гору районом, в улицах которого, как в жилах кровь, как-то очень зримо струилась жизнь.
На холме Монмартр громоздилась базилика Сан - Крё.
-Что означает Сан-Крё? – спросил Герман.
-"Базилика святого сердца", - перевела Сара.
-Довольно необычный с виду храм, - заметил Герман. – Интересено посмотреть, как там внутри?
-Довольно заурядно, - сказала Сара.
Париж с холма Монмартр казался погруженным в легкую дымку. Герману вдруг вспомнился фильм "Амели".
На горизонте высилась Башня Монпарнас, которая, на взгляд Германа, мало украшала расстелившуюся перед ним панораму города.
С неба, не по сезону рано для Парижа, начал срываться несмелый, тонкий снежок.
-Фрау Пампкин, - обратился Отто к Саре, - вы можете вспомнить, когда мы с вами в последний раз видели в Париже снег?
-Лет шесть назад, - ответила Сара. – А, может, и еще раньше. В тот год Париж по-настоящему завалило снегом.
- Что это за мифические каменные животные с клювами и крыльями украшают базлику? – спросил Герман, указывая взглядом на купол Сан-Крё.
-Вы имеете в виду химер? Это, так называемые, горгулии, - пояснила Сара, в очередной раз слегка припудрив кончик носа.
-И что они означают?
-Вообще-то, у них несколько функций. Или, если быть точнее, три. Первая - это изображение бесов, которых изгоняет святость храма. Далее, их можно рассматривать, как изображение самого дьявола.
-Дьявол?.. На храме?
-Представляете? - с саркастической улыбкой вмешался в разговор Отто. – Более того! Они здесь решили придать Дьяволу комичный характер! Шутники! Якобы, Сатана, по случаю решивший залезть в храм, увидел себя, устрашился и убежал. Ну, не глупость ли? – еще раз усмехнулся он.
-И какое третье предназначение?
-Третье совсем уже прозаичное, - сказала Сара. - Горгулии служат водостоками.
Художников, как и ожидал Герман, на Монмартре действительно было много. Правда, все равно куда меньше, чем на Вернисаже на Крымском Валу в Москве. Они назойливо предлагали свои услуги, и особенно много было среди них портретистов.
-И сколько стоят их портреты? – спросил Герман, как обычно, у Сары.
--Quel est le prix que vous avez peint des portraits? – спросила Сара у одного из художников.
-Quarante-euro, - ответил один.
-Trente-euro, - сказал другой.
-Une centaine d'euros, - назвал свою цену третий.
-По-разному, - перевела их ответы Сара. - От тридцати до ста евро.
«В Москве, пожалуй, подороже будет», - подумал Герман.
-Je vais faire votre portrait pour dix euros, et un portrait de votre belles dames tirer gratuitement, - сказал Герману тот художник, который ответил первым.
-Что он сказал? – спросил Герман Сару.
-Он говорит, что ваш портрет он готов нарисовать за семьдесят евро, а портрет вашей красивой дамы – это его слова – нарисует бесплатно.
Герман посмотрел на выставленные, в качестве демонстрационных, портреты этого художника и позировать отказался.
-Ну, почему же вы так строги со своим собратом по творчеству? – спросил Отто Германа. – А я вот, например, всегда стараюсь найти повод заплатить за что-нибудь художнику.
Герман вопросительно посмотрел на Отто.
-Не всем ведь так везет, как вам, - пояснил Отто, садясь для исполнения своего портрета на стул, предложенный выбранным им художником. – Я имею в виду, что не всем выпадает честь владеть таким талантом, как вы, дорогой мой герр Стоковский. – Кстати, - заметил он Герману, указывая на художника, которого выбрал в качестве своего портретиста, – знакомьтесь, ваш бывший соотечественник из Москвы.
Герман настороженно улыбнулся бывшему соотечественнику, тот же в ответ вполне дружелюбно приподнял в знак приветствия шляпу. Герман, почувствовав неловкость, улыбнулся еще раз, теперь гораздо приветливей.
-Что ж, вы меня убедили, - сказал Герман, обращаясь к Отто. – Но я бы хотел иметь не свой портрет, а чтобы нарисовали фрау Пампкин. Вы не против, Сара?
-Почему я должна быть против? – кокетливо улыбнувшись, пожала плечами Сара.
-Тогда садитесь к тому, кто вам больше нравится, - предложил ей выбор Герман.
Сара бросила на Германа настолько недвусмысленный взгляд, что он густо покраснел.
-Тот, кто мне больше нравится, - слышно только Герману шепнула она, - сегодня пришел без этюдника. – И уже громко добавила: -Ну вот пусть он и будет! – Сара, конечно, выбрала того, который назвал ее «красивой дамой». Хоть это и соответствовало действительности на все сто процентов, но какая женщина лишний раз по достоинству не оценит сказанный ей вовремя комплимент?
Сара села на невысокий стульчик, и художник – пожилой человек в фетровой шляпе, с усталым лицом и грустными глазами – начал, ловко орудуя методом сухой кисти, набрасывать ее образ. Герман следил за его работой не без некоторой доли профессиональной ревности, настолько живо получалось на бумаге Сарино лицо.
Портрет Отто бывший соотечественник Германа рисовал пастелью.
-Вам не кажется, - говорил он Отто, - что приезжающие сюда россияне не зря сравнивают Монмартр с Арбатом?
-Да, - согласился Отто, - есть что-то общее.
-А знаете, какое отличие сразу бросается в глаза, когда начинаешь рисовать на Монмартре? – спросил художник.
-Какое же?
-Здесь голуби раз в двести наглее московских, - заявил художник. - Обратите внимание - эти мерзкие птицы чувствуют себя настоящими хозяевами. Они совершенно не боятся людей и постоянно обгаживают картины. Создаст же черт такую тварь! - с невыразимой досадой посетовал бывший соотечественник, обтирая о штаны руку, испачканную пастелью.
-Черт-то здесь при чем? – искренне удивился Отто. – Разве не Бог создает все в этой Вселенной?
-Это я просто так выразился, - сказал одолеваемый голубями бывший соотечественник. – А, вообще-то, я атеист.
-Кто, простите? – попросил уточнить Отто.
-Атеист, - повторил художник, прорисовывая радужную оболочку в портрете Отто. – Я в Бога не верю.
-А во что, позвольте полюбопытствовать, вы верите?
-Верю в искусство. Верю в то, что красота спасет мир. Верю в эту женщину, которая пришла с вами. А в Бога не верю. У меня в Москве остался один друг по фамилии Габрилович... тоже художник...
-И что же Габрилович?
-Так вот, этот Габрилович, - начал рассказывать художник, - однажды взял и позвонил в Патриархию.
-Какой интересный ход! - прервал его Отто. – И что же он хотел узнать в Патриархии?
-Он хотел прямо так взять и спросить: «Есть ли Бог?»
-И почему же не спросил?
- Он спросил.
-И что ему ответили? – с живым интересом спросил Отто. - Есть Бог?
-На том конце провода нажали на автоответчик и в трубке начало бесконечно повторяться: «Ждите ответа.., ждите ответа.., ждите ответа...». Вот Габрилович и думает с тех пор, не ошибся ли он номером?
Отто от души рассмеялся.
-Ваш друг Габрилович большой оригинал! – сказал, наконец, он, с трудом справляясь со смехом. – Почему надо было звонить в Патриархию? Почему было не позвонить в мечеть-синагогу-костел? Или послу Ватикана в России? Там, наверняка, более шустрые ребята, и дали бы нужный ответ, известный любому ребенку. А еще можно позвонить в больницу и спросить: есть ли энурез? Или позвонить в «Водоканал» и спросить: есть ли на свете вода? Кстати, мой один знакомый позвонил в мэрию и так прямо и спросил: есть ли на свете коррупция? И, знаете, что ему ответили?
-Что?
-Они послали его на фьюй! – радостно заявил Отто. - Так что, может, и хорошо, что ваш друг Габрилович не дозвонился до Патриархии. А Бог, разумеется, есть. И отрицать Его - значит отрицать самого себя. Однако...
-Что однако?
-Однако, есть и Дьявол. И этот Дьявол может обратить или трактовать что-либо в свою пользу. И, на мой взгляд, в нынешнем мире преобладает именно этот порядок вещей. (Но голубей, уж вы мне поверьте, придумал вовсе не он). А иначе, как человеку с лоснящимися щеками и раздувшимся до безобразия банковским счетом, приехавшем на том «Ягуаре», - Отто кивком головы показал на шикарнейший автомобиль, припаркованный неподалеку, - доказать, что он находится в дерьме? Отправлять в церковь? Или подсказывать телефон ближайшей Патриархии?
Бывший соотечественник оглядел толпу прохожих и зевак, пытаясь по внешнему виду на глаз определить, нет ли здесь поблизости владельца «Ягуара», и не стал вдаваться в спор, поняв, что они с портретируемым придерживаются разных точек зрения по вопросам миросозидания. Молчание, как давно замечено, в таких случаях самый правильный и давно испытанный ход, если, конечно, хочешь, чтобы сделанный тобой портрет понравился заказчику.
-Ну?.. И что у нас там получается? – спросил Отто, имея в виду портрет. –Похож?
-Как две капли воды, - ответил художник и повернул портрет к Отто лицом.
Отто посмотрел прищуренным взглядом на портрет, и затем перевел его на замершего в ожидании оценки своей работы художника.
-Ну? – спросил художник с явно слышимым в голосе нетерпением.
-В целом неплохо, - сказал Отто. - Aber lässt sich besser.
-Как вы сказали? – не понял портретист.
-Я сказал, что можно лучше, - пояснил Отто.
Лицо и речь бывшего соотечественника стали приобретать заметно норовистые нотки.
-Я закончил Мухинку! - начал он. И после некоторой паузы добавил : - ...С отличием.
-Ну, положим, с отличием вы Мухинку не оканчивали.., - поправил его Отто, - а только пытались окончить Вятское художественное училище, с третьего курса которого были отчислены... Да это и не имеет ровным счетом никакого значения, что вы окончили и как. Значение имеет только то, что портрет можно сделать лучше.
-Это каким же образом? – начиная впадать в амбиции, спросил бывший соотечественник (Мухинку, как оказалось, не окончивший).
-Для начала, эту тень – совершенно очевидно - надо сделать гораздо глубже. Ведь это самое темное место, почему же оно у вас такого бледно-серого цвета?
-Допустим.., - сказал художник, все еще кипя внутри, но с пониманием того, что в данном случае заказчик прав.
-Затем... эта линия носа... в районе горбинки. Ее следовало бы выразить более контрастно – ведь она подчеркивает характер. Вы согласны со мной?
Художник притих. Он мучительно вспоминал, не является ли этот умник одним из его преподавателей в Вятском училище, и, если является, то что именно он там преподавал? Иначе, откуда ему известны такие деликатные подробности его биографии?
- Здесь, - Отто указал место на портрете, - напрашивается явный блик - ведь с этой стороны идет основной поток солнечного света.., а здесь не хватает рефлекса. Подработайте чуть-чуть в тех местах, о которых я вас попросил, и вы сами увидите, насколько изменится портрет.
Художник не стал спорить и, спасая могущий быть неполученным гонорар, сел дорабатывать портрет.
-Я и сам хотел проработать эти места, - как бы поясняя окружающим свои промашки, пробормотал он. – Но вам ведь срочно захотелось посмотреть, что получается...
Отто молча сидел на стульчике, продолжая позировать, и ждал окончания работы.
За спиной художника неожиданно стала собираться довольно большая толпа наблюдающих. Слышны были реплики на разных языках: «Fascinant!», «Вот это талант! Как живой!», «You must order him to your portrait. But I think it is very expensive".
Через десять минут и после трех десятков штрихов художник вновь повернул портрет к Отто лицом.
-Ну вот, видите? Я же говорил вам, что можно лучше? – удовлетворенно заметил Отто. - Сколько я вам должен?
-Портрет не продается, - неожиданно заявил художник.
-Что значит не продается? – не понял Отто. – Я потратил на позирование сорок минут своего времени, а вы теперь
