растворения в блаженстве, до потери памяти о том, кто ты есть и в каком времени ты существуешь…
Но они всё ещё оставались сомкнутыми.
Тогда, осмелев, я высунула язычок и прикоснулась самым его кончиком к той тонкой линии, что отделяла одну половинку от другой, для того чтобы вдохнуть в себя воздух, которым он дышал…
- Боже, Тина, что ты делаешь?! - сильные руки несколько грубо оторвали меня от надёжной опоры и удерживали на безопасном расстоянии.
- Зайн, я…
- Ты с ума сошла?! – продолжал недоумевать он, глядя на меня так, словно за моей спиной развернулись кожаные крылья.
- Почему? – возмутилась я. – Мы, что, не можем…?
- Нет! О, боже, Тина! – уже в который раз воскликнул он. – Нет!!!
Отскочив от меня к двери, он начал нервно мерить комнату шагами. Колёсики в его голове бешено вращались, взгляд его то и дело перебегал от меня к накрытому столу, к кровати, а потом обратно ко мне. Но постепенно ширина его шага становились всё короче, движения всё спокойнее, пока он совсем не остановился, и в его глазах не заплясали весёлые огоньки.
Коротко мотнув головой из стороны в сторону, Зайн вдруг откинул её назад и громко, с какой-то злой самоиронией рассмеялся.
Меня, как кинжалом, пронзила жгучая обида!
Я стояла, тяжело дыша от нахлынувшей горечи вперемешку с попранной любовью, и с мрачным видом ждала, когда ангел натешит своё самолюбие.
После того, как шквал разбуженных эмоций пролетел мимо, он отодвинул стул и уселся напротив своей пустой тарелки. Несколько минут в повисшей свинцовой тишине Зайн гонял шарик бумажной салфетки между пальцев, а потом поднял на меня свои серьёзные глаза.
- Тина прости, но ты ещё…
- Что? Слишком мала для тебя? – ядовито выдавила я, с демонстративной злостью бухаясь на стул напротив него. Между нами, как насмешка, весело поблёскивали две свечи. – Глупа, наивна, недостойна? Или же Его Святейшество боится крылышки опалить в любви к человеку?
- Тина, остановись! Ты просто многого ещё не понимаешь.
- Да уж, где мне!
Во мне всё клокотало, бурлило и переворачивалось, а Зайн в это время добивал меня своей убийственной грустной жалостью.
- Ты поймёшь. Со временем ты всё поймёшь, - мягко произнёс он, но какое-то несгибаемое упрямство внутри него стержнем пронизывало каждое произнесённое вслух слово. – И тогда…
Наверное, это было глупо, но это его «тогда» несколько сбило лёд с моего сердца, по которому пролегла трещина. И хотя моя душа обливалась кровью, она всё равно продолжала хвататься за любую соломинку под названием «надежда».
Надежда на то, что мы с Зайном когда-нибудь сможем быть вместе…
- Значит, десерт ты не будешь, – уже значительно мягче, хотя и не менее мрачно констатировала я.
- Почему же? – криво усмехнулся он. – Если только ты…
- Не боись! На твою добродетель я больше не посягну! – я поднялась с места и, гордо задрав подбородок, с вызовом посмотрела ему прямо в глаза. – Пока сам не попросишь!
Он промолчал, ну а я бравой походкой двинулась на кухню, чтобы принести мороженое с фруктами.
***
«Все мужики эгоисты и сво…» - писала я позже в своём блоге. – «И не важно, какой нации, расе или конфессии они принадлежат. Их непомерно раздутое самомнение бьёт рекорды по жестокосердечию».
На меня тут же обрушилась лавина солидарности со стороны всех обманутых, брошенных, обездоленных и угнетённых.
Это надо же, сколько разбитых сердец исходит кровью в тишине своих телесных клеток!
«Опять гоняешься за несбыточной мечтой?» - всплыло сообщение от Безмолвной Тени, и мы перешли в режим общения тет-а-тет.
«Так получается», - послала унылый смайлик ей я.
«Может, для разнообразия побегать ножками по земле?»
«А что если твой избранник – существо о двух крылах?»
«Любит витать в облаках или недостижим? Тогда найди того, кто примет и разделит с тобой твой собственный мир».
Разумом я и сама всё это прекрасно понимала, только вот сердце… Разве ж ему прикажешь?
Багряный мир.
Выдержав необходимую паузу для того, чтобы выразить протест и подчеркнуть чувство собственного достоинства, я позвонила Зайну на следующий день после обеда и сухим тоном сообщила о том, что готова подежурить в сумерках возле Лилькиной постели. И что никак не ради него, а исключительно из любови к своей подруге я готова рискнуть собственной жизнью и сразиться там с тварями. Один на один.
Не знаю, какие мысли в тот момент рождались в мозгу ангела - по его ровному голосу этого понять было нельзя - только он сам, лично проводил меня в палату и, как и грозился, оставил там на ночь совершенно одну, не считая бездвижного тела Лили да унылой, пожилой медсестры в смешном, средневековом белом чепчике-шапочке. Ушки головного убора двумя тупоносыми треугольниками забавно свисали по обе стороны висков и загибались наподобие лепестков лилий.
Больничка, нужно было признать, оказалась выше всяческих похвал! Идеальная чистота до зеркального блеска в хромированных поверхностях и наливном поле, так что мне даже было как-то неловко ступать по нему своими ботинками, обтянутыми специальными, пропитанными антисептиком чехольчиками-лодочками. Но порхать я не умела. Вышколенный персонал передвигался так быстро, чётко, продуманно и в то же время совершенно бесшумно, что казалось, будто по коридорам деловито снуёт стайка призраков, призванных к трудовой повинности. Список остальных неоспоримых достоинств этого места дополняли комфортабельные отдельные палаты, персональный уход и гостиничный сервис в виде доставки красиво оформленной еды непосредственно в номера.
Хотя, ради справедливости нужно было заметить, что за пребывание в этом санаторном рае приходилось платить строжайшей изоляцией от внешнего мира, как в тюрьме, но, думаю, что это было грошовой платой за тот высочайший уровень обслуживания, которое получали пациенты. Тем более что моей подруге такое жёсткое ограничение только играло на руку.
Удобно расположившись в глубоком кресле так, чтобы моё тело по возможности не затекло от длительного пребывания в неподвижном состоянии, я сделала вид, что задремала, а сама отправилась прямиком в сумеречный мир. И хотя страх перед тварями, поджидающими меня у дверей серой действительности, не прошёл, но непосредственная близость квалифицированного медицинского персонала вкупе с наличием высококачественного оборудования, всё же внушали некую степень уверенности, что меня вытащат обратно на свет божий в случае форс-мажора. Поэтому вдохнув поглубже, я мысленно сжала зубы и сделала смелый прыжок в неизвестность.
И, о чудо! Твари не прыгнули на меня сразу, как только я зависла в серой мгле! Их вообще там не было, и сей факт несказанно обрадовал меня, давая время перевести дух, собрать воедино мечущиеся в испуге мысли и осмотреться. Прежде чем приступать к несению вахты, я должна была выбрать место, где могла бы схорониться, для того чтобы самой тут не отсвечивать и в то же время хорошо видеть ложе больной.
Сумеречная палата в отличие от других мест, где мне уже довелось побывать на той стороне, казалась мертвенно-безликим склепом, мавзолеем, настолько стерильным, что, думаю, не один миллиард микробов нашёл здесь своё вечное успокоение. Сама атмосфера была настолько пустой и невыразительной, словно из неё откачали любой намёк на жизнь, что это заставляло мою душу стыть от убивающего ощущения вечной статики и временной неподвижности. Даже твари с такого ракурса казались мне теперь всего лишь бандой весёлых, разбитных парней, пусть даже и плохих, но по крайней мере хотя бы живых и способных к изменениям.
Единственным светлым пятном во всём этом омертвении, было лишь неподвижная, парящая над постелью лёгкая фигурка Лили, душа которой по какой-то причине оказалась привязанной к своему телу и в данный момент мягко светилась в пространстве, разгоняя серую мглу. Так же как и её материальная оболочка, она находилась в полной отключке и не реагировала ни на одну из моих попыток пробудить её от летаргии, что бы я ни предпринимала. Поэтому мне не оставалось ничего другого, как только расположиться поудобней и приступить к непосредственному несению караульной службы.
Сколько я так просидела - не знаю (время в сумеречной зоне течёт несколько не так, как в реальном мире, и мне показалось это вечностью), только в определённый момент я вдруг печёнкой почувствовала приближение стаи тварей, которые сопели и шмыгали носами в пространстве, пытаясь не упустить свежачок, идущий прямо им в лапы. Не знаю, что их задержало на этот раз (возможно, от их острого нюха меня скрыла безжизненная завеса больничной атмосферы), но только как я ни тешилась надеждами, что всё обойдётся, шакалам всё же удалось меня обнаружить, и они готовились напасть.
Сначала показалась одна тварь (по-видимому, самая прыткая и самая смекалистая из них), за ней в палату вползла вторая, третья, и вот уже целый десяток этих расплывчатых созданий начали свой неизменный хоровод вокруг моей подобравшейся персоны.
Я стояла в кругу дымчато-чёрных теней, и острое чувство опасности животной силой налило каждую участок моего лёгкого тела, которое замерло, напряглось и приготовилось защищаться. Я оставалась недвижима, и только глаза мои периферическим зрением старались уследить за всеми тварями сразу, чтобы не пропустить первый бросок.
Но обиднее всего было то, что краем сознания я в этот момент прекрасно осознавала, что эти гады напрочь игнорируют Лилькино тело, словно того и не существовало вовсе, хотя оно в целом было для них более доступно, чем моё. А значит, Зайн был прав, когда говорил мне о том, что только мой страх служит приманкой для этих хищников. Но как бы я ни прокручивала у себя в голове эту мысль снова и снова, пытаясь в ней утвердиться, моя душа всё равно продолжала биться в истерике, а уровень адреналина неумолимо приближался к отметке горла.
- Я – человек, я – человек… - твердила я, как заклинание всего два слова, пытаясь справиться с животным страхом внутри себя. - Я – живой человек, а вы - всего лишь тени этого мира! И вы не можете причинить мне вреда!
Но тварям было глубоко наплевать на то, что у меня были свои планы на жизнь, они хотели лишь жрать, и только моя неприкрытая телом душа являлась для них сейчас целью существования.
Они навалились сразу, всем скопом, но если честно, то я была к этому готова. Задёшево сдаваться я не собиралась, поэтому собрав в кулак всю свою волю, я ответила ударом на удар, и несколько тварей с визгом отлетели к стенам под напором моей взбунтовавшейся человеческой гордости, приправленной мощным потоком жажды жизни. Они сделали ещё несколько попыток прорвать оборону, оставляя при этом на мне множество мелких кровоточащие ран от острых зубов и когтей, но во мне уже успел пробудиться бунтовщик, поэтому ещё парочка монстров благополучно пикировала за видимые пределы комнаты, да так и не вернулась обратно.
Такой расклад немало удивил тварей, несколько остудил их пыл, и они медленно закружили по комнате на безопасном для себя расстоянии, раздумывая над тем, как дорваться до еды, которая на поверку оказалась вовсе не такой уж доступной, как им показалось в самом начале. А я, немало окрылённая своей маленькой победой, стояла в центре этого
