отчаянно!
Колем мы здорово!
Дети Чапаева,
Внуки Суворова!»
Тёрка. Овощерезка. Фарш готов, лепи котлеты.
29 октября
…Новостей никаких. Натянул дембельскую шапку.
Никак не хотят отпускать домой. Представляете, 25 ноября – БТУ с боевой стрельбой. А рейсы? Черт!...
Сейчас делаю «дембельский аккорд» - техуголок в парк БМП-2…
Сделал. Хвалили, но какой – не помню. За месяц-два, уже смутно всё. Голова забита мыслями о доме. Ты – робот.
А вокруг всё меняется: приходят новые люди, что-то везде красят.
3 ноября
Натянул шапку…
Настроение отличное! Рейсы будут через 2,5 недели.
А учебный период и не думал заканчиваться! Стрельбы, занятия. Мы кряхтели и тащили лямку. Мы «дембеля» уже! Где дом?
Были учения. И не одни. Но доползли до дембеля.
13 ноября
…были БТУ.
Настоящая осень и не верится, что дома снег, здесь только холод, померзли немного, поголодали. 3-е суток жили в поле, ночевали хорошо хоть в палатках…
А всё равно, нравились учения.
Во вторник приедет комдив – строевой смотр. С 14 по 20 приедет Куликов и кажется поднимет по тревоге. О, боже!
Удавалось иногда заранее узнать. Про тревоги, но полкового масштаба.
Ладно, пойду смотреть телевизор.
27 ноября
…1-й рейс ушел 24 ноября. В Москву рейсов нет и не будет. Я лечу а Тамбов – 2 декабря /если повезет/ вылетим из ЧССР и где то вечером будем в Тамбове. А там возьмем билет на Москву…
…спать не могу – часов в 12 лягу и не сплю. Все думаю...
…Ну вот и все. Конец письмам. «Сижу на чемодане». Андрей.
Обошёл тогда весь полк. Отстранённо так. Вспоминал. Выбросил старые вещи. Ночь. Спал.
На следующий день выезжали. «Последний» завтрак, обед, ужин. Рота была на работах и наряде. Кое-кто попрощался. Некоторые офицеры заглянули. Что тут скажешь? Плакали втихую.
Не знал я тогда, что путь домой затянется ещё на три долгих дня.
Выпавшие из обоймы
Ворота «Свеборжице» закрылись за нами. Грузовики накатисто уминали шоссе. Домой! Это не укладывалось в голове. Как иногда не укладывается сейчас то, что воспоминания ярки, а дотронуться рукой не можешь.
Оказалось, счастливчики – все здесь. Мятые, грязные. А они уходили «элитой» - штабные и хозяйственные все. В лагере, скрытом темнотой находилось несколько больших укреплённых палаток и большая площадка перед ними.
Застонали: Опять!!!
Оказавшись без присмотра, мы не знали чем заняться. И делать было нечего. Оказалось – шли ещё рейсы из многочисленных частей, сливаясь сюда... Полно людей!
К обеду стали есть заначки, но многие крепились – везли «диковинные сувениры». В страну ветров и голода.
Сходили на аэродром. Стояла нелётная погода. Не успели вернуться, команда – «С вещами!» Тронулись, волоча пожитки. И так пару раз.
Хотелось есть. Каким-то чудом попали в столовую авиачасти после ужина – дали по полбуханки хлеба, сахар и чай. Когда же я буду дома?
Генерала встретили на обратной дороге. На «Волге», важный. Обстреляли снежками и остановили. Покачали. Отпустили.
Разместились в клубе при части. Бывало и хлеще...! «Старлей» всё пытался наладить наряды. Что было не лишним – обворовали бы. Послали его, и так обошлись – ты на кресле или чемодане. Спали ли...? У входа тусовали всё же его «наймиты».
Утром повели в казармы умываться. Пока их обитатели были на зарядке. Мы почти свободно пошлялись по части. Попадавшиеся нам солдатики искренне завидовали нам.
Пошли на аэродром опять.
Чемодан грозил обернуться бедою! Лакированный под кожу картон. Дрянь! 70 крон – для нас, похоже, и выпускали.
На третий день – полетели.
Приземлились в Тамбове, на военном аэродроме. Минус 20 за бортом. Всё – заржавело. На досмотре, организованном в палатках, чемодан так и не открылся. Прошёл так. Грузовиками доставили на ж/д вокзал.
Ночь. Пусто. Синие котлеты. Смели в затхлом советском буфете всё! И встречались среди полутёмных переходов солдатики с набитыми щеками и полными руками. Я хитрый – сдал чемодан в камеру хранения.
В военной кассе взяли билеты. Каждая минута – вечность! Поезд был проходящий. В купе – «землячок» - служил в ЦГВ лет пять назад. Представляете!
Москва. Утро. Непривычное метро. Я серой мышкой скользил по эскалаторам...
Дома!
**
Был солдатом. Прикольно вспоминать. Правда, десяткам искалеченных и погибших повезло менее.
Всё – проходит. Вообще, нормально было. Только бы не так бесчеловечно и больше внимания тылу. И то – задача: прокорми такую Армию! 20 000 танков одних...
«Серебряные годы»? Вкушая сейчас последнюю любовь, скажу стократно – да!
Двадцать три ноября спустя.
Данные обещания нужно выполнять – я еду на место службы в Чехию.
Пути-дорожки
Прага - типичный европейский город, бережливый к своей истории, красивый и уютный. Такой домашний, что едут сюда со всего света: смотри, вкушай, покупай. Она для влюблённых, нежащихся в счастье и занимающихся поисками себя.
Мы - приграничье Азии с Европой, Чехия – Славянского мира с нею. Недолюбливают немцев. С нами всегда был мир, а как выручил «чехословацкий легион» весной 1918-го года белую Россию! С немцами потом боролись вместе, но Победа 1945-го обернулась Пражской весной 1968-го.
Про нас, пожалуй, забыли. Отпустили их, и надписи появились другие: на стене вокзала барельеф Вудро Вильсона с его знаменитой «демократией», «Музей коммунизма» (рядом бар «пропаганда» с плакатом зубастой матрёшки). Не такие уж, в сравнении с нашими, ужасы - наши жертвы исчисляются десятками миллионов, но они-то своих палачей и выродков не славят и им неприятно. Нейтрально реагировали – я везде выступал «про солдата», оставляя записи в книгах и вступая в разговоры.
Это – прошлое. Настоящее – лАдное.
Ничего не просто так. Чехи продумАны как немцы. Приятно везде – со славянским акцентом и европейским комфортом, и сравнивая его, поражаешься – как у нас туристы выживают!?
В самый раз всё. Кухня проста. Еда доступна. Колбаски в фаворе, выпечки всякой навалом, но живот вместить всего никак не может, как ты не старайся, забыв «мезим». А конфетами сосательными затарился – здесь они всегда славились.
Пива – отменного – полно! Из крепкого – Tuzemsky (туземак - ром) весьма не плох. Разнокалиберного алкоголя вообще много, причём его вариантов маленьких – по 50 и 100 грамм бутыльках, и что приметно - нигде не валяются пустые.
По 10 крон «Крушовице» в супермаркете, а уж «Гамбринус» за 7.90 – перебор! 10 крон – 17 рублей. В ресторациях по 35-40 разливное, свежайшее, пенное, вкусное, в пафосных ресторанах и аэропорту все 100.
Отель – «Оld Prague Hotel» *** на Skorepka 5.
То, что надо: в переулке у площади с ресторациями, в сотне метров от станции метро «Мустек», рядом всё: пара минут и Вацлавская площадь, чуть далее Карлов мост, за ним на горе Градчаны – пряничный замок. И за всё 50 Евро в сутки.
Распорядок дня не хитрый: из-за трёхчасовой разницы во времени, отбой и подъём ранние, и в 8 утра уже завтрак, экскурсии, в полдник супчик и кружка пива – 80-100 крон как в «Старые часы», где не раз лакомился щами из кислой капусты с потрясающей колбаской (рецепт-то взял, а вот лавка с колбасками «Апетито» так и не заработала в понедельник), оправиться в отель, вылазка в город – по-взрослому, а иной раз не единожды.
Музей игрушек напомнил детство, когда открывался гигантский мир, и всё было внове, а образы свежие. Глаза тогда были другие. Условия «спартанские». Освещение. Материалы. И то: немного времени прошло с первых деревянных и жестяных игрушек до действующих моделей фабрики или железной дороги; от глиняных статуэток до кукол Барби, чья целая эпоха, как и Звёздные войны прошли мимо нас. А игрушки отражение взрослой жизни. Времени. Сколько мы пропустили!
Правильно, что нас сюда не пускали. Оболгав и кастрировав историю, изгадив природу, исковеркав до неузнаваемости мою Москву (вот так бы «зодчий» поступил с Прагой лет четыреста назад...!) – в музее пыток представлено.
Мы к сермяге привыкшие, а каково местным? В двух шагах – развитие Европы 70-х, «хиппи», всплеск бытовой техники и удобств, свобода и открытый мир, который хотел заклевать «голубь мира» - людоед; травило людей производство. Однако и прежней жизни оставляли – и не разучились печь хлеб, мостить дороги, быть дружелюбными, а пред врагами – гордыми и мужественными.
Дзекую за всё! И благодарственный Адрес на черновике книги «Красная чума» с десяткой Евро был принят портье с прочувственным «сенкью, сэр!».
За два дня экскурсий окрепли ноги, и оставив рюкзак в камере хранения отеля, сжав в ладони билет на 680-й поезд, на «нерваках» от переполнявших чувств, с главного вокзала отправляюсь в Крупку-Богосудов. Сумка. Карта. Сигареты. Деньги. Паспорт. Походный нож. Неизменный багет и бутылочка лимонного «Нести».
Я смотрю в окно и вспоминаю, вспоминаю, ловя знакомые названия на карте. Дымят трубы, ползёт по транспортной ленте в лесу уголь, снуют похожие на старинные банки кока-колы поезда по со вкусом построенным мостам над зелёным полотном струящейся Лабой.
«Усти-над-Лабой».
Всё ближе.
Следующая станция «Теплице в чехах».
Моя!
И я ступаю в «восьмидесятые» - облезлый вокзал с потемневшими от старости и невзгод скульптурами «гегемонов» на входе.
«Крупка-Богосудов» севернее на несколько километров.
Автобус?
«Пешки»?
Такси!
-Колик положишь корун, пан, до Богосудовска 169?
200 крон. Смешно! Три месячных содержания солдата. 340 рублей теперешних – 15 пакетов конфет «бон-пари», на тогдашие 70 крон мог купить больше в два-три раза.
Глаза так и впились в окрестности в поисках узнаваемых ориентиров и вот – «судьбоносный поворот» на Дечин, поля, и за деревьями на повороте я вижу здание полка.
Две минуты – и я у дверей пансиона «у Вернера», куда позвонил накануне – он в сотне метров от полка оказался!
Чувства - странные, я – явственно опоздал, а дерево у остановки живо вполне, оглянулся – ничего не изменилось. Хорошо ли это?
Грозные, ограждавшие мир от войны ворота с выпуклыми звёздами распахнуты. На углу плаца сложены срубленные ветки, по подъёму к складам – теперь ресторан и стоянка машин, а постоянно запертые тогда ворота – снова главные.
В корпусе штаба полка и казармах снова иезуитская гимназия: дети вернулись, расположения перекроили классы и студии, лестницы уже не казались огромными (заставят сейчас мыть...!), краски – добры, не угрожающая охра, выбегают дети, торопясь домой.
Сопровождать меня любезно вызвался директор гимназии, десятки лет работавший в Крупке, и я его узнал – приходил к нам молодым, окружённым стайкой детишек...
Лет много кануло – поколение целое. Кроме него и случайных прохожих – никто по-русски уже не говорил. Везде понимают «дорожный» английский, даже отвечая, при этом молодёжь кроме чешского и немецкого «не розумеет» никакого. Мой уровень английского даже хвалили!
Несколько раз приезжали такие как я, но в последнее время – никого. Десять лет.
-Девяностые... Почему не встречаем ровесников? Кончились.
Двухлетие – два часа. Всё обошли, о многом вспомнили. Работы ему – не початый край: уходили, всё бросили как есть; вкладываться надо – переделывать ещё многое. А в расположении химвзвода – пол сохранился, окна, на крыше солнечные батареи.
Вот канцелярия.
-Здесь стояла моя кровать...
Я закашлялся.
«Три скрипа».
После поверки, планов на завтра, нарядов и выволочек, забежки в туалет «на пару тяг»,
