Аромат разбитого сердца

дорожный чемодан.
-Вот это да!Обалдеть!,-тихо присвистнул Виктор,- а мы все-цивилизация...прогресс.
Меня опять приятно поразила способность этого человека радоваться и удивляться совсем простым вещам. И почему это он мне поначалу букой показался?! Может, его просто что-то тревожит?
Когда мы покунули бельэтаж , прошли через торговый зал, где в этот момент чирикала группа китайских туристов и следом за нашим гидом  начали спускаться в подвал, мною овладело странное чувство .Рука моя так привычно легла на перила лестницы, ведущей вниз и ступени так же привычно легли мне под ноги, что, казалось, я уже сотни  раз ходила этим путем.
-Брр, -я помотала головой в попытке отогнать наваждение,-дежа вю какое-то.
-С тобой все нормально, -услышала я встревоженный голос Виктора за спиной,-ты что там бомочешь?
Не оборачиваясь, я успокаивающе  помахала ладонью над плечом-мол, все ок, и продолжала спуск. Если у меня крыша едет, совсем не обязательно всех об этом информировать.
Концентрация духа прошедших веков, самых невероятных тайн , секретов и человеческих страстей в подвале была настолько велика, что  воздух здесь загустел и даже немного пружинил, когда мы передвигались.
А на на большом деревянном кресле за португальским рабочим столом , казалось, всего несколько минут назад сидел сам Джованни Мария Фарина. Перед ним лежали громадные бухгалтерские книги, а на углу стола-толстая стопка писем на нескольких  языках. Все письма были им написаны собственноручно и готовы к отправке клиентам в разных частях света. А теперь он встал из-за стола и оправился в лабораторию, чтобы перелить ароматические масла , полученные от поставщика Бернони( откуда я это знаю?!)  из медных флаконов в стеклянные. И закупорить эти флаконы льном и пчелиным воском.
-Странно,-протянула наша хозяйка,-а кто же это кресло от стола отодвинул-то? Сколько помню, оно всегда стояло на одном месте. Ну, ладно, пойдемте в лабораторию.
На полках в лаборатории мы долго любовались  и старинными римскими сосудами-гребнями(стекло для них должно было как-то хитро прочесываться) и  флаконами розолиями всех размеров, и медными леечками разного объема для заполнения этих розолий. В далеком восемнадцатом веке, как объяснила нам гид, каждый флакончик заворачивался в бумагу  с личной подписью парфюмера. И как у него только времени и сил на все хватало?! Создавать фантастические ароматы, собственноручно производить эссенции, принимать и ублажать многочисленных знатных и высокопоставленных клиентов, вести бухгалтерию и заниматься перепиской. Просто человек-оркестр какой-то. А личная жизнь как-же? Как- будто услышав мои мысли, Виктор спросил, указывая на генеалогическое древо семьи Фарина, украшавшее стену:
-А что с наследниками парфюмера? Сыновья, дочки? Вы говорили, что семье и по сей день принадлежит эта фирма, а секрет Кельнской воды за это время узнало не более двадцати человек?
-Сам мастер прожил одинокую жизнь и к него не было детей,- гид как-то неуютно поежилась,-но семейство Фарины было большим, так что наследников хватало.
-Обратите внимание,-мне показалось, она была рада сменить тему, -уникальный флакон для кельнской воды работы вашего соотечественника Кандинского. В 1912 году торговый дом объявил конкурс на лучший флакон и Кандинский, который был тогда в Кельне на выставке, оказался победителем.
Ее веселое щебетание немного разогнала мрачные тени, которые, явно, начали сгущаться в подвале, после вопроса Виктора о неудачной личной жизни Джованни. Интересно, что послужило тому причиной? Недаром же мне еще в первое посещение показалось, что у мужчины на портрете очень грустные глаза. Еще одна тайна. И разгадать ее мне не суждено. Или?
В небольшом  зале с низким сводчатым потолком гид показала нам кедровы бочки, в которых два года должна была вызревать кельнская вода и различные приспособления для дистилляции и анфлеража. А потом, усадив на длинные скамьи, предложила понюхать разные эссенции. После каждых двух-трех флакончиков она подносила к нашим носам баночку с молотым кофе. Оказывается , еще Фарина использовал свежесмолотые зерна для освежения и нейтрализации обоняния. Из всех ароматов меня особенно заинтересовал незнакомый странный запах, которы нам дали понюхать в заключение.
-Попробуйте угадать, что это,- с затаенной усмешкой попросила гид. Мол, можете хоть сто лет гадать, а фигушки.
Мы понюхали и синхронно пожали плечами. Честно говоря, кофе уже помогал плохо. И то ли из-за низкого потолка, то ли из изобилия сильнопахнущих эссенций, дышалось в подвале все тяжелее, стены лаборатории начали покачиваться, а слова гида доносились как сквозь вату. Да еще у меня снова стало противно ныть сердце. Наверное, сказывалась суета последних дней.
-Это амбра,-торжественно произнесла экскурсовод,- она долгое время считалась загадкой. Но сегодня уже известно, что амбра вырабатывается большеголовыми китами и является результатом заболевания. У бедных китов небольшой выбор-либо извергнуть из себя это вещество, либо умереть и быть сожранными рыбами. Но в любом случае амбра высвобождается. А потом этот похожий на губку продукт  прибивает к берегу или же вылавливают рыбаки.
-А духи здесь причем?,-обалдели мы от этой информации.
Гид явно наслаждалась нашим удивлением.
-Сырье для парфюмерии делится условно на двенадцать групп,-пояснила она,- вещества животной группы, цветочной группы, травы,цитрусовые плоды, пряности и так далее. Абра, наряду с мускусом ,относится как раз к животной группе. Благодаря своему сильному и стойкому запаху, который улетучивается медленнее всех остальных, эти вещества широко используются в парфюмерии.

-Вспомнил!, -хлопнул себя по колену Виктор,- я  же читал про амбру. Пару лет назад одна пара из Ирландии нашла на берегу кусок  весом 15 килограмм. Его оценили в 30 тысяч евро, если я не путаю.
-Не путаете,-кивнула гид,- а самый крупный кусок  приобрели когда-то купцы Ост-Индской компании у одного вождя. Он весил 128 фунтов, то есть около 58 килограмм.
-Ничего себе расценочки, ничего себе размерчики,-переглянулись мы с Виктором.
А наш экскурсовод, явно довольная произведенным эффектом, сообщила, что на этой «торжественной ноте» наша экскурсия подошла к концу и пришла пора прощаться. И что в торговом зале мы, при желании, можем приобрести духи Фарины( а у меня уже есть, ля-ля-ля), а так же самые  разные сувениры, книжки и даже оригинальные украшения из серебра ручной работы.  В свое первое посещение я, видимо, так увлеклась духами и портретом, что украшения –то и не заметила. А я, надо вам сказать, та еще сорока.  Не в смысле, что трещу, а просто очень люблю бижутерию. Дома ее скопилось невероятное колличество и ,так как остановиться и не покупать дальше-это выше моих сил, время от времени приходится проводить ревизию и раздавать надоевшие мне экземпляры подружкам и знакомым.
Поэтому, бросив на Виктора просящий взгляд(мол, подождешь еще немного,ладно?), я резво рванула за гидом вверх по лестнице. Похоже, слишком резво...
Когда моя нога коснулась последней ступеньки и до ушей уже доносились голоса туристов, гуляющих по торговому залу,голова опять закружилась, все вокруг поплыло и передо мной вдруг оказался манекен Фарины. Он, как мне помнилось, раньше стоял гораздо дальше, почти у выхода из магазина. А теперь большая кукла в камзоле и парике появилась совсем рядом. Не веря своим глазам, я смотрела, как, медленно протянув ко мне руку, манекен вдруг легонько толкает  меня пальцем в плечо:
-Вернись...
Последнее, что я запомнила, был испуганный крик гида и возглас  Виктора, видимо пытавшегося меня поймать: «Надышалась!».  Магазин завертелся вокруг меня , я, покатившись по лестнице, обо что-то больно ударилась...и все исчезло.
                                                                         ** *
Джованни...Джованни!,- кто-то легонько похлопывает меня по щекам, на лоб падают ароматные прохладные капли.
Я с трудом открыла глаза. Надо мной склонились встревоженные лица. Ближе всех находился молодой мужчина, смутно напоминающий мне кого-то.
-Надышался, -сказал кто-то сзади,- Рейн-то опустился.
-Да и дождей давно не было,-поддержал невидимого собеседника черноглазый парнишка слева от меня.
Действительно, ароматы, окружавшие меня со всех сторон и нестерпимо бившие в нос, напоминал что-то среднее между запахом гнилой рыбы и тухлых яиц.
Что, черт возьми, происходит?
Последнее, что я смогла вспомнить, был манекен Фарины, протягивающий ко мне руку и крики моих спутников.
Значит, еще несколько минут назад, если верить моим ощущениям, я была молодой женщиной из двадцать первого века, которая ,нарядившись в свое лучшее платье из  ярко-синего итальянского шелка, шаталась по прекрасному древнему городу в сопровождении трех симпатичных мужчин. А теперь,-я опустила глаза,- камзол, из рукавов которого торчали кружева, панталоны, белые чулки и туфли с пряжками. Рядом валялась широкополая черная шляпа. Пытаюсь ощупать лицо и раскалывающуюся от боли голову. Под пальцами крупный нос, легкая щетина на подбородке и короткие жесткие и мокрые от пота волосы. Пока я проделываю эти пассы, тот же молодой мужчина повторяет:
-Джованни, братик, тебе очень плохо? Встать сможешь?
Перед моим(моим?!) лицом появляется белый, пахнущий бергамотом платок, на мой лоб снова падают капли бабушкиной Аква Мирабилис, успокаивающей настойки из лавандовой воды, миндального и розового масел и бергамота. Откуда я знаю,как пахнет масло бергамота и какая такая бабушка?! Джованни?! Я Джованни?! Джованни Мария Фарина?!
С трудом приподнявшись на локтях, пытаюсь оглядеться. Я лежу на брусчатке перед входом в какой-то дом. В отдалении стоит почтовая карета. Кучера на облучке нет, он стоит неподалеку с испуганным и виноватым выражением лица:
-Простите, господа, -бормочет он,-в этом нет моей вины. Вы же знаете, в этой части города  действуют строгие правила. Моей карете нельзя было останавливаться, ближе, чем за сто метров от вашего дома, чтобы не нарушать покой господ.
Мой брат ( а я уже начинаю понимать, что мужчина, так озабоченно хлопочущий вокруг меня, не кто иной, как старший брат Джованни, Батиста Фарина) отмахивается от него :
-Ступай за сундуком, парень. Нечего тут скулить. Твоей вины здесь нет. У моего брата тошнотворные запахи всегда вызывают сильные телесные боли.
Кучер,поняв, что грозы не будет, бодрой рысью устремляется к  карете за багажом.
Я попыталась сконцентрироваться. Судя по всему, этот кошмар происходит со мной именно в тот момент, когда Джованни Фарина приезжает в Кельн из Маастрихта к своему брату, чтобы  войти в его бизнес.
-Ты можешь встать?,-как сквозь туман доносится до меня озабоченный голос.
Встать удается только с третьей попытки и, поддерживаемая (или поддерживаемый..как теперь говорить-то?!) братом, я захожу в дом. Следом черноглазый подмастерье и кучер тащат  громадный дорожный сундук и необычный резной шкафчик.
С трудом войдя в дом , я сразу попала в торговый зал магазина. Да, ведь Баптиста торговал  Roba Francese, то есть предметами роскоши. Или, как их тогда называли –французскими пустячками. Батиста говорил, смеясь, что продает людям то, что им, вообщем-то, не нужно, но очень хочется иметь.
Но полках за прилавком лежали рулоны