Аромат разбитого сердца

миновали здание синагоги, общественную пекарню и дом для танцев, который служил для свадебных церемоний и прочих общественных праздников. За домом  господина Блюма находился большой двор, засаженный плодовыми деревьями. Во дворе был еще  огород, колодец с питьевой водой, туалет и мусорная яма. А к косяку дома хозяим прибил мезузу-магический оберег, свиток из пергамента с религиозным текстом. Джованни обратил внимание, что  здесь не было такой невероятной грязи, как во всем остальном Кельне. Евреи, с  их особенным отношением к таким вещам, как чистота и здоровье, мыли руки перед едой, принимали горячие ванны и истребляли крыс в своих домах. Когда на немытую Европу обрушивались эпидемии холеры и чумы, разъяренная толпа в первую очередь шла громить еврейские кварталы, полагая, что именно евреи отравили колодцы города. А низкая смертность обьяснялась всего лишь высокими гигиеническими требованиями.
Господин Блюм уже пятый год вдовел и в доме хозяйничали его взрослые дочери Ида и Анна.
Племянник Михаэль , проходивший обучение у дядюшки, сегодня куда-то запропастился, что господин Блюм не преминул с неудовольствием прокоментировать:
-Вечно его где-то носит. Непутевый, весь в моего брата.
И , хотя подаваемые к столу блюда имели непривычный для итальянцев вкус, братья Фарина попробовали и куриный бульон с шариками кнейдлах(матушка говорила, что он лечит от простуды-улыбнулась Ида) и кугл с рыбой. А поданный на десерт медовый пряник тейглах привел сластену Джованни в восторг и не сводившая с него вечер глаз Анна не замедлила подложить ему еще кусочек. Беседа текла неспешно, Якоб и Батиста обсуждали какие-то общие дела, но Джованни не мог не обратить внимание на то, что обычно спокойный и благодушный сосед явно чем-то расстроен. Из  его груди то и дело вырывались тоскливые вздохи и он терял нить разговора.
Улучив момент, Джованни поинтересовался причиной столь мрачного настроения. Блюм поначалу отнекивался, а потом прошептал, наклонившись к плечу молодого человека:
-Идите за мной ,мой мальчик.
В подвале дома, где располагалась ювелирная мастерская, Якоб подвел Джованни к резной полочке, на которой стояла тонкой работы шкатулка. Он откинул крышку и у Джованни перехватило дух. На красной бархатной подушке лежали пять роз из листового золота. Несмотря на то, что Джованни во время своих странствий уже успел навидаться всякого, тонкость работы и изысканность линий этих удивительных цветов его просто заворожили. Заворожили настолько, что он не сразу заметил, что шкатулка была расчитана на шесть роз и одно гнездо пустовало.
-Вот, мой милый Джованни,-развел руками ювелир,-а завтра за заказом уже придут.
Фарина взял шкатулку с полки и поднес ее к носу. Тот, почти забытый, случай с испорченной эссенцией в Грассе опять всплыл в его памяти.  И снова Джованни мог безошибочно назвать виновника.
Когда они поднялись наверх, за столом рядом с Анной уже сидел Михаэль. Он о чем-то возбужденно рассказывал, размахивая руками. Воспользовавшись отлучкой Якоба, Джованни подошел к молодому человеку и , наклонившись, тихо произнес:
-Я надеюсь, вам еще удасться вытащить цветок из игорного дома, где вы пропадали, Михаэль. Иначе, боюсь , придется пробежаться к пекарне Шмитца.
Племянник Блюма застыл, оборвав свой рассказ на полуслове. Слава о уникальном нюхе Фарины была уже хорошо известна и парень понял, что пропал.
Действительно, тогда в Кельне уже сотни ремесленников, слуг, клерков и подмастерий предавались  азартным играм и лотереям. Лавки ростовщиков  были забиты одеждой и мебелью жертв  греха азарта, а кавалеров и дам, которые не участвовали в карточных играх, вполне могли счесть  дурно воспитанными людьми, с которыми невозможно общаться.
Упоминание о пекарне Шмитца тоже было не случайным.
В Кельне на тот  момент было шестнадцать башен над воротами  и одна из них, стоявшая на важной дороге, ведущей в Бонн, носила имя Северинзторбург.  Неподалеку от башни внутри города  располагалась пекарня господина Шмитца. Помимо прекрасной свежей выпечки, которую горожане покупали здесь каждый день, пекарня имела еще и другую славу. Вора, приговоренного к бичеванию, прогоняли от места заключения вверх к башне по улице Северинштрассе.  Наказание заканчивалось только тогда, когда преступник миновал эту пекарню. Если к этому моменту он оставался жив, то обретал свободу, пройдя через ворота.
Многие века в Кельне живет поговорка ««Ты еще не миновал пекарню Шмитца» (то есть «ты еще в опасности» или «ты еще не все пережил».)
Не удивительно, что при упоминании этой перспективы воришка пришел в ужас. Один Господь знает, чего ему это стоило, но роза к утру вернулась на свое место и господин Блюм торжественно вручил шкатулку восхищенному заказчику.
                                                                           х х х

Несколько лет спустя тороговый дом «Фарина и К» переехал в новое здание напротив площади Юлиха, совсем недалеко от знаменитого зала Гюрцених.  Когда-то там  шумели пышные балы, проходили коронации и торжественные приемы. Но сегодня здание Гюрцениха было простым городским магазином. Подвальная лаборатория в доме Фарины с годами превратилась в настоящую фабрику. Утром по лестнице вниз спускалась стайка весело чирикающих девушек и спустя несколько минут ...наступала абсолютная тишина. Распоряжением  Джованни работницам запрещалось разговаривать друг с другом. Ничего не должно было отвлекать их от тонкой и кропотливой работы.  Но девушки были не в обиде. Работа хорошо оплачивалась и  каждые три часа их ожидала тридцатиминутная пауза и они могли вдоволь наболтаться. А в обеденный перерыв работниц  вкусно и сытно кормили.
Хозяином Джованни Мария Фарина был непростым. Полностью погруженный в мир парфюмерии, он такой же отдачи требовал и от всех, кто с ним работал. Бесчисленные полки были забиты  тигелями, бутылочками и баночками с этикетками с  именами, адресами и особыми пожеланиями клиентов, но детали рецептур Джованни всегда держал в голове. Основная часть эссенций закупалась готовыми, но некоторые растительные составляющие плохо переносили дорогу и, как можно догадаться, качество поставляемых эссенций очень часто не устраивало парфюмера и  многое Фарина производил на месте собственноручно. Сырье приходило со всего мира. Бергамот из Калабрии,прованский жасмин-невинная смесь чистоты и эротики,  пачули из Индии  и мешочки мускуса из Китая, аккуратно упакованные в чайные жестянки. Лаборатория благоухала розами, апельсинами, кассией, фиалками и нарциссами.

Не было более капризного и требовательного клиента для поставщиков, чем синьор Джованни.  Он настаивал на  величайшей аккуратности и его интересовало абсолютно все- условия роста и поливки растений, из которых добывались составные для его духов, условия, в которых хранились эссенции, а также форма и материал, из которого были сделаны сосуды для перевозки эфирных масел.
- Merda!,- гремело частенько в лаборатории,- я так и знал! Этот Флери из Реггио ни на что не годен. Я написал ему, как должно поливать деревце бергамота, но он наплевал на мои рекомендации. Болван! Не понимает, что от этого полностью зависит аромат.
Когда приходила партия новых цветов или фруктов, Джованни почти всегда принимал ее сам.  Он любил запах цитрусовых. Движением, знакомым с детства, Фарина поддевал кусочек кожуры, растирал между пальцами и наслаждался ароматом. Так он был способен различить более двух дюжин сортов.
А в подвале кипела работа.  Летом, в августе, начиналось время жасмина. Большие стеклянные листы покрывали свиным жиром, в который укладывались цветы. По мере того, как жир впитывал аромат, цветы заменялись свежими. Ну,а после этот ароматный жир растворялся виноградным спиртом и выпаривался при низких температурах. Полученная воскообразная сильно пахнущая масса годилась для любых парфюмерных целей. Это и было высокое искусство анфлеража, которому Джованни Фарина много лет назад обучался в Грассе, процесс не только сложный, но и невероятно дорогостоящий. Ведь с одной тонны цветов жасмина можно было получить только один литр эфирного масла.
И он не был бы собой, если бы революционно не усовершенствовал этот процесс.
-Будущее парфюмерии в алкоголе, а не в тяжелых маслах,- еще в Грассе уверял он мастера Фратанелли, -именно в нем следует растворять эссенции. Это как музыка, синьор, музыка моего друга Антонио Вивальди. Эсенции в ней-это ноты, рецепты-опера, а алкоголь-инструмент. Спирт должен быть самого высшего качества и, лучше, виноградный, а не картофельный.  Плохой инструмент может испортить самое гениальное произведение!
Ну, а осенью весь дом пах бергамотом. Джованни придирчиво контролировал процесс дистилляции. Кожура бергамота,горького несъедобного апельсина, который был , по мнению парфюмера , «просветом в мутном настроении», подогревалась в специальном баке с водой и подвергалась обработке паром. При этом из нее вытягивались все ароматические вещества. При охлаждении пар конденсировался, эфирное масло отделялось от воды и собиралось в резервуар.
Конечно, привозить растительное сырье из других стран было делом рискованным. Сроки доставки были огромными и никто не гарантировал сохранность товара. Поставляя скоропортящеееся сырье, можно было разорить свою компанию. Но Фарина рискует. И, как всегда, выигрывает. Появление цитрусовых в Кельне стало поводом для всеобщего восторга и новой моды.
Тогда в городе  только начала, стараниями историка Йохана Родерика,  выпускаться газета „Gazette de Cologne“. Журналисты, захлебываясь от восторга, отмечали приход новых плодов:
-Фарина получил новый товар!
Зеваки заглядывали в витрины, чтобы увидеть неведомые фрукты и, зайдя внутрь, насладиться их ароматом. Матери приводили детей к окнам парфюмерной фабрики, чтобы малыши могли вдохнуть запах фруктов. Пошла слава, что неведомые тогда еще никому цитрусовы полезны для здоровья и их запах предохраняет от любой заразы.
-Это настоящее колдовство,-шептали друг другу клиенты Фарины,-его духи привлекают богатство, силу и любовь.
Одной из своих постоянных покупательниц, мадам Билли, панически боящейся надвигающейся старости, Джованни, сделав таинственное лицо, серьезно порекомендовал:
-Мадам, все очень просто. Содержите себя в чистоте и наносите на кожу мои духи-и вы останитесь вечно молодой.
Однажды вечером, когда Джованни, сидя за своим рабочим столом, заканчивал очередное письмо, в комнату вошел Батиста.
-Ты чем-то расстроен, братец?,-подняв голову от бумаг,спросил его Джованни.
Батиста остановился у стола:
-Анна- Мария приезжает. С мальчиками.
-Ну, что же, давно пора. Странно, что зная твой игривый нрав и темперамент,она так долго терпела и только сейчас решилась на это. Да и я, с удовольствием, начну обучение племянников.  Нужно передавать свой опыт,- Джованни посмотрел на брата так, как будто был старшим.
-Да, подхватил Батиста,- а ты нас наследниками, как видно, баловать не собираешься. Сколько можно жить с этой раной в душе? Все дамы Кельна, от простолюдинок до самых знатных, были бы рады связать с тобой свою судьбу.  Многие из них специально приходят в магазин или крутятся около витрин, чтобы попасть