Чайковский на нудистском пляже. Полная версия

подаренный  совратителем флакончик её любимых духов  от Helena Rubinstein  с ароматом кремового ириса, иланг-иланга и  магнолии.  И в этой самой спальне с плотно задернутыми  темно-зелеными гардинами, скрывающими прелюбодеев  от всего мира, может прямо сейчас  оголённый, как высоковольтный провод, Домовитый умело обслуживает такое гибкое и отзывчивое  тело Андромухиной без его, Гектора Петровича, спроса.
Подозрения Чайковского косвенно подтверждались и тем, что сам он  был фактически отлучен от плоти законной супруги. Первые недели после случившегося он и  не пытался её домогаться.  Впрочем, такие интимные паузы давно стали нормой. А чего Вы хотите – попробуйте прожить с одной и той же партнершей более двух десятков лет.
 Но в новой ситуации у Чайковского, наверное,  от ревности,  резко, не по возрасту и состоянию простаты,  выросло либидо. Ему все время хотелось, и он еле себя сдерживал. Однажды Андромухина застукала его онанирующим в ванной, но только произнесла невнятное « о-ля-ля».
По прошествии еще нескольких мучительных для Чайковского и, как он полагал, любвеобильных для Андромухиной, дней его робкая попытка, приобняв супругу, запустить руку в заданном направлении была решительно отвергнута. «Извини, у меня мигрень». Затем бесконечно долго длилась менопауза. После так «заныла» спина, что о «секесе» и думать было просто возмутительно. В тот день - кажется, был выходной -  она сознательно, как посчитал сам Чайковский,   поссорилась с ним из-за какого-то бытового пустячка, чтобы иметь повод вновь не  допустить его до своих прелестей, и тут же засобиралась  в парикмахерскую,  объявив, что после будет до вечера,  как она выразилась, «глазеть на витрины». Знаем мы, какого витринного манекена ты будешь обсматривать – мысленно вскипел   от чувства мести и сперматоксикоза Гектор Петрович и,  не выдержав неопределенности, отправился выслеживать полюбовников возле   «обшарпанного» дома Степана (на его крыше была установлена вывеска «фирмы «Шарп»). Не то, чтобы у него был четко разработанный план на счет того, что он будет предпринимать, если все-таки застукает парочку, но и бездействовать он тоже больше не мог.
После смерти родителей помимо квартиры Чайковскому досталась  двадцать первая (второй серии) бежевая  «Волга» гаражного хранения   с  увеличенными колесными арками,  шестнадцатью прорезями решётки радиатора «акулья пасть»  и хромированной фигуркой оленя на капоте. Но добираться  до  вражеской территории он решил на общественном транспорте, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Ведь на его «Волгу» ностальгически засматривались даже владельцы крутых тачек. Зато перед отправлением «на дело»  можно было, не боясь гаишников, позволить себе тяпнуть для храбрости и поднятия настроения.
На улице было «зябковато». Накрапывал позднеосенний дождь,  который, по устоявшейся московской традиции последних лет, мог в любой момент перейти  в  мокрый снег и  тут же, мстительно тая на свежеуложенную тротуарную плитку, перемешавшись, как говорили, с радиоактивным реагентом против наледи, превратиться в грязное месиво, беспощадно разъедая по преимуществу импортную кожаную обувь москвичей и гостей столицы.  
Когда Чайковский сел в троллейбус, что-то у водилы не заладилось,  и он дважды подолгу останавливался и выходил поправлять электрические рога. Когда Гектор Петрович, наконец, добрался до конечного пункта, дождь прекратился. Осмотревшись, новоиспеченный филер  решил затаиться за металлическими гаражами, откуда открывался хороший обзор на пустой малосодержательный двор.  В доме за освещенными окнами – приближались сумерки -  на кухнях неопрятные, раздавшиеся от бессмысленности бытия  жены по «юлицезаревски» одномоментно приправляли готовящийся борщ душистым перцем, лавровым листом и чесноком,  трепались по телефону с заклятыми подругами и смотрели очередной идиотский сериал, торопливо состряпанный, даже возможно,  по сценарию Домовитого. Их пузастые и еще более неряшливые мужья в гостиных цедили пиво, заедали  солеными орешками  и смачно комментировали матч Ротор-Торпедо. Прыщавые подростки безвозвратно просирали лучшие годы за «стрелялками», а мелкота пялилась на не наши мультики. Наличие нескольких телевизоров на семью в Москве давно стало нормой.   «Раньше хоть в деревянные кубики играли» - вспомнив свое счастливое детство, озлился Гектор Петрович.
За гаражами умеренно  пахло мочой. Минут двадцать Гектор Петрович в одиночестве переминался с ноги на ногу, от «нечего делать» разглядывая валявшуюся невдалеке  возле песочницы в луже в непристойной позе  куклу с пластмассовыми и  по прихоти заводских технологов чересчур бледными  ногами. Местные  детсадовцы стянули с нее не только жалкое платьице, но и трусы, не найдя впрочем и на этот раз разгадки, в чем заключается  повышенный интерес к отдельным частям тела со стороны   взрослых.  К ставшей по воле обстоятельств непристойной игрушке подбежал бездомный лохматый кобелюга и, схватив зубами за голову,  по  своей надобности  утащил в подворотню.
Окна квартиры Домовитого по-прежнему оставались  безжизненными. И только Гектор Петрович пожалел, что не взял с собой  фляжку с армянским коньяком, чтобы можно было согреться, как за его спиной раздался знакомый   голос  Слоника: «Ты поссать сюда или по  другому какому делу?» Слоник был как всегда в компании  Расстриги и временно свободного Выкусова. Чайковского в одежде «святая» троица не признала.
На вопрос о своей малой нужде Гектор Петрович не нашел ничего более уместного, чем, утвердительно кивнув,  повернуться к компании невпечатляющей спиной и, расстегнув ширинку, встать в характерную мужскую позу. И, только начав выпускать вялотекущую желтую  струйку на проржавевшую стенку одного из гаражей, он с ужасом осознал, что в адресованных к нему словах скорее содержалось не приглашение отлить, а возможная угроза – мы тут  культурно отдыхаем, а  этот хорёк  урину перед нашими носами разбрызгивает.  Но Слоник среагировал на происходящее спокойно и даже весело:
- О, опять  гараж Сирдукова обмочил!
Сирдукова во дворе не любили. Он служил в пенсионном фонде и ездил на самой дорогой машине.
- Кстати,  с тебя семьдесят восемь рублей пятьдесят копеек – недобро буркнул Выкусов писающему Чайковскому – А то нам на  бутылку не хватает.
Гектор Петрович,  стряхнув, убрал пенис на место, затем пошарил в кармане и выудил оттуда к своему удивлению пятисотрублевую купюру. Денежку было жалко,  и он испуганно попытался всунуть ее обратно, но не успел, поскольку несказанно обрадовавшийся Выкусов проворно выдрал купюру из рук Гектора Петровича и отправился за водкой. Чайковский проводил его грустным взглядом. Надо сваливать – мудро подсказала ему бздлявая  интуиция. Но,  вместо того, чтобы ретироваться, он стал мучительно придумывать предлог, который бы не обидел его новых дружков.
Тем временем  Слоник и Расстрига продолжили прерванный  спор, ни много ни мало, об убийстве старшего Карамазова. Слоник, романа не читавший, но смотревший фильм Пырьева,  утверждал, что папашу замочил бульонщик Смердяков, а Расстрига выдвигал неканоническую версию о виновности божьего человека – младшего Алеши Карамазова.
- Старикан-то его еще и хвалил - я тебя, мол, Алешка, и без коньячка люблю! А он, значит, в ответ вон какую подлянку ему сотворил -  заявил бывший семинарист. Главным аргументом Расстриги, вероятно, связанным с  личной обидой на церковников, был – «уж я знаю, на что они там способны».
А Гектор Петрович вспомнил, что Достоевский планировал  продолжение романа, в котором заделавшийся революционером Алеша будет казнен за политическое преступление.
Когда  вернулся  Выкусов, «забирашку» стремительно разлили по пластиковым стаканчикам, руками разломали на неровные куски буханку хлеба, вскрыли банку с фасолью.
- Ну, за знакомство, - изрек Слоник.
- Так вы же меня знаете, мы на одной полянке в Серебряном бору летом загораем» – на всякий случай подлизывающе напомнил Чайковский.
- Ну, значит ты нам кореш! Будем в следующем сезоне вместе в речку ссать!» - среагировал Слоник. Все, дружно рассмеявшись, выпили, поморщились, закусили. Слоник, вернувшись к почему-то продолжавшему волновать его вопросу о Карамазовых, обратился  к Чайковскому: Ну, и кто же грохнул папашу?
Не знаю – ответил Гектор Петрович - «но мне представляется, что участие в преступлении младшего Карамазова маловероятным. Ведь ему было всего  20, и он был еще чист в своих помыслах и поступках. С другой стороны, я понимаю, что его возраст – мало о чем говорит. Герои Достоевского в действительности значительно старше обозначенного биологического возраста. Они сами - часть Достоевского и его трагического жизненного опыта, включившего в себя и отмененную в последнюю минуту казнь, и каторгу. С другой стороны, посмотрите на, может быть, самого светлого героя романа - маленького Илюшу Снегирева, который с перочинным ножичком защищает честь отца. Вон он-то смог бы убить?!?
Чайковский, конечно, совсем не имел в виду, что пацан  мог  пришить Карамазова – старшего и просто воспользовался  полемическим приемом. Но побывавший в зоне для несовершеннолетних Выкусов  понял Чайковского буквально:
- То, что мальчишка мог прирезать старика – согласен, очень даже правдоподобно. Но спрос с него не может быть таким же.  Малолеткам по тем же статьям меньше дают, а то и вообще не сажают!  - выразил он экспертное мнение.
«Грузите апельсины бочками. Братья Карамазовы» – резюмировал дискуссию Выкусов бессмертной телеграфной строкой Остапа Бендера.  Это было единственное, что Выкусов знал о семействе Карамазовых из Скотопригоньевска до сегодняшнего дня.
А потом  он вдруг прозорливо добавил:
- В любом случае, чую, все случилось  из-за бабы.  Из-за них все зло и происходит. Вот ты, плешивый, чего тут вынюхиваешь в нашем дворе?  Небось, выдру свою дранную выслеживаешь?
Жизнь заставила его стать хорошим психологом.
Гектор Петрович  замялся: Ну почему же выдру?
- Потому что ее какой-то козел выдрал! Вот моя хозяйка только попробовала  бы изменить! Два года ждала из зоны, сына подращивала. С другой стороны, скажем, дадут мне, не приведи господь,  пятнашку. Что ж, ей совсем от интиму отказаться?  Пусть уж, только чтобы я  не прознал…А хочешь, мы хахелю твоей суки ребра переломаем?  Или вот на этой березе повесим?
Хочу – после третьего пластикового стаканчика подло подтвердил Чайковский.
- А я слышал, что у повешенных жмуриков члены встают – встрял Расстрига.
- Не скажу, сам не видал – отрыгнул Выкусов. - А мы и мокрощелку твою враз прикончим - продолжил он навязчиво излагать Чайковскому планы благородного отмщения.
Гектор Петрович представил болтающегося на березе с эрогированной  писей Домовитого, а рядом с ним с пером в подреберье истекающую кровью Андромухину  и  ему стало их жаль. В этот короткий  миг просветления он пролепетал: Я хочу домой! …
Выкусов, вытащил из  кошелька Геши последние деньги, зато  проводил его до остановки. Они не заметили, как во двор въехал серо-голубой  Ниссан Домовитого, из которого вылезли счастливые любовники и направились   дрючиться.
Ночью Чайковскому приснился кошмар.