холодильнику, тётя Маша вдруг услышала чьи-то голоса. Она прислушалась…
- Для нас сейчас главное, уважаемая Серафима Николаевна, чтобы к завтрашнему вечеру тринадцать отобранных и Митя были готовы физически и, так сказать, морально!
- Ну, за них я как раз таки спокойна, они под охраной упырей. А вот что будем делать с остальными детьми и поварихой?
- А что вас, собственно, беспокоит? Нравственная сторона дела?
- Нет, абсолютно нет! Для меня главное, чтобы обряд прошёл удачно.
- Вот и чудненько! А после обряда те двенадцать пойдут на котлеты, а повариха? Ну а повариха нам их и слепит! Я, знаете ли, очень люблю котлеты.
- По-киевски?
- Нет, по- упырёвски! – и довольные шуткой рассмеялись…
Тётя Маша на ватных ногах вернулась на кухню. Ребята, уже почистив картошку, о чём-то переговаривались.
- Мы закончили, тётя Маша! – встав с лавки сказала девочка. Тётя Маша подошла к ней и, сев на лавку, вдруг заплакала.
- Что с вами? – спросила её девочка и погладила по голове. Женщина, обняв, прижала девочку к себе, тихо говоря сквозь слёзы:
- Уходить надо отсюда нам всем, уходить!
- Куда уходить?
- Да что случилось?
- Беда, беда может произойти большая, если останемся здесь до завтра. Вот только как других вызволить? Их охраняют эти из местных.
- А давайте сначала мы убежим и всё расскажем про лагерь, а потом милиция приедет и всех спасёт?
- Точно, давайте так!
- Хорошо, значит так. Давайте в мешок хлеба и консервов положим.
- Спички и соль, главное, не забыть!
- Можно молока с собой взять…
Собрав всё, что хотели, ребята вместе с тётей Машей вышли из столовой. На их счастье ни у столовой, ни у самого поместья никого не было. Беглецы быстро пошли к воротам и через пять минут были уже на свободе. Теперь вопрос заключался в том, куда идти? Ведь через деревню идти было невозможно, а другого пути они не знали. Посовещавшись, они решили пройти через лес, чтобы выйти к трассе…
Через час пути уставшие дети и повариха решили сделать привал и пообедать. Они нашли хорошее место на полянке у болота, к которому они и вышли.
- Я пойду соберу дров для костра. – Сказал Витя Семшов и пошёл в лес.
Вдруг где-то далеко протяжно завыл волк. Ему ответил другой, но уже ближе. Затем отозвался ещё один,уже совсем рядом. Ребята, испуганно озираясь, прижались к поварихе, которая тоже не скрывала своего страха. Вдруг, совсем рядом, за кустами послышался шорох, и на поляну выбежал небольшой волк. Он оскалился на ребят, словно усмехнувшись с иронией: " Ну вот я вас и нашёл!" Тут же на поляну выбежали ещё несколько волков. Они, встав в линию, стали медленно наступать на ребят. А те также медленно пятились прямо к болоту. И тут один из волков резко прыгнул вперёд и зарычал. И тут же ребята с визгом бросились убегать. Но пробежав метров двадцать, они провалились в топь, которая медленно, но верно, начала их засасывать. И уже через пять минут тина снова сошлась на том месте, где утонули дети…
А тётя Маша, дрожа от страха, смотрела на волков. Она не побежала, как дети, лишь потому, что от ужаса ноги её окаменели. И стояла она посередине полянки, глядя на волков. А волки тоже смотрели на неё. Но они не стояли на месте, а обходили её с двух сторон. И когда круг замкнулся, одни из волков вдруг завыл протяжно и громко. И остальные волки ответили ему. И этот волчий хор несколько секунд разносился по лесу. А затем волки, словно по команде накинулись на женщину. И её крик слился с их рычанием. И летели в разные стороны клочья одежды и куски мяса. И белая кора берёзок окрасилась в красный крап…
Всё это видел Витя Семшов, который, услышав волчий вой, забрался на дерево и оттуда наблюдал за случившимся… Он ещё долго просидел на дереве. Уже давно ушли волки, оставив на полянке растерзанное тело бедной женщины, уже болото успокоилось, переварив свои жертвы, а он всё сидел, боясь слезть. Но именно с дерева Витя увидел дорогу, по которой ехала машина и куда он потом побежал…
Глава – 5 –
Наступило утро пятницы двадцать третьего июля. В столовую на завтрак дети шли опять в сопровождении деревенских. На завтрак была рисовая каша с жареной печенкой.
- Да, ребята. Сегодня у нас очень ответственный день и поэтому праздничный завтрак и обед. Кушайте на здоровье. Печенка свеженькая и очень вкусная, приготовленная по нашему фирменному рецепту, с кровью.
Голос Серафимы Николаевны немного дрожал от волнения. Ребята приступили к еде. Печёнка была действительно свежей и очень вкусно приготовленной. Только немного сладковатая на вкус, но это как раз дело вкуса. Когда все ребята закончили приём пищи, Серафима Николаевна снова обратилась к ним:
- Ну что, понравился завтрак?
- Да!
- Очень!
- Спасибо!
- Ну вот и чудненько. А теперь давайте все вместе, хором скажем большое спасибо нашей дорогой тёте Маше. Ведь именно благодаря ей мы сегодня и кушаем такой замечательный завтрак с её печёнкой!
- Спасибо!!! – хором ответили ребята. И их голоса, слившиеся в это слово, летели через усадьбу и лес, прямо к изуродованному телу бедной женщины, вернее к тому, что от неё осталось. И детское спасибо влетело в её разодранный живот и затихло в нём, в его пустоте, как в пустой бочке…
Митя постоянно думал о предстоящем ритуале, и ему всё больше и больше становилось страшно. Мысли его, словно звери в клетках, то забивались далеко в угол, давая ему немного успокоиться и прийти в себя, то вдруг подскакивали к самой решетке, рыча и в страшном оскале оголяя свои жуткие клыки. И тогда Митя вздрагивал и, бледнея лицом, начинал что-то несвязное шептать, испуганно озираясь по сторонам.
Выйдя из столовой, он пошёл в свою комнату и снова лёг спать. Вот уже более суток он находился в состоянии полусна. Иногда ему даже казалось, что всё происходящее – это только сон. Закрыв глаза, Митя словно провалился куда-то. Да, да, да! Он чётко ощущал это состояние полёта. Он летел вертикально вниз, словно спускался куда-то на совершенно прозрачном лифте, проходя сквозь этажи какого-то странного здания. И на каждом этаже он видел разных людей и существ. И хотя летел он достаточно быстро, Митя мог хорошо рассмотреть их всех…
Сначала он увидел большой зал, в котором сидело множество женщин. Причём совершенно разного возраста, от совсем ещё юных девочек до пожилых. Все они были совершенно разные. Единственное, что их объединяло это то, что у каждой в руках было по младенцу, которые, жутко крича, извивались, словно стараясь вырваться из рук матери. На лицах женщин была явная озабоченность таким поведением ребёнка. И тогда они, женщины-матери, начинали качать на руках своих детей. Причём, делали они это совершенно синхронно. Вдруг женщины начали сжимать детей. Словно сделанные из пластилина, их тельца стали сжиматься, деформируясь и приобретая новые формы. Они становились всё меньше и меньше, пока не стали размером с большую фасолину. И тут женщины, издав страшный крик, сжимали в своих руках эти фасолины. И сквозь пальцы текла ярко-красная кровь. Текла она по запястью к локтю, оставляя за собой бурый след ожога. И кричали женщины, обливаясь слезами. И брали плети, и били себя ими то через правое плечо, то через левое по спине. И от каждого удара этих плетей одежды, треща, лопались. И летели в стороны куски одежд их вместе с кожей и кровью…
Следующий этаж был разделён невысокими перегородками на множество комнат. Митя сверху хорошо видел каждую из них и то, что в них происходило.
В комнатах за огромными столами сидели люди и с наслаждением предавались трапезе. Все они были довольно-таки полными. Большие кресла создавали им дополнительные удобства. Салфетки, закрывающие их шею и грудь, были уже сильно перепачканы жиром, стекающим с подбородков, и едой, выпавшей изо рта. Причём, как и женщины на первом этаже, едоки тоже кушали синхронно. Вдруг взяв в руки булочку, едок уже было поднёс её ко рту, но потом отнёс в сторону и удивлённо посмотрел на неё. Его удивление можно было понять, потому что и булочка не менее удивлённым взглядом смотрела на него. Но тут же удивление в её взгляде сменялось злобой. Булочка жутко заорала и вцепилась зубами в руку едока. Крик её послужил сигналом к действию для остальных продуктов, которые в ту же секунду подскочили к едоку. Одни держали его руки, другие голову, а булочка отдавала чёткие указания. Четыре больших огурца держали рот едока открытым, не давая ему закрыться, а сардельки, словно в темноту тоннеля, запускали выстроившиеся в очередь продукты, которые в шеренгу, по два заходили в рот едока… Живот едока стал раздуваться на глазах, причём, неравномерно, а выпуклостями, словно продукты собирались группами в нём. Всё это сопровождалось радостным писком и визгом продуктов, входящих в рот едока. Через несколько секунд казалось, что у едока один огромный живот… Несколько сосисочек, помидоров и огурцов стали прыгать по животу, соревнуясь, кто выше подпрыгнет. И тут на столе поднялся большой баклажан, фаршированный мясом и рисом. Он дал сигнал продуктам, прыгающим на животе, и те отошли в сторону. Баклажан, разбежавшись, прыгнул на живот, с силой ударив его всей своей массой. От удара натянутая, как барабан, кожа живота лопнула. И тут же под радостный визг продуктов в разные стороны полетели уже переваренные и непереваренные продукты вперемешку с кишками и другими внутренностями едока, который полными от ужаса глазами смотрел на разорванный живот…
Третий этаж встретил Митю тихой и приятной музыкой. А ещё он уловил какой-то немного сладкий аромат, вдохнув который , Митя почувствовал лёгкое головокружение и сердце его учащённо забилось. На этом этаже, как и на предыдущем, огромный зал был разбит на множество комнат, в каждой из которых находились мужчина и женщина. Они в такт музыке, неспеша раздевали друг друга, непрерывно лаская. Когда женщина полностью обнажалась, она ложилась на большую, покрытую розовым покрывалом кровать и звала знаком мужчину. Тот, целуя каждый сантиметр её тела, продвигался по нему от ног всё выше и выше… Вдруг музыка изменилась, словно скрипач неожиданно для всех в оркестре, да и для самого себя, резко провёл смычком по струнам скрипки, которая издала протяжный и мерзкий звук. И все остальные инструменты стали издавать такие же гадкие звуки, которые, сливаясь воедино, создавали "нечто", что и мелодией-то назвать было трудно. Но именно это "нечто" и послужило тем толчком, тем сигналом, от которого тело женщины вдруг стало быстро покрываться чёрным и вьющимся волосом и расширяться. Уже не было ни рук, ни ног, ни головы. Лишь заросшая волосом эллипсообразная масса. Мужчина, в ужасе вскрикнув, хотел было отскочить, но эллипс вдруг широко раскрылся, словно огромный рот, из которого вылез длинный язык и, как щупальца, обвив тело мужчины, стал тянуть его в свою огромную зубастую пасть. Мужчина, громко крича, пытался высвободиться, но язык уже сумел затащить его до половины в пасть, которая, как показалось Мите, нагло ухмыляясь, стала неспеша пережевывать кричащего и упирающегося в её губы мужчину…
Ком тошноты подступил к его горлу, и Митя почувствовал, что теряет сознание, снова проваливаясь куда-то…
Глава – 6 -
Как добрался до города и попал в милицию, Витя Семшов не помнил. Его, грязного, в рваной рубахе и рваных
