КРЫСИНАЯ БАШНЯ

на глаза навернулись. Но неожиданно на мою сторону встал Толик:

- Брателло, послушай… Не, я понимаю про что ты – что если попадёмся… Вдруг если попадёмся, то… За сына переживаешь и всё такое. Это понятно. Но ты вот ещё что уясни. Ты сам говорил – «старый мир на изломе». Бардак и «тёмные времена». Так пусть Серый и учится выживать в эти времена! Ему ж ещё жить! Первобытный охотник на охоту шёл – с собой сына брал, - чтобы учить, пусть даже и с риском для жизни. Мы сейчас, по сути, на ту же охоту собираемся. Или ты считаешь, что если нас заметут, одних, без него – у Серёги шансов добавится? Что кто-то другой, кроме папаши, его по всем жизненным колдобинам проведёт, не?

                                  Батя удивлённо уставился на ставшего вдруг красноречивым брата…



                                  К садику подошли рано утром. Ворота были распахнуты, как будто ждали нас. Запустение. Стёкла в садике в паре окон выбиты, на дорожках валялись мятые банки из-под пива и рваные обёртки от чипсов – явно по вечерам тут шастала местная гопота. Где ещё и чипсы с пивом берут, а?.. Оттягиваются тут. То ли в самом садике, то ли, что вернее, по летнему времени, в беседках и летних верандах на территории. Но залезть в склад они не додумались:  на серьёзного вида деревянной двери, крашенной отвратного вида половой краской, перечёркивая её наискосок железной полосой с проушиной, висел здоровый замок.

                                  Толик снял с плеча спортивную сумку, шмякнул её на землю – в ней железно брякнуло.

- Ты на третьем, ты – на пятом! – непонятно как бы пошутил батя, явно фразой из какого-то фильма, которые из него лезут как иголки из ёжика, - и указал мне стеречь ту сторону, что была к садику. Сам стал помогать Толику, примеривающемуся к замку с гвоздодёром, параллельно пася ту сторону, что была «от садика».

                                  Я беспрекословно подчинился, поскольку меня и так-то не хотели брать… Типа «мало ли что». Я канючил и возмущался – моя идея! Хорошо что Толик вступился. Потом и батя махнул рукой: «Залетать» - так всем вместе! Лишняя пара глаз нам не помешает, а в нынешней жизни, которая называется «выживание», чем скорее и полнее необходимые навыки обретёшь – тем лучше. А мародёрка – навык, к сожалению, необходимый…» - и он махнул рукой на мои сборы с ними. Сам он сунул за пояс свой ствол; а Толик, как всегда, не расставался с переделанным наганом…

                                  Словом, мы «пошли на дело» как настоящая банда – Толик лишь посмеивался на наши приготовления. «Налёт армян на водокачку…»



                                  Замок скрежетал и неподдавался, и Толик сказал, что «или пилить – а это геморрой, или пару раз вдарить кувалдометром…»

                                  Он достал из сумки же небольшую кувалду, и, всунув в дужку замка монтажку, несколько раз ахнул по ней с оттяжкой, заставив недовольно морщиться батю на громкие в утренней тишине звуки ударов. Впрочем, город стал привыкать не реагировать на звуки разбитого стекла, тяжкие удары в двери, пьяные крики, звуки драк, разборок, а иной раз – не то хлопки фейерверков, не то выстрелы… Никто не высовывался из окон, никто не звал милицию – бесполезно. Лишь кое-где в наглухо зашторенных окнах в занавесках образовывались наблюдательные щелки… Но не в этот раз – садик был довольно далеко от жилых домов, и двери склада закрывала от взглядов высокая насыпь.

                                  Потому мы и вздрогнули, услышав громкий женский крик:

- Вы что делаете, сволочи?? Вы куда лезете, мерзавцы?? Ах вы подонки!!!

                                  К нам бежала от садика толстая старуха. В прыгающих руках она держала какую-то кухонную сечку – типа топорика с плоским широким лезвием. Наспех накинутый и незавязанный за спиной грязный фартук сбился на сторону и скомканной тряпкой висел на её толстой потной шее. Подбежав к нам, - а Толик и батя, не увидев в толстой тётке никакой опасности, не препятствовали её приближению, лишь настороженно зыркая по сторонам; она подскочила к дверям склада и встала в них «крестом», растопырив руки, в одной руке всё так же сжимая кухонную сечку.

                                  И тут же понесла на нас, перемежая информационную подачу нецензурной руганью:

- Да что это делается? Совсем стыд потеряли?? Детей грабить? Ах вы уроды, ублюдки, паскуды поганые, как у вас руки не отвалились в детский садик залезть, у детей кушать отнять?!!..

- Ты чё, дура, какие «дети»?.. – неуверенно начал было Толик, но тут же получил в ответ такой залп эмоций от крикливой толстухи, что рот уже и не раскрывал.

                                  По её выходило, что на складе, действительно, есть продукты, и эти продукты предназначены для именно что детей. Именно для детей, крошек, малюток, - не для вас, поганые уроды, чтоб вы сдохли! – как она бесстрашно несколько раз повторила, самоотверженно закрывая собой вход в подвал, с недоломанным ещё замком.

- Какие дети, о чём ты? – недоумевающее спросил батя, - кто сейчас детей в садик-то водит?..

- Такие!!! Нормальные дети!!  Водят! – сразу на все вопросы запальчиво ответила тётка. По сути она была не старуха, лет 55-60, только толстая и неопрятная, потная, и очень злая, - Чтоб вы сдохли, уроды, на детские кашки польстились!!. – снова завела она.

- Я тебя, коза старая, ща успокою – пообещал Толик, подкидывая монтировку в руке – Ты довоняешь тута!

- Обожди, старик, - прервал его батя и вновь обратился к тётке – Какие дети, овца ты стерлитамакская, откуда сейчас тут дети?..



                                  Но тётка стояла насмерть, её вопли постепенно перешли чисто в нецензурщину, мы лишь поняли, что:

- стоять на защите интересов детишек она будет насмерть,

- какие-то дети якобы в садик ходят, будут ходить, и вообще – тут будет Детский Центр по приёму и реабилитации (это слово она выговорила с трудом, с третьей попытки) бездомных детей, - и что она умрёт, но интересы бедных детишек защитит!

                                  Когда информация от неё кончилась, а осталось только полное ненависти клокотание, густо замешанное на матерщине, батя, посовещавшись с Толиком, решили отступить… Хотя Толик порывался с монтировкой «Дай я её, старую сволочь, ща успокою!» - на него произвело впечатление, что она несколько раз назвала нас «козлами», - но батя ему воспрепятствовал.

- Ладно. Пошла она ... Не калечить же её в самом деле. Опять же – дети… Как чувствовал я – не стоило с детским садом завязываться… - дал отбой батя.

                                  Провожаемые многоэтажными матерными конструкциями, на которые уже полностью перешла тётка, что получалось у неё намного связней, чем членораздельная речь, мы собрали свои причиндалы и позорно отступили из садика.

- Как Наполеон от Москвы, - резюмировал батя – Но французы хоть в Москве похулиганили, а у нас полный облом…

                                  И мы отправились к «объекту номер два», намеченному на этот день – небольшому подвальному кафе «У Кристины».

                                  Там нас ждала какая-никакая, но удача: стекло в двери было кем-то выбито, явно половинкой кирпича, валявшейся тут же, но внутрь никто не лазил… И хотя хозяева, видимо, заранее, вывезли всё ценное и съестное, кое-что досталось и нам: на четверть полный мешок муки, десяток поллитровых бутылок минералки, пара бутылок растительного масла, куча столовых приборов («Пригодится» - пробормотал запасливый батя, собирая их в сумку), несколько пакетов с сахаром, сникерсы и жвачки, и бейсбольная бита, забытая кем-то под барной стойкой.

                                  Батя хотел взять и стопку чистых накрахмаленных салфеток из шкафчика, но Толик насмешливо обвинил его в мелочности, в крохоборстве, - и батя, скривившись, покидал это обратно.



                                  Назад шли через тот же детсадик.

                                  Издалека ещё увидели выезжавший через ворота в противоположной стороне ограды обшарпанный микроавтобус. Когда подошли к складу-холодильнику, который так самоотверженно защищала тётка-матершинница, увидели настежь распахнутую дверь… Я, честно говоря, похолодел, я ожидал рядом с дверями увидеть труп этой тётки… Судя по выражению лица бати, он тоже ожидал увидеть что-то подобное. Но тела не было. Вместо него около двери сиротливо валялся грязноватый фартук, до этого болтавшийся на жирной шее защитницы детских интересов, и кучками лежала просыпавшаяся и растоптанная вермишель…

                                  Толик достал фонарь и нырнул в темноту подвального склада. Батя стоял молча, я проследил за его взглядом – он смотрел на ступеньки к одному из входов в садик, откуда выбегала та тётка, - на ступеньках валялась маленькая, детская подушка и пара детских же матрасиков, явно вытащенных из садика и брошенных в спешке.

                                  Из темноты подвала вынырнул Толик, выразительно развёл руками…

                  Каждый оценил ситуацию по-своему. Но буквально через пять минут и двести метров «ситуация» сама ткнула нас носом в противную действительность. Мы уже обошли короткой дорогой стоящий за садиком длинный дом-пятиэтажку, когда мимо нас, буквально метрах в пятнадцати, бодро подгазовывая, пронёсся из дворов к выезду на центральную улицу уже знакомый фургончик. Это точно был он, никаких сомнений. Хотя бы потому, что рядом с пожилым мужиком-водителем сидела та самая неопрятная тётка-толстуха, что недавно поливала нас матом, героически отстаивая интересы бедных малюток… Теперь она что-то раздражённо втолковывала водителю, размахивая руками и безобразно разевая в крике губастый рот – наверняка тоже материлась. Не успели мы понять и оценить ситуацию, как фургончик проскочил мимо нас, скрылся за домом, и, очевидно, выехал на улицу со дворов, «на оперативный простор»…

                  Обычно не сквернословящий Толик многоэтажно выругался, батя же просто подавленно молчал. Потом дошло и до меня…

                                  Домой шли молча. Неприятно чувствовать себя баранами, ага.





ПОТИХОНЬКУ ВТЯГИВАЕМСЯ



                                  На очередном «мародёрском совете» батя заметил:

- Кстати, о бензине. Это очень существенно. Очень! Даже важнее всего остального. Продуктов у нас, благодаря моей предусмотрительности, и так много, а вот топливо… А бензин – это мобильность! Бензозаправки давно нормировано отпускают, и то, я думаю, это не надолго; по коммерческой цене не напокупаешься… Хорошо ещё что мы в основном по центру крутимся, не на дальняк; и что запас у меня небольшой есть – но это всё очень существенно… Топливо нам надо. Толян! Надо на эту тему думать. Бензин – это мобильность.

- Чо и говорить, - согласился Толик, - будем думать…

***

Собрались за бензином. Толик же и «разведал» этот автопарк, где есть запасы, но практически нет охраны. Это точно, что их начальство для себя запас придерживало, да сторож проболтался. Пока, вроде, не вывезли, хотя автопарк уже не работал, и могли в любой момент… А в нынешнем положении да без бензина совсем кисло. Вот и решили «опередить». «Договориться» со сторожем Толик брал на себя, на что батя заметил, что «договариваться» тут не о чем, - дадим ему лично пару канистр и поставим под глаз аккуратный бланш-«отметку о честно исполненном долге», - и будет с него. Если он сам ещё всё там не вывез… Мы переглянулись, вспоминая с неудовольствием как мы облажались с детсадиком.