– с вызовом ответила уязвленная мамзель. Все женщины с некоей ревностью посмотрели на нее. Дело было не том, что кто-то желал интима с Гектором Петровичем, пока он был живой, но в ареоле посмертных легенд.
Потом вспоминали, как «Геша» – все стали фамильярно его так называть - интересно рассказывал про всякие умные вещи, какой он был трогательный и смешной, и конечно гротескную историю с поджопником в последний летний выходной.
Чайковского искренне жалели. Могучая Волобуева даже по-бабски всплакнула.
Впрочем, постепенно разговор о трагическом происшествии стал утихать. Культурно отдыхающие разбились на группки по интересам. Гиви, который, оказалось, прекрасно готовил, причем не только кавказские блюда, вкусно рассказывал, как на прошлых выходных приготовлял польский бигос: шваркал в чугунную сковородку нашинкованную капусту, тушил на медленном огне, добавлял кусочки краковской колбасы и индюшачьих сосисок, поливал красным вином, облагораживал пряностями и нарезанным черносливом. «Приходите к нам в гости в следующие выходные, я вам такой шашлык сделаю! – пригласил он мамзелей. Софья Яковлевна недовольно хмыкнула.
Волобуева и Слоник, взявшись за руки, дружно сиганули в бассейн, сотворив «девятый вал Айвазовского».
- Харе брызгаться – недовольно проворчала Люська, боясь попортить макияж. Получив окончательную отставку от Марио, она вернулась в Москву и теперь зализывала раны в поисках новой жертвы. В этой компании, после богатенького иностранчика, ловить было нечего. Разве что, попробовать окрутить Цукермана? Говорят, у него и квартирка весьма приличная, и антикварными музыкальными инструментами он приторговывает.
– Вы когда-нибудь бывали на Галапагосе? – обратилась она к нему - Говорят, там по пляжу ползают слоновые черепахи весом в полтонны.
-А еще морские игуаны и голубоногие олуши – среагировал Слоник.
- Угу, тогда уж «подкустовые выползни» и «бразильские двузубые чернопопики» - припомнила некоторых как бы спасенных как бы животных из «Как бы радио» Раечка.
- Да нет же, я серьезно. Я когда-то дружил с одной «географиней» очкастой с параллельного курса - объяснил наличие глубоких познаний фауны дальнего зарубежья Слоник.
И тут все стали обсуждать недавно вышедший на экраны страны фильм «Географ глобус пропил».
- Молодец Хабенский, что втюрившуюся в него малолетку не попортил. Он бы потом всю жизнь себе этого не простил – высказался Лафитников.
- А вот то, что он не перефакал всех подружек, которые сами его в постель затаскивали, тем более что собственная жена в открытую загуляла – это как-то странно и неестественно - ввернула Раечка. Ей в фильме был близок образ Киры, созданный женой Валерия Тодоровского, на месте которой она с удовольствием хотела бы очутиться.
- Наверное, потому что он свою изменницу все равно продолжал любить – грустно подметила Волобуева. – И еще из Хабенского мог бы получиться классный учитель. Я вот своего ему бы доверила. Волобуева была матерью – одиночкой, и её крупный Вовка терроризировал весь третий «Б».
- А ведь я пединститут окончил – вдруг опечалился Слоник. – У меня бы никакой Градусов не забаловал. Знаешь, Цукер, не пойду я к тебе в охранники. Я в школу вернусь. Буду детишек обучать через козла перескакивать и правильно на маты падать.
- И то верно – обрадовалась Волобуева. Только пить тебе надо бросить. И компанию дружков сменить. Хочешь, я возьму над тобой шефство?
Потом Волобуева со Слоником пошли в парилку, и там сразу не стало хватать место для остальных.
Последним припозднившимся посетителем оказался Одиссеев, прискакавший в баню «без жены, без детей». Выслушав уже приевшуюся и посему пересказанную безо всякого энтузиазма истории о трагическую конце Чайковского, он, покрутив пальцем у виска – «вы что, мол, здесь все офонарели что ли?» – объявил Гектора живее всех живых.
- Как? - хором ахнули отдыхающие.
- А вот так! Чайковский лежит в больнице. У меня там Одиссеева на соседнем этаже с аппендицитом, вернее уже без оного.
- Есть повод выпить – радостно просунули свои сизоватые хари в двери бани верные собутыльники Слоника Выкусов и Расстрига. Волобуева нешуточно погрозила им кулаком.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. В БОЛЬНИЧКЕ
Когда «Волга» проломила ограждение набережной, Чайковский потерял сознание, сильно ударившись головой о переднюю стойку. Упав в Яузу, автомобиль некоторое время оставался на плаву, ведь закрытые окна препятствовали быстрому проникновению воды. У Полины началась паника, усиленная ночной теменью. Вместо того чтобы постараться как можно быстрее выбраться наружу, она стала трясти за плечо окровавленного Чайковского, безуспешно пытаясь помочь ему очухаться. А время неумолимо уплывало. Тогда Полина попробовала открыть дверь со своей – пассажирской стороны, но ее, как назло, заклинило. Противоположная - водительская находилась наполовину под водой и также не поддавалась. Женщине удалось, покрутив ручку, открыть окно, куда тут же хлынул водяной поток, и она сделала попытку вытолкать Гектора наружу. Но в дубленке в проем окна он не пролазил. Тогда, содрав её с Чайковского, она из-за всех сил надавила дверь ногой и неимоверным усилием выпихнула его из машины. Сама выбраться из кабины Полина уже не успела. Жалко лисью шубку – мелькнула последняя мысль – совсем от влаги испортится. Нет, все-таки последней была – что же теперь будет с Верочкой?
Гектору повезло. Случайный безрассудный прохожий, бескорыстно сиганув в Яузу, вытащил его на берег.
Очнулся он в больнице. Первое, что увидел Гектор Петрович, приоткрыв правый глаз – левый был обмотан плотной марлевой повязкой - лицо того самого лощеного «иностранца» с пляжа из последнего летнего выходного. Только в тот раз он был в дорогом терракотовом халате, а сегодня в белом с вышитым красным крестике на наружном кармане.
- Ну что же, везунчик Вы мой, ведь все могло быть значительно хуже. Легко отделались. Ущерб вашему организму ограничился отбитой грудной клеткой, травмой головы, сотрясением мозга и проблемой с левым глазом – как будто с удовольствием перечислял оказавшийся доктором Ждынкиным. - Зато кости целы. А вот Ваша спутница - Полина Валентиновна Святая – утопла. Судя по всему, она радикально посодействовала Вашему всплытию. А себя спасти не смогла.
Ждынкин был травматологом и привык рубить правду-матку без сантиментов.
- Какая святая? – не сразу сообразил Чайковский.
- Вы что не знали, кого везли в машине? При ней и паспорт обнаружили, хоть он и размок весь. А фамилия действительно необычная.
- Нет, почему же, знал. Она случайно стала женщиной по вызову. Это я её убил.
- Не говорите глупостей. К Вашему огромному счастью, видеокамеры всё зафиксировали. А то бы еще и в тюрьму загремели. Да, мы никак не можем отыскать Ваших родственников.
- Моя жена Андромухина - в Таиланде. Я не знаю, как с ней связаться. У нее роуминг, наверное, не работает. Да, может, и не стоит».
- Ну и ладненько. Вы, голубчик, выздоравливайте. Медсестры у нас ласковые, внимательные. И таблеточками накормят, и укольчик сделают. Вот соседи по палате у вас не кондиционные, конечно, - сбавил голос Ждынкин - да уж, какие есть.
Когда доктор вышел из палаты, Чайковский повернул голову и обсмотрел лежавших на соседних койках пациентов.
Бомжи подзаборные – гадливо угадал он.
Чудило одноглазое – в отместку отомстили они.
- Ну, что, браток – чуть слышно выдавил из себя тот, что лежал возле окна у приоткрытой форточки и выглядел похеровей, если вообще можно сравнивать качество двух сильно подгнивших кабачков. - Говорят, ты герой?
- Убийца я. Понимаете, жила-была в уютном Каменце-Подольском ясная девочка Поля, маму радовала, бегала с хорошими мальчиками по Старопочтовому спуску к речке купаться, разучивала красивые гаммы с Соломонией Абрамовной. А потом запуталась она. Дочку родила непонятно от кого. А как ее прокормишь – то? Вот и стала в Москве телом своим торговать. А тут я на ее беду... И из-за меня она и погибла. Подумаешь, отколошматил бы ее этот гаденыш, зато жива бы осталась.
И от пришедшего, наконец, осознания, что замечательной Полина больше нет, что ее тело в этот самый момент разлагается в мертвецкой, Чайковский разрыдался.
- Эй, реветь мужикам не положено – участливо вступил в разговор тот, что лежал возле входа - Бээф, может сестричку на помощь позовем?
-Если он разревется, весь медперсонал сам сбежится. Ты ему водички из графина плескани.
- Так лучше б не водички, а водочки. И нам с тобой заодно. Слышь, утопленник, а у тебя денежки водятся? А то мы бы сейчас кого-нибудь из «ходячих» подговорили в гастроном за чекушкой сбегать.
- Кроме больничной полосатой пижамы - ничего нет. К тому же, я бросил пить. Со вчерашнего дня.
Ну, это ты зря. Сразу бросать вредно. Постепенно надо - неодобрительно фыркнул Флакон.
- А нам с тобой, Флаконище, уже поздно» – простонал Бээф - Как же мы вчера «траванулись».. Уж насколько я привычный ко всему, а тут блевал три часа подряд. Спасибо Ждынкину, опять откачал. Говорит – все, финиш. Скоро подохну. А он дело свое знает - пугать не будет. Я к нему третий раз попадаю и, наверное, последний. А меня на небесах Аннушкин поджидает.
При упоминании Аннушкина Чайковский вздрогнул…
Всю ночь Бээф бредил про какие-то «Три топора», которые припрятал в гараже за лысой резиной в августе 91-го. Флакон несколько раз, кряхтя, сползал со своей койки и заботливо поправлял ему несвежую простынь.
На следующий день Чайковскому нанес дружеский визитом Цукерман.
- Спасибо тебе, Цукер, за мандарины – растрогался Гектор Петрович - можно я и «сопалатников» угощу? А за тот французский коньяк я расплачусь сразу, как выпишусь из больницы.
При упоминании коньяка у дремлющего Флакона заинтересованно зашевелились розовые уши.
- Да не нужно ничего возвращать – буркнул Цукерман, вспомнив, как он публично простил Петровичу эту самую бутылку.
- Вчера Одиссеев забежал и сознался, что вы меня похоронили – беззлобно укорил Чайковский.
- Значит, тыщу лет еще проживешь – оправдался Цукерман. – Это я непроверенную информацию разнес от подружки Виолетты. Хочешь, познакомлю! У нее такая пышная филейная часть. Знаешь, как она вчера ментов в бане взбодрила.
На предложение Цукермана Чайковский не проявил никакого энтузиазма.
- Я понимаю, тебе сперва подлечиться надо.
Следующей гостьей оказалась та из мамзелей, которую теперь никто не называл иначе, как «Имне». Она притаранила домашние пирожки и так интимно прижималась к Гектору, будто и вправду между ними что-то уже было. Или обязательно будет.
Затем подоспели Гиви с Софьей Яковлевной и шашлыком в большой кастрюле, завернутой в толстое одеяло.
Все участники банных поминок считали своим долгом реабилитироваться. Когда пришли Волобуева со Слоником, Флакон, интуитивно распознав «своего», снова попытался завести речь о спиртяге, но Волобуева так придавила его к пролежанному матрасу, что он надолго притих.
Приходил распирающийся от гордости Лафитников, представьте себе, с Раечкой, которая совершенно случайно узнала, что он, оказывается, получил немалое наследство. Это была ее страшной тайной, которую она
Помогли сайту Реклама Праздники |