дорога, по которой постоянно кто-то шел — шли из центра на запрудянскую сторону жители поселка, катили, поднимая клубы пыли машины в лесхоз, весело бежали купаться на пруд стайки детворы. Вечером дело обстояло не лучше. Деловое движение по соседней дороге замирало, зато появлялись желающие прогуляться около пруда парочки, иногда появлялись даже компании желающих выпить на природе.
Две недели Николаю Ивановичу никак не удавалось приступить к последним, решающим раскопкам. И тут ему на помощь пришла сама природа. Лето кончилось и вся детвора отправилась в школу. Берега пруда сразу стали тихими и пустынными. Повезло Николаю Ивановичу и с занятиями — расписание оказалось составлено так, что вторник и среда у него получались совершенно свободными. А тут еще, прямо как по заказу, прошел сильный дождь и дорогу, минующую кладбище совершенно размыло. Ездить по ней стало невозможно даже для тракторов. Не теряя времени, Николай Иванович с самого раннего утра вооружился лопатой и отправился, шлепая резиновыми сапогами по лужам, к заветному месту.
Под слоем уже начавшей желтеть травы, оказался черный прямоугольный камень,одним углом глубоко ушедший в землю. Николай аккуратно очистил лопатой верхнюю поверхность камня и даже протер ее прихваченной для этой цели тряпкой. Поверхность оказалась неровной и местами сильно выщербленной, но ни рисунков ни надписей на ней не содержалось. Николай попытался поддеть камень лопатой и сдвинуть его с места, но из этого ничего не вышло — за долгие годы камень прочно врос в землю. Пришлось Николаю в который раз заниматься тяжелым и неблагодарным трудом землекопа. Нет смысла здесь пересказывать все те действия, которые он предпринял, чтобы отвалить злополучный камень. Но, как говорится, всякий труд бывает вознагражден — камень оказался в стороне и Николай с новым энтузиазмом взялся за лопату. Когда яма углубилась почти до метра, лопата неожиданно ударилась о что-то твердое. Нервничая, оступаясь и оскальзываясь на рыхлой почве, Николай принялся очищать находку от земли. Несколько минут и его глазам предстал небольшой, но внушительный по виду, сундучок темного, почти черного от времени дерева. Когда-то сундучок опоясывали фигурные металлические полоски. Но время и влага сделали свое и теперь только рыжие пятна да остатки резных уголков свидетельствовали о былой красоте.
Несмотря на небольшие размеры, сундучок оказался очень тяжелым, никак не меньше тридцати килограмм. Для тщедушного низкого Николая вес этот выдался практически неподъемный и ему пришлось затратить минут сорок, чтобы извлечь заветную находку из ямы. Из последних сил, часто падая и местами передвигаясь на четвереньках, Николай дотащил обретенное сокровище до кладбищенской ограды и спрятал там сундук в куче мусора, который всегда остается после уборки могил. Потом он притащил несколько полуразвалившихся венков и сухих веток и завалил ими место своих раскопок, предварительно спихнув в опустевшую яма ставший уже ненужным камень.
Николай с натугой разогнулся и радостно вздохнул. Все! Теперь можно отправляться за ручной тележкой и тряпками, чтобы спокойно, не привлекая излишнего внимания, перевезти сундучок домой. Внешний вид и солидный весь приобретения внушали Николаю самые радужные надежды. Перед его мысленным взором уже кружились и летали пригоршни царских золотых червонцев, вспыхивали елочными огнями бриллианты в россыпях драгоценностей и еще много много чего яркого сверкающего, старинного и очень очень дорогого. Николай распрямился, отряхнул измазанные землей брюки и, гордо подняв голову, отправился в сторону дома.
На следующее утро Егоровна встала рано. Все необходимое для торговли она всегда готовила с вечера и сейчас намеревалась успеть к первому автобусу, уходящему в сторону завода. Ехавшие на первую смену рабочие всегда, по какой-то одним им известной причине, с большим удовольствием покупали у Егоровны семечки и прочий ее нехитрый товар. Улица в этот ранний час была пустынна. Коров в стадо уже отогнали, а уток и гусей на пруд обычно гнали огородами. Неожиданно впереди раздался резкий треск и на утоптанную дорожку громко хлопнув, упала ветхая калитка с остатками зеленой краски. За ней из двора,словно метеор, вылетел, размахивая зажатым в руке топором, Колька Гамнюк, как величали его на улице. В магазине и других приличных местах, а также в глаза Егоровна называла его иначе - наш учитель или учитель Николай Иванович. Увидев его, Егоровна громко ойкнула и присела за коляску. .Николай Иванович повернул к ней искаженное яростью лицо и рявкнул высоким, срывающимся, как у молодого петушка голосом:
- А ты чего тут дура старая?
Егоровна,в испуге, присела еще ниже, а Николай Иванович развернулся и побежал в сторону центра, выкрикивая непонятные фразы, что он сейчас все сделает и все они сейчас увидят.
Что он собирался сделать и кто и что должен увидеть, так и осталось для Егоровны непонятным. Из-за расстройства чувств, вызванного этой невероятной встречей, Егоровна даже не обратила на совершенно необыкновенный вид учителя. На Николае Ивановиче была надета когда-то белая, а теперь застиранная до темно-серого цвета майка, вытертые до белизны армейские галифе, вместо пояса подвязанные куском разлохматившейся веревки и истрепанные кеды на босу ногу. Продолжая выкрикивать непонятные фразы, Николай Иванович механически сунул топор за пояс галифе и ускорил шаг. Егоровна еще с минуту, когда все стихло, продолжала прятаться за коляской, потом медленно разогнулась и с трудом перевела дух.
- Ну и натерпелась же я сейчас страху,- через некоторое время рассказывала Егоровна торговкам у автостанции.- Совсем Колька Гамнюк с ума сошел. Представляете — выскочил с топором в руке и кричит на меня:»Так и ты с ними, сволочь старая?! Всех убью!»
В изложении Егоровны все происшедшее выглядело еще более запутанным и непонятным. Кому угрожал Гамнюк? Кого собирался убивать? И что такое сотворила Егоровна, что стала врагом несомненно тронувшегося умом учителя. Никто ничего не знал и даже не имел приблизительного представления о происходящем, но все с жаром обсуждали.
Вскоре появился с груженым различными сумками и оклунками велосипедом в руках лысый пузатый сын Ивановны, а за ним следом тяжелой походкой, часто останавливаясь и тяжело дыша, появилась и сама Ивановна. Она кивком поздоровалась с торговками и принялась обустраивать свою торговую точку, не вступая в общую беседу. Когда все приготовления были окончены, Ивановна солидно опустилась на стул, огляделась по сторонам и важно проговорила:
- Что вы тут глупости говорите? Никого Колька учитель убивать не собирался. Он сейчас пошел Ленина ремонтировать.
- Какого Ленина? Где?- совершенно растерялись от неожиданного сообщения торговки.
- Ну этого, что на площади перед школой стоит.
- Ремонтировать?- засомневалась подозрительная Егоровна.- Да быть такого не может! Он и дома никогда палец о палец не ударит, а тут — ремонтировать!
- Говорю же — может! Сама видела!- Ивановна даже заерзала на низенькой скамеечке.- Принес большую лестницу, прислонил к памятнику и полез.
- Наверное, красить будет,- предположил кто-то неуверенным голосом.
- Да нет!- отмахнулась Егоровна.- Красят всегда Сергеич и Никита из коммунхоза, школа никогда к этому касательства не имела.
- Это раньше не имела!- наставительно подняла указательный палец Ивановна.- А теперь все может быть. Теперь времена другие — перестройка, гласность. Может, теперь памятники школа красить будет, а не коммунхоз!
- Может итак!- согласно закивали все головами.- Теперь времена такие, что про Ленина вспоминать не любят, вот и решили на детишек спихнуть, чтобы разговоров меньше было.
Тут следует отметить еще одно обстоятельство. В поселке,как и в любом приличном населенно пункте стоял на высоком постаменте большой и, по мнению знатоков, красивый памятник Ленину. Размещался он на площади перед зданием поселковой школы. Вокруг памятника были разбиты цветники. Предполагалось, что памятник и площадь станут центральным местом проведения всех торжественных поселковых мероприятий, однако к двадцатилетию Победы рядом с автостанцией разбили Парк Воинской Славы. С красивыми, выложенными плитами дорожками, гранитными мемориальными досками. С одной стороны парка поставили памятник воину- освободителю в каске и с автоматом, а с другой стороны скорбящая мать склонилась над венком у могилы павших. Центральная аллейка была обсажена с двух сторон ровными рядами стройных елок. Парк как-то сразу пришелся по душе посельчанам и все торжественные мероприятия при всеобщем молчаливом согласии переместились к Парку. Площадь перед школой потеряла общепоселковое значение. Нельзя сказать, чтобы про нее и стоящий там памятник Вождю мирового пролетариата забыли или держали в небрежении, но мероприятия тут проходили по большей части мелкие, неинтересные и народа не собирали.
В это время из-за угла фотоателье появилась согнувшаяся, как муравей перетаскивающий гусеницу, Козачиха. Быстрой семенящей походкой она приблизилась к торговкам, а за ней отчаянно скрипя и вихляясь на разболтанных колесах, катилась тяжело груженая товаром тележка. Козачиха остановилась и принялась переводить дыхание, отирая углом платка лоб. По быстро бегающим по сторонам серым выцветшим глазкам и загадочному выражению лица было видно, что ее распирает какая-то совершено невероятная новость. Наконец Козачиха отдышалась в достаточной степени и выпалила:
- Ой, бабоньки, Там на площади такое! Такое! Вы себе и представить не можете!
- Да что там такого особенного?- пренебрежительно покривила губы Ивановна.- Я только что там шла и ничего такого особенного не видела!
- Ха! Не видела она!- развернулась в ее сторону Козачиха и уперла руки в бока.- И куда же ты это, интересно смотрела? Или Илларионовича увидала?
Ни для кого не было секретом, что вдовая Ивановна питала теплые чувства к школьному завхозу Илларионовичу, хромому сильно пьющему, но сама она об этом никогда не вспоминала и не терпела если об этом увлечении заходил разговор в ее присутствии. Ивановна надула губы и молча отвернулась.
- Да что же там такое?- приступила к Козачихе любопытная Егоровна.
- А то! Колька Гамнюк залез на памятник!
- Ну и что?- хмыкнула не поворачивая головы Ивановна.- Это он красить собрался!
- Красить?!- дробным смешком рассыпалась Козачиха.- Красить?! И кто только тебе такую глупость сказал? Он его топором рубает!
- Что?!- в один голос выкрикнули все торговки, а громче всех — басом, Ивановна.
- А то! Залез на памятник и топором по нему лупит, только искры сыпятся.
- Вот так лупит и все?
- Ну да! Размахнется топором и трах! А вокруг народ стоит и смотрит.
- Много?
- Что — много?
- Народу много смотрит?
- Да нет, не очень. Может человек десять. Постоят посмотрят и дальше идут — на работу же бежать надо!
- Этим на работу!_ неожиданно оживилась Ивановна.- А мы чего же здесь рассиживаемся? Надо же пойти посмотреть, что там и как!
Козачиха, которой страшно не хотелось тащиться обратно, начала убеждать товарок, что всем идти нет никакого резона, а достаточно отправить делегата, который бы все
