хитро уставилась на нее Козачиха.- У нас знаешь какой народ? Любому дерьму применение найдет!
Постепенно торговки сошлись на том, что версия Козачихи похожа на правду и разговор сам по себе затих, а тут еще подошел заводской автобус и им стало не до разговоров. Никто из торговок не обратил внимания на тот факт, что бюст пропал в начале мая, когда огороды уже густо покрываются молодыми зелеными всходами свеженасаженных овощей и операция злоумышленников по закапыванию похищенного вызвала бы тогда такую же бурную реакцию как и сегодняшняя по мнимому его откапыванию.
Тем временем мужчина завернул за универмаг, миновал почту и повернул направо на густо поросшую бурьяном улицу. Слева за ажурным заборчиком под ржавым навесом маячили пустые столы рынка. Когда-то поселковое начальство решило снизойти к нуждам народа и выделило место под сельский рынок. На механическом заводе изготовили столы и навесы. Затея с самого начала не понравилась жителям. Рынок находился в стороне от обычных маршрутов, которыми посельчане ходят за покупками. Навесы оказались изготовлены плохо и от непогоды практически не защищали, зато накапливали на себе воду и даже по прошествии пары дней после последнего дождя под навесами стоял редкая, но беспрерывная капель, оставляющая на одежде бурые не отстирываемые пятна. А ко всему достаточно было даже самого небольшого дождя, чтобы глинистая улица превратилась в жирное грязное месиво, преодолеть которое можно было только на тракторе. Пару раз в неделю, если позволяла погода, на рынке появлялась секретарь поссовета Катька чтобы собрать с торговок местовые деньги. Катька окидывала скучающим безразличным взглядом пустые столы и уходила. В понедельник она писала очередную докладную на имя председателя поссовета о принятии мер по ликвидации стихийной торговли и активизации работы поселкового рынка. Когда докладных набиралось изрядное количество, председатель поссовета снимал трубку и звонил участковому, чтобы тот навел порядок на вверенной ему территории. Участковый оправлял ремень на толстом животе, брал вытертую полевую сумку и шел на автостанцию наводить порядок. Наведение порядка происходило просто и всегда одинаково. Торговки, предупрежденные все той же Катькой, уже ожидали участкового с солидным пакетом, в котором кроме объемистой бутыли местного крепчайшего самогона находилось все, что к нему должно прилагаться. Участковый долго и внушительно проводил воспитательную беседу с нерадивыми гражданами, при этом краснея и постоянно отирая несвежим носовым платком пот с шеи. Потом забирал пакет и шел в отделение писать рапорт о проведенной работе.
Мужчина миновал рынок и дальше на его пути возникли представители местной алкогольной диаспоры, которые не смотря на ранний час уже начали собираться возле ободранной двери под вывеской «Закусочная». Один из них, побойчее, в серой дырявой майке и черных засаленных брюках, двинулся мужчине на встречу, раскрывая щербатый рот в подобии улыбки:
- Доброго утречка, Николай Иванович!- дальше должна была последовать дежурная фраза с просьбой о трех рублях, но увидев какой-то остекленелый отсутствующий взгляд мужчины, проситель замолчал и только отступил в сторону.
Не обращая ни на что внимания, мужчина проследовал дальше. Из алкогольной толпы ему вслед понеслось:
- У-у-у Гамнюк! И людей уже замечать перестал!
В толпе продолжали раздаваться недовольные голоса, а Николай Иванович Гонюков шел своим путем. Происходящее вокруг сейчас его совершенно не интересовало — он старался поскорее попасть домой. Вскоре он завернул в переулок, круто сбегающий в лощину между холмами, открыл готовую в любой момент рассыпаться калитку, покрытую остатками зеленой краски и остановился перед таким же ветхим, как и калитка, покосившемся домиком. Между досками в дверь была воткнута записка. Николай Иванович развернул ее и прочитал:» Где ты шляешься? В девять часов педсовет. Быть обязательно!» Строки были выведены твердым каллиграфическим почерком. Понятно. В его отсутствие тут побывала сестра Валентина.
Валентина работала завучем в поселковой школе. Туда же она пристроила и уволившегося из вооруженных сил брата Николая. Николай прослужил в армии почти десять лет. Гражданская жизнь сразу показала, что ни к какому труду бывший военнослужащий не расположен. Валентине удалось уговорить директрису школы принять родственника на должность преподавателя НВП. Преподавание начальной военной подготовки — это было единственное занятие к которому оказался пригоден нерадивый братец. Все преподавание сводилось к занятием строевой подготовкой и чтению вслух уставов. Для этих нехитрых действ подходил любой человек имеющий хоть самое отдаленной понятие об армии, но должен был быть мужчиной. До появления Николая в поселковой школе работал только один мужчина — завхоз Илларионович, хромой сильно пьющий мужик с непрестанно бегающими на багровом лице глазками. Конечно же, его нельзя было допускать к преподаванию вообще, а уж тем более такого предмета как начальная военная подготовка. Ставка у преподавателя НВП или военрука, как его еще назвали, выходила совершенно мизерная и обычно преподаватели брали какое-то совмещение, чтобы было на что жить. В случае же с Николаем это оказалось совершено невозможно. Одного взгляда на его тщедушную, с впалой грудью и кривыми ногами, фигуру было достаточно, чтобы понять - преподавателя физкультуры из Николая Ивановича ну никак не получится. С преподаванием труда дело обстояло аналогичным образом, поскольку никакими ремеслами за свою почти десятилетнюю службу в армии он так же не овладел, да и никогда к этому не стремился. По аналогичной причине для него был закрыт путь на сезонную работу школьным истопником. Должность же школьного лаборанта уверенно занимал племянник директрисы, невысокий толстый парень с по-лягушечьи выпученными глазами, кривым носом и писклявым бабьим голосом. Понятно, что за мужчину племянника в школе не считали.
Николай сунул записку в карман и вошел в дом. Из тайника под кроватью он извлек красную, закрывающуюся на змейку папку. Одним движением Николай смахнул все со стола на пол и расстелил на нем извлеченную из заветной папки карту. Эта карта была его гордостью. Сколько сил и сноровки пришлось ему потратить, чтобы стать единоличным обладателем столь ценного предмета. Собственно, ничего особенного в этой карте не было. Не было там ни военных баз ни секретных объектов. На карте был изображен поселок с окрестностями в очень крупном масштабе. Казалось бы — ну и что? Занимательно и не более того. Для подавляющего большинства жителей это было так. Для большинства — да, но не для Николая. Тут следует вернуться немного назад.
Минувшей осенью школьный краеведческий кружок организовал большой вечер, посвященный истории поселка и его достопримечательностям. Вечер был проведен с большим размахом на нем присутствовал весь преподавательский состав и ученики школы, а также поселковое руководство. То, что Николай услышал на вечере повергло его просто в шок. Оказывается до революции поселок входил в состав графской усадьбы. Конечно, все это были дела давно минувших дней, но до настоящего времени сохранился графский дом, в котором теперь располагался детский интернат. Сохранился и графский флигель — милый двухэтажный особнячок, который после длительной войны с председателем поссовета занял директор механического завода. Все это были просто факты, а вот личность графа Николай Ивановича очень заинтересовала. Поскольку преподавательскими обязанностями он не был сильно обременен, все свободное время Николай принялся проводить в библиотеке изыскивая крупицы сведений о местном графе. И тут всплыла необыкновенно интересная с точки зрения Николая информация. Граф был невероятно богат и это имение было у него далеко не единственным. Кроме того у него были мукомольные заводы,ткацкая фабрика и даже несколько пароходов, которые курсировали по Волге и Днепру. Предреволюционный шестнадцатый и грозовой семнадцатый годы граф по какой-то причине провел в своей усадьбе в поселке. В литературе мнения на сей счет расходились. Ортодоксальные историки утверждали что граф открыто протестовал против антинародной политики царского правительства и тянущейся уже который год империалистической войны за что злой самодержец и сослал графа в деревню. Умеренные прагматики же утверждали, что граф просто бежал в деревню от долгов, которые ухитрился наделать в Питере за предыдущие годы. Как бы то ни было, но в начале восемнадцатого года граф бросил все и бежал от твердой поступи большевиков за границу. Сначала он попал во Францию и сильно бедствовал по причине отсутствия каких бы то ни было финансов. Потом он оказался в Англии, дальше последовала Бразилия и наконец Австралия, где жизнь графа, судя по имеющейся информации, как-то наладилась. И тут перед Николаем Ивановичем встал закономерный вопрос — граф был жутко богат, и описания этих сокровищ занимали целые страницы. Понятно, что дома и прочая недвижимость никуда не делись — что-то сгорело что-то пропало, а что-то и осталось, как бывший графский дом. А вот куда девались все эти золото бриллианты и прочие драгоценности было совершенно непонятно. Как не бились тогда в восемнадцатом местные чекисты, они ничего не смогли отыскать. За границей граф оказался практически голый, точнее в единственных штанах и прозябал на доброхотные подаяния. Вывод напрашивался сам собой — перед отъездом граф где-то закопал все свои богатства в надежде, что в скором времени новая власть падет и он сможет спокойно вернуться и их откопать. Беседы Николая с местным населением только укрепили его в мысли о существовании графского клада. Об этом говорили многочисленные, не прекращавшиеся до самой войны поиски клада властями и местным населением. Немцы во время краткой оккупации тоже предприняли пару попыток отыскать клад и тоже потерпели неудачу.
После войны, сорок девятом году, графу удалось добиться разрешения у советского правительства и посетить родные места. Об этом посещении Николай собрал самые подробные сведения, поскольку были живые свидетели этого события. Один мужичок, постоянно подогреваемый дармовым самогоном, помог даже составить ему подробный план передвижений графа по поселку. Николай был совершено уверен, что визит этот граф затеял только для того, чтобы убедиться, что все ценности находятся в целости и сохранности. Несомненно,за первым визитом должен был последовать второй, во время которого граф и намеревался достать драгоцнности, однако судьба распорядилась иначе. Вскоре по возвращении в Австралию граф умер. Мысль о том, каким образом граф намеревался переправлять эти сокровища из Советского Союза в далекую Австралию даже и не возникла в голове Николая. После изучения плана Николай Иванович осознал, что он только в начале пути. План, хоть он и был очень подробный, не давал никакого представления о реальной картине передвижений графа по родным местам. Нужна была карта и по возможности наиболее подробная. Вот тут на помощь Николая и
