неизвестностью сковал и без того робкие движения школьника.
Полностью заняв разум мыслями о целесообразности своего путешествия, он неловко оступился, никак не ожидая такой крутизны последующих нескольких ступеней. Мальчишка кубарем повалился вниз, в растерянности вскинув руки в незримую тьму. Несколько раз голова Артура пролетела всего в миллиметрах от коварных ступеней, но каждый раз что-то спасало парня от глупейшей смерти. Инстинктивно он прикрыл виски расцарапанными руками и прижал колени к груди, сдавленно закричав от испуга и боли. Опасное падение, несомненно, продолжилось бы и дальше, если бы уже через несколько метров парень не ударился спиной о полую металлическую дверь, невесть каким образом оказавшуюся на его пути. Немедленно раскрыв её массой своего подросткового тела, он ввалился в небольшое, озаренное светом помещение, лампы которого ударили по его глазам испепеляющее белым светом. Вскрикнув последний раз, - не столько от боли, сколько от испуга, - школьник уже решил, что умер мгновенье назад, разбив о бетонную лестницу голову или сломав позвоночник. Ему вспомнились строгие лица родителей, запрещавших разговаривать с чужими людьми, хмурое лицо милиционера из школы и слегка сумасшедшая улыбка владельца дома. Полежав какое-то время на спине со сложенными на лице руками, он приподнялся на локте и попытался сфокусироваться. Образы серых, чёрных и желтоватых облаков перед глазами пульсировали и искажались, однако, когда Артур уже поднялся на ноги, - зрение вновь всецело подчинялось мозгу.
И вновь Артур отказывался ему верить. По левую сторону от высокого металлического стола, какие он видел лишь в западных фильмах ужасов, прикрыв рукой нос, беззвучно шагал гость, словно боясь потревожить кого-то или чего-то, обитающего в этом странном помещении. Огромная круглая лампа над столом светила вниз множеством ярких фонарей, вызывая у школьника крайне неприятные воспоминания кабинета стоматолога. С тихим металлическим скрежетом под потолком медленно крутился кулер, призванный вытягивать наружу спёртый воздух. Грязные шкафы по правую сторону были настолько сильно нагружены, что как ни старался мальчишка – ему не удалось выдвинуть ни один из них и на миллиметр. Мёртвенно-чёрные полиэтиленовые мешки в дальнем углу без сомнений являлись источником тошнотворных миазмов, поэтому лишь взглянув на них, Артур поспешил отойти в противоположную сторону. Он вновь ощутил себя воришкой, который вторгся в чужой дом. И что бы сказали его родители, знай они, где сейчас их сын? От этих небеспочвенных тревожных мыслей Артура отвлёк вид диковинного аппарата, смирно покоящегося на холодном металлическом столе. Серебристый приборчик изобиловал иностранными надписями и притягивал к себе взгляд юного гостя, чем-то напоминая ему музыкальный плеер с очень маленькой кассетой внутри. Таких школьник ещё не видел. Из праздного любопытства, Артур нажал кнопку воспроизведения, и когда среди шипения микрофона послышался спокойный голос уже знакомого ему человека, положил диктофон на место, вернувшись к осмотру подпольной лаборатории.
«…Семнадцатое апреля. Молодой парень, на вид около двадцати лет, рост примерно…» – Рассудительный голос Кёлера умиротворял, притупляя внимание подобно лёгкому наркотику.
«Это место больше похоже на операционную, чем на помойку», оглянулся мальчишка, «вот операционный стол, на котором доктор зашивал раны своим пациентам, в том углу висит доска, на которой он записывал каждоё своё действие, а вот и его инструменты…» В его серых глазах словно кто-то задул искру открытий, ведь за доли секунды лицо мальчишки изменилось с озорного на обеспокоенное: кромка лезвия небольшой хирургической пилы оказалась заляпана бурыми пятнами – тёмными и светлыми, словно сумасшедший художник накладывал на холодный металлический инструмент краску слоями.
«…Причина смерти, глубокое проникающее ранение в области грудной клетки. Орудие убийства – выкидной нож, длина лезвия…» – Тем же тоном продолжал старик.
Проведя подушечкой большого пальца по измазанному лезвию, Артур тут же бросил пилу на пол, словно та вспыхнула прямо в его руках. Он не порезался, но на руке его вместо краски багрилась самая настоящая кровь: если её вид и оттенки, и могли ввести в заблуждение испуганного мальчишку, то отчётливый металлический запах он точно ни с чем перепутать не мог. «Что всё это значит?! Чья это кровь?!», шокированный Артур попятился назад, пока не упёрся спиной в холодную кирпичную стену. Непроизвольно присев на пол, он прильнул боком к гудящему холодильнику и остервенело зачесал нос.
«…Печень увеличена, - вероятные последствия алкогольной зависимости и неправильного питания. Лёгкие…»
«Что он такое говорит? Это какая-то шутка!», успокаивал сам себя, глядя на чёртову пилу, лежащую на полу в трёх метрах от него, «Что, если он спасает людей в этой комнате? Ну а что? Проводит здесь сложные операции…. Чёрт, не нравится мне это место. Нужно возвращаться, пока Кёлер не обнаружил моего исчезновения!» Резко вскочив на ноги, он едва не потерял равновесие от потемнения в глазах. «Стой, стой! А что, если в этой комнате людей не спасают, а наоборот – жестоко убивают? А добрый старичок совсем не тот, за кого себя выдаёт? Творческие люди всегда ведь со странностями…» Парень выступал одновременно и адвокатом и стороной обвинения чудаковатого художника, пытаясь собрать воедино все составляющие этой невероятной истории с обагрённой кровью пилой, затерянной глубоко под фундаментом подпольной операционной и сумасшедшими обитателями этого «пряного дома».
«…Точный вес мозга 1416 граммов, исходя из чего, берусь судить о белорусских или украинских корнях объекта…»
Ощутив, как душа его сжалась в дрожащий комок, он заткнул уши и попытался сосредоточиться. «Безумный Кёлер возомнил себя хирургом! Пфф… ладно, хорошо, допустим - у старика не все дома. Я же смотрел программу про одаренных людей: Ван Гог отрезал себе левое ухо и отправил его по почте своей возлюбленной, а Рихард Вагнер ради вдохновения привязывал себя к стулу. Возможно, спятившему старику просто нравится рисовать картины в подобной атмосфере: записывая на диктофон свой бред; вдали от солнечного света, лишнего шума; в прохладе, с этим ужасным запахом. А кровь… возможно, она принадлежит самому художнику». Искусство требует жертв, - это догма. Поэтому, как бы там ни было, парень принял решение поскорее убираться отсюда, предварительно заметя все следы своего вторжения в мастерскую.
Более-менее собравшись с мыслями, мальчишка поднялся на обмякшие от нервного перенапряжения ноги, подсознательно заставил себя вновь взять в руки злополучную пилу и вернуть её на место, попутно остановив поражающий своим безразличием голос на плёнке. Когда всё было закончено, мальчик едва ли не на носках поспешил приоткрытой двери, отделяющей его от узкого тёмного коридора, ведущего в реальный мир. В самый последний момент, когда одной ногой мальчишка уже ступил во мрак, в считанных метрах за его спиной что-то громыхнуло, - Артур едва не подпрыгнул от испуга, и без того дрожа всем телом. Кем бы ни был виновник посторонних звуков, он совершенно точно скрывался в паре шагов от школьника. Предынфарктное гудение исходило от пожелтевшего холодильника, на полу возле которого совсем недавно мальчишка раскладывал все свои доводы по полочкам: местами уже обглоданный ржавчиной, «Бирюса 2» строго урчал, обдавая продукты внутри себя ещё советским холодом. Этим вечером, здравый смысл на пару с инстинктом самосохранения, точно никудышные отцы – алиментчики, перестали принимать какое-либо участие в жизни Артура. Как ещё можно объяснить всё происходящее с ним? Всеми своими страхами и дрожью в коленках паренёк обязан одной своей любознательности, которая завела его слишком далеко: он развернулся и сделал пару осторожных шагов в сторону холодильника, словно опасаясь притаившегося внутри. «Что бы там ни было, я всегда успею захлопнуть дверь обратно», тешил он себя необходимыми в этот момент словами. Артур взялся за ручку дверцы правой рукой и закрыл глаза, - «Я только посмотрю, - загляну и сразу наверх, в дом. Раз, два, два с половиной… три!»
Резко распахнув дверь, мальчишка уставился внутрь, но не увидел ровным счётом ничего. С полки что-то громыхнулось ему в ноги, по звуку напоминающее замороженную рыбину весом в несколько килограмм. Через пару мгновений потускневшая лампочка в утробе «Бирюсы» вспыхнула болезненно-жёлтым светом, озарив самые дикие и невообразимые предположения школьника. На этот раз он уже не смог сдержать себя и бросился наутёк, с совершенно дикими воплями, падая и вновь поднимаясь с бетонного пола, не смея даже обернуться назад. То, что увидел он, открыв отвратительный ящик Пандоры, не укладывалось ни в какие рамки его молодого сознания, - единственного в этом дьявольском доме сознания разумного и адекватного человека. То богомерзкое зрелище в один миг перевернуло весь внутренний мир мальчишки, ковровой бомбардировкой накрыв большую часть его нервных клеток. Оступившись в очередной раз на лестнице, он сблевал прямо себе под ноги, и вновь, практически не останавливаясь, пополз вверх уже на четвереньках. С его губ слетали сумасшедшие крики страха перед вселенским безумством, заключённом в том подвале. Крики невероятного ужаса и мольбы о даровании жизни несчастному свидетелю извращённой фантазии больного старика. Добравшись до самого верха он уперся в фальш-панель, - наугад схватился пальцами за её краешек и с силой дёрнул на себя, ободрав их до крови о каменную стену. Едва она отодвинулась, дневной свет, - пусть и чрезвычайно слабый, зато самый настоящий, - озарил безжизненное лицо едва ли не поседевшего мальчишки.
***
Скорее! На свежий воздух! Иначе бы его стошнило прямо в доме сумасшедшего старика. Буквально выпав из высокого шкафа, увенчанного арабской резьбой, мальчишка со слезами на глазах вскочил на ноги и в панике бросился бежать не разбирая дороги. Из зала послышалась мужская речь, но даже это не остановило мальчугана. Сиганув за шторки, некогда скрывавшие потайной кабинет от чужих глаз, еле сдерживая рвотные рефлексы, Артур пробежал мимо включённого телевизора, когда увидел в другом конце зала, в том, где зелёные насаждения Кёлера стихийно разрослись по всей стене, огромное окно, сбоку которого имелась дверь для выхода на террасу. К своему счастью, ни разу не оступившись, он пронёсся мимо омерзительных картин и смоляного чёрного пианино, прежде чем окончательно покинул этот дом ужасов.
Точно по мановению невидимой дирижёрной палочки стихли все звуки. Затих тот монотонный голос телевизионного диктора, лениво жующего слова, точно коала эвкалипт; затихли весенние песни птиц в реальном мире, отделённом от Артура высоким забором; стих шёпот сухого южного ветра, унёсшегося куда-то вдаль, оставив до смерти напуганного школьника наедине со своими страхами. Наедине с сумасшедшим художником.
Несчастного мальчишку уже несколько
