные работы. Первой работой было размещение плавающих приборов замера уровня радиации на Припяти, так как она впадала в Днепр, из которого Киев получал питьевую воду. Приборы были японские, а плавучие сигары делались по нашему проекту. Все делалось в невероятном темпе, все решали буквально часы. Приборы были установлены за пару дней, и начался мониторинг уровня радиации воды. Как участники этой работы мы получали оценочные материалы по радиологической обстановке от правительственной комиссии по ликвидации аварии. Из них складывалась следующая картина. В момент аварии в атмосферу было выброшено большое количество радиоактивных веществ с различным удельным весом и разным периодом полураспада. Легкие элементы были разнесены на большой территории, но время их действия было «незначительным». Период полураспада их составлял 2-3 месяца. Именно эти элементы вызывали металлический привкус во рту. Тяжелые элементы (стронций-90) были распространены на меньшей территории, но их влияние на радиоактивный фон должно было осуществляться в течение многих столетий из-за большого периода полураспада. К счастью для киевлян во время взрыва ветер дул в северо-западном направлении и основная масса легких фракций выброса досталась Белоруссии. Часть радиоактивного облака достигла ряда стран Западной Европы вплоть до Швеции.
Несмотря на ограниченный разброс тяжелых компонентов, радиоактивное заражение от них распространялось через подземные воды, растения, рыбу, животных. Постепенно с помощью ветра, рек, подземных вод радиация распространялась и на Киев. Перспективы выглядели весьма мрачными. Разваленный реактор продолжал выброс радиоактивных веществ. Предстоял трудновообразимый объем работ по ликвидации последствий аварии. Самой срочной для Киева была проблема обеспечения питьевой водой. Мы срочно разрабатывали мероприятия по перевозке воды на уже известных судах-площадках, имеющих корпус, похожий на танкер. Одновременно с этим власти Киева поручили создать плавучую насосную станцию на корпусе судна для подачи воды из Десны, которая не имела связи с Припятью, куда попала основная часть тяжелых элементов. Главным исполнителем всего проекта был Гидроводхоз. Нам был поручен проект переоборудования баржи проекта 414 под насосную станцию. В ПКБ была создана группа из трех человек – корпусник А.Газнюк, механик Н.Литвиненко и я как расчетчик. На казарменном положении в течение трех дней мы вместе с Гидроводхозом разместили необходимое оборудование на барже, выполнили необходимые расчеты плавучести, непотопляемости, прочности и вибрации. Были составлены заказные ведомости на материалы и оборудование. Снабженцы немедленно приступили к комплектации и поставке. А наша группа перешла на завод «Ленинская кузница», чтобы осуществлять авторский надзор за переоборудованием баржи в насосную станцию. Этот период был для меня настоящим кошмаром. Проблема была в том, что снабженцы из-за срочности поставок каждый раз предлагали замены материалов и изделий. Приходилось не только заниматься оценкой технической пригодности замены, но и постоянно пересчитывать весовую нагрузку судна. Дело в том, что объем оборудования для этой баржи был и без того достаточно велик, а при заменах можно было выйти за допустимый предел, и судно при спуске со стапелей могло просто не всплыть. Поэтому, когда через месяц баржа была уже готова к спуску, на заводе царила весьма нервозная обстановка. Мы сопровождали спускаемое судно до уреза воды. Тележки уходили все глубже под воду, а судно и не думало всплывать. Осадка уже превысила проектную на пару сантиметров. Вдруг судно слегка дрогнуло и оказалось на плаву. Можно представить наше облегчение. Насосная станция тут же была взята на буксир и отведена на Десну для подключения к водопроводам. Через пару дней в нашем присутствии первая вода Десны пошла в Киев.
4.13.3.Ленинград
Женя тогда жил и учился в Ленинграде. Несмотря на заботы моей сестры, он очень переживал и ощущал себя как бы брошенным нами. Когда бы я ни позвонил ему, он всегда оказывался на месте. Никуда не хотел идти гулять, хотя Ленинград и представлял для этого много возможностей. Я решил при первой возможности поехать в Ленинград и его забрать. После завершения работ по насосной станции мне разрешили отпуск, и я поехал. На вокзале меня встречал Женя. Как и все пассажиры киевского поезда, мы должны были пройти радиологический контроль. Я прошел его без проблем, но Женя неожиданно «зазвенел». После дополнительного контроля выяснилось, что «звенят» его туфли. Пришлось их оставить радиометристам, а Женю переодеть в мои запасные. После этого мы забрали у сестры все его вещи и поехали на Дегтярную, где был организован городской пункт радиологического контроля. Там нам забраковали его школьную форму и свитер, которые мы тоже «подарили» Ленинграду.
К моему приезду Женя уже окончил 8-ой класс с очень хорошими отметками. Вообще он считал, что требования в ленинградской школе оказались значительно ниже, чем в киевской, о чем он нам писал ранее в своем письме. Это письмо сохраняется у нас до сих пор.
Я не торопился возвращаться в Киев, хотел возможно дольше подержать его вдали от радиации. Мы отлично провели с Женей время. Были в Петродворце, в Гатчине, ездили к Ладоге вдоль «Дороги жизни» (на машине сестры). Побывали в Эрмитаже. Несколько дней пожили на даче сестры. Там с нами была симпатичная собака Динка. Мы купались в озерах, ели ягоды и овощи со своих грядок. Но всему приходит конец. Пора было возвращаться в Киев, тем более, что Женя должен был поступать в техникум.
4.13.4.Поселок Якорь и другие приключения в Чернобыльской
Внимательно изучаю.
Приглашаю опубликовать у нас в Питере
С уважением
Александр