перевести дыхание, я увидела Глеба, влетевшего в ресторан. Небрежно здороваясь с присутствующими, он пробирался сквозь толпу, кого-то ища глазами. Но я-то знала, кого он искал. Ускоряя шаг, я направилась к лестнице, что вела на второй этаж ресторана. Мне казалось, что полумрак зала и громкая музыка помешают Глебу разглядеть меня, но он заметил, и бросился в след.
В своем тесном платье я не могла быстро передвигаться. Взбегая по лестнице, я почувствовала, как его руки вцепились в подол моего платья. Я не удержалась, и рухнула на ступеньки, успев вцепиться в перила, иначе полетела бы, ломая свою прекрасную шею. Обернувшись к нему лицом, я впервые увидела его разъяренным. Пятясь по ступеням наверх, я закричала, перекрикивая музыку:
- Я не хотела, клянусь.
Схватив меня за плечи, Глеб рывков приподнял меня. Глядя мне в глаза, он прорычал:
- Зачем, скажи мне, бога ради, зачем ты это сделала?
- Я так люблю Никиту. Я хотела, чтобы ты уволил Ирину за то, что она потеряла договор. Клянусь, дальше моей сумки договор нигде не бывал.
- Что я говорил тебе о выносе бумаг, - тряс меня Глеб. Прическа растрепалась, и прядь волос упала мне на глаза. Вот тут я по-настоящему испугалась.
- Прости, - взмолилась я, рыдая. – Я так его люблю, что готова на все. Разве это так трудно понять.
Неожиданно Глеб швырнул меня на лестницу. Я скатилась по ступенькам. Он схватился за голову.
- Да ты ненормальная, чокнутая.
- Нет, - плакала я, умоляюще сложив руки.- Я просто люблю его, а ради любимого пойдешь на все.
- Что же это за любовь такая, что толкает тебя на безумства, - воскликнул Глеб. – Ты больна, - повторил он. – Лео, тебе надо лечиться.
Музыка заводила толпу, и никто из присутствующих не видел, что между нами происходило. Я рыдала, закрыв по привычке уши, чтобы не слышать страшных слов звездного мальчика.
Глеб склонил свое лицо ко мне поближе, и я прочитала тот ужас, что переполнял его.
- Лео, Лео, после того, как я узнал, что ты сделал с договором, я сделал запрос в психиатрическую больницу, где весь персонал проходил медосмотр.
- Я не хочу ничего знать, - шептала я, прижимая ладони плотнее к ушам, но жестокие слова пробивались даже сквозь музыку.
- Никто ничего не заметил только по тому, что все думали, что тебя зовут Лео. Тогда в отделе кадров я поднял твое личное дело. Тебя зовут Леокадия.
- Нет, нет, нет- твердила я.
- И тогда все сошлось. Ты была совсем ребенком, когда твоя мать убила твоего отца и покончила с собой прямо у тебя на глазах.
- Это ложь, - закричала я, начав бить его кулаками в грудь, лишь бы он замолчал.- Она повесилась в камере, я ничего не видела.
- Нет, милая, - ласково ответил Глеб, схватив меня за руки, - мне очень жаль, но она это сделала у тебя на глазах, перерезав себе горло кухонным ножом. Тебя нашла соседка. По счастливой случайности входная дверь была открыта. Ты полтора года пролежала в детском отделении. Там-то тебя и нашел твой приемный отец. Прости меня, Лео, за ту боль, что я причинил тебе.
Глеб присел рядом со мной, крепко обняв меня. Склонив голову ему на грудь, я промочила его рубашку слезами.
- Ты не можешь больше работать здесь, - печально проговорил мой директор.
- Прогоняешь за то, что я психованная? - всхлипывая, спросила я.
- Нет, - твердо ответил он, - за то, что пыталась украсть бумаги. Правила распространяются на всех,.
- Но я не смогу без Никиты. Я не смогу не видеть его. Твои слова обрекают меня на муки. Пощади, молю тебя. Позволь мне быть рядом с ним.
- Лео, очнись, - вскочил Глеб, - посмотри вниз. Распахни глаза пошире. Никита женится, и во все не на тебе.
И я распахнула глаза. Сквозь перила я видела Никиту, нежно обнимавшего любимую девушку, которой была не я. Глеб оставил меня одну. Я долго еще плакала, утирая слезы. Нет больше Лео. Есть только Леокадия с размазанным макияжем и заплаканными глазами.
Вдруг внизу кто-то зашумел, началась возня. Я снова посмотрела вниз. Ирина лежала на полу, корчась в судорогах. Мои слезы сразу высохли. Я поднялась. Спускаясь вниз, словно во сне, я наблюдала за мельтешением толпы. Пусть это все закончится как можно быстрее, твердила я.
- Помогите, - кричал Никита. – Сумка, где ее сумка.
- Я нашла, - не помню, кто это крикнул. Видела лишь, как Никита вколол Ирине укол. Она перестала дергаться, но продолжала сипеть. Стоя поодаль, я отстраненно наблюдала за тем, как последняя моя попытка обрести любовь провалилась. Кто-то сказал, что приехала скорая. Надо же, как быстро. Грустно окинув толпу совершенно чуждых мне лиц, я встретилась взглядом с Глебом. В его глазах было разочарование. Он понял, что это сделал я. Еле заметно он покачал головой. Я хотела как-то оправдаться, но слова застряли в горле. Я не могла выносить его взгляда, не могла видеть, как его любовь ко мне умирает. И я сама убила ее.
Оставив позади себя Глеба, кричащего Никиту, умирающую Иру, метущуюся толпу, я уходила с этой сцены, гордо подняв голову на своем корабле- призраке.
***
Лифт снова не работал. Медленно поднимаясь на свой этаж, я проводила рукой по перилам, наслаждаясь ощущением холодного металла, дающего мне возможность запомнить вкус свободы.
- Я это сделала, - мои слова эхом прокатились по пустой квартире. Зеркало было самым обычным зеркалом, отражающим лишь мое отражение. Никаких серебристых теней. Моя биомама снова покинула меня. Покинула в ту самую минуту, когда так была нужна мне. Может это и к лучшему. По крайней мере, она не возмутится на счет того, что я провалила свою миссию.
Резкий позыв направил меня к унитазу, над которым я наконец-то исторгла из себя содержимое желудка. Я - убийца. Господи, я сделала это, я посягнула на человеческую жизнь. Ни чувства раскаяния, ни чувства страха, ничто не беспокоила меня. Мне хотелось только лечь в постель и накрыться с головой одеялом, забыв о сегодняшнем вечере.
Так я пролежала три дня. Мне не хотелось есть, мне не хотелось пить. Изредка я открывала глаза, слыша сквозь толщину одеяла разрывающийся мобильный телефон. За мной скоро придут. Толпа омоновцев ворвется в мою комнату, направив свои оружия на меня. Меня поведут по площадке с заломанными руками, и соседи будут перешептываться: так и думали, что дело всем этим и закончится. Только мне было все равно, я хотела спать.
Скрежет ключа, пытающегося попасть в замочную скважину, насторожил меня. Ожидая самое худшее, я еще плотнее завернулась в одеяло. Может, так меня не заметят сразу. Чьи-то руки потянули за край одеяла, не смотря на мое сопротивление:
- Леокадия, это глупо, - знакомый голос выпустил меня на поверхность. Щурясь от яркого солнечного света, я увидела свою маму, сидящую на краю дивана. Мою настоящую любимую маму.
- Мама, мамочка, - воскликнула я, прижимаясь лицом к ее лицу, обнимая ее, и целуя ее ласковые нежные руки. – Ты прости меня, мама. Ты прости меня.
- Девочка моя, что же ты натворила, - тревожно произнесла она, удивляясь моей реакции. – Мне позвонил с твоей работы директор. Признаться, я с отцом была крайне удивлена тем, что ты работала с адвокатами. Ты ведь совершенно этому не обучена. Что же ты натворила?
Слова потоком вырывались наружу. Я поведала ей обо всем: и о Никите, и о призраке, мучившим меня и дающим советы, и о преступлении, которое совершила.
- Леокадия, как же долго ты молчала,- осуждающе покачала головой мама.
- Знаю. Но я просто хотела быть счастливой, хотела быть любимой. Я так хотела найти свою любовь.
- Дочка, разве любовь ищут? Она сама приходит, ее встречают, за нее не борются, ее принимают. Настоящая любовь делает человека лучше, толкая на прекрасные открытия. Поэты слагают о ней стихи, безумцы делают открытия. Любовь – это как источник абсолютного света, тепла, в лучах которого ты будешь парить под небесами. А если чувства толкают тебя на подлости, на преступления, это не любовь. Жажда обладания, может страсть, но не любовь.
- Да, ты права, - грустно ответила я. Мне хотелось спросить ее про больницу, но молчала, боясь расстроить ее.
- Знаешь что, - весело предложила мама,- мы умоемся, причешемся, поедим и пойдем гулять в парк.
- В парк? – словно ребенок обрадовалась я.
- Да, в парк, - засмеялась мама.
- А если за мной придут?
- Твой директор ничего не говорил об Ирине. Думаю, если бы кто-нибудь вызвал полицию, то за тобой пришли бы уже давно.
- Нет, - уперлась я. – Позвони на работу. Спроси, жива ли она.
Мама нехотя взяла телефон и позвонила в приемную.
- Как зовут директора?
- Глеб Дмитриевич.
- Алло, - воскликнула она в трубку. – Девушка, соедините меня с Глебом Дмитриевичем. Нет его? А когда он будет? Еще не скоро? Нет, нет, передавать ничего не надо. Девушка, а как вас зовут? Ирина? Спасибо, Ирина, я сама перезвоню.
Мама вернула мне телефон:
- Не знаю, сколько у вашего директора секретарей по имени Ирина, но голос у нее вполне здоровый.
Что я могла еще сделать? Не звонить же мне самой, напрашиваясь на неприятности.
***
В парке народу было мало. То, что нужно. Мы прохаживались по алле, разговаривая о всяких глупостях, стараясь не затрагивать больной темы. Остановившись около аттракциона кривых зеркал, я предложила ей зайти. Я так давно не смеялась. Может, она и зашла бы со мной, но ей позвонили. Не став ее дожидаться, я вошла в зал одна. Оказавшись в пустой комнате, окруженной зеркалами, стало жутковато. Лица, отражающиеся в зеркале, приобретали нелепые формы. Плавно растекаясь, они постепенно слились в единую форму белой тени.
- Зачем ты вернулась, - гневно воскликнула я.- Я больше не нуждаюсь в тебе.
Тень молчала. Я продолжала смотреть на нее, пока вместо призрака не появилась маленькая девочка, идущая по улице с пакетом из магазина. Пропали зеркала, и я оказалась внутри этой девочки, окруженной проезжающими машинами и торопящимися прохожими.
Девочка напевала песенку, войдя в подъезд и поднимаясь по лестнице на второй этаж. Достав ключ, она открыла дверь квартиры, продолжая беззаботно напевать мелодию. Песня прервалась, стоило малышке попасть в комнату и упереться взглядом в зеркало. Девочка застыла на месте, не смея заплакать. В зеркале отражался диван, на котором сидела ее мама, забрызганная кровью. В руках женщины был огромный кухонный нож, перепачканный чем-то красным. Девочка поняла, что это тоже кровь. Не оборачиваясь, она взглянула в сторону, увидев папу, лежащего в луже крови. Дрожа от страха, ребенок снова посмотрел в зеркальное отражение.
- Я хотела бы, чтобы мы были вместе всегда, - печально проговорила мама. – Но это не всегда возможно. Когда-нибудь ты простишь меня.
Резко взмахнув ножом, она перерезала себе горло. Кровь брызнула в разные стороны. Брызги попали на зеркало. Девочка видела, как ее мама дернулась несколько раз, завалившись на диван, и затихла.
По ногам ребенка потекло что-то теплое, но она не смела шевельнуться, чтобы не выдать себя. Так она и стояла, не отрывая взгляд от отражения в зеркале.
Тишину нарушил голос соседки:
- Привет, а что это вы дверь не закрываете? – вопрос оборвался криком. – Что здесь произошло?
Дальше все было в быстрой перемотке: копошащееся люди, врачи. Девочку куда-то отвели, о чем-то спрашивали. Ее запирали в какой-то комнате, периодически выпуская к другим детям.
Картина резко сменилась, и я снова была сама собой.
Значит, все было правдой. Глеб говорил правду. Тень продолжала
