Тунга и его жена Гижжа Тунга.
Все логично.
Итак, сейчас служебный автомобиль перемещал Тунга из его театра к воротам особняка, а драматург слушал по автомобильной магнитоле новости.
Выборы подходили к концу, но еще не завершились, и диктор назвала всего лишь фаворитов предвыборной гонки. Отци, услышав в перечисленных фамилиях слово «Чини», в недоумении потряс головой и обратился то ли к водителю, то ли к самому себе: «Надо быть полным идиотом, чтобы голосовать за этого популиста из партии СРАПХ. Все лозунги и предвыборная кампания построена сугубо на низменных потребностях хомо. Если выберут этого клоуна, то я поставлю знак «минус» всему нашему электорату».
Водитель ничего не ответил на высказывание Тунга. Возможно, он относился к той части хеджерского электората, которая проголосовала за Окманата, а быть может, его в сию секунду волновал вопрос, как выбраться из дорожной пробки, в которую угодил их автомобиль.
Водитель всматривался вдаль, что-то там разглядел и доложил своему шефу: «Все понятно. Авария впереди. Дорожная полиция приехала. Стоят с мигалкой. Перекрыты все полосы, кроме крайней правой. А там остановка как раз. Троллейбус останавливается, и все ждут, пока загрузятся и выгрузятся пассажиры».
Они очень медленно проехали еще немного и приблизились к месту аварии. Водитель заметил: «Ого! Сильно покорежило две машины. Наверно, есть тяжелораненые. Полиции сразу две машины приехало, а «Скорой помощи» пока нет. Так и помереть пострадавшим недолго. А дальше дорогу перекрыли, придется делать левый поворот. Потом два квартала проедем, сделаем круг и вернемся на эту улицу. Повернем налево. Хе!
Легко сказать. Светофора тут нет, а встречные машины прут без остановки».
Отци еще минут пять позволил себе пробыть в пробке, а затем сказал водителю:
– Выбирайся отсюда и езжай в гараж. Пока ты налево, пока направо, пока вокруг двух кварталов… А на самом деле через два квартала не повернешь, там движение только прямо. Я выйду сейчас и пойду пешком не налево, а направо. Пройду чуть вперед, сяду на автобус и проеду общественным транспортом. Так быстрее будет, пока ты петлять станешь. Ничего. Иногда в день выборов можно побыть ближе к народу.
– Как скажете, господин Отци, – ответил водитель, а сам подумал: «Как же! Поедет он общественным транспортом.
Лучше бы не смешил. Его ж вытошнит в автобусе, если он позволит туда себе залезть. Небось, дотопает до ближайшего такси и поедет на нем».
Тунга попрощался, покинул салон и неспешно двинулся в нужном ему направлении. Отци было чуть больше ста сорока лет. Для гнома он имел средний рост, большие черные умные глаза, вьющуюся седоватую шевелюру без признаков облысения. Нос прямой, более походивший на вампирский, чем на мясистый гномий. Никакого брюшка. Теперь о гардеробе. Он был безупречным, пусть и слегка с театральным выпендрежем. Говорил Тунга медленно и уверенно, словно все давно уже познал в этой жизни. Он носил коротко стриженую бороду, которую выбривал на щеках. В общем, с виду типичный интеллигент, но не очкарик-интеллигент, а матерый такой, при деньгах и должности. Казалось, в споре он даже мысли не допускал, что может проиграть оппоненту.
Водитель оказался прав. Отци дошел до стоянки такси в надежде воспользоваться услугами этого транспорта, однако ни один таксомотор на стоянке не ждал клиентов.
Другой бы матерно выругался, но Тунга по такому случаю употребил цензурные выражения: «Ну вот, никого нет. Зря я отпускал водителя. Теперь не успею в зал аэробных тренажеров. Придется пропустить занятие по глупой причине. А мне еще домой нужно попасть и сумку со спортивной формой забрать».
Вдруг вдали Тунга заметил мчащееся такси. «Может, пустое?» – подумал Отци и вскинул руку. Однако этот автомобиль промчался без остановки, но у бордюра притормозил другой – микроавтобус «Скорая помощь».
– Вам куда? – спросил водитель.
– Явно не в больницу, – ответил драматург.
Далее они перебросились парой стандартных фраз: «куда везти» и «сколько дашь». Договорились, и Отци уже едет на переднем сидении специализированного медицинского транспортного средства.
– А у меня конец смены, – словно извиняется водитель. –Вижу, голосуете. Решил подбросить. Платят нам совсем мало.
Сами знаете. Вот и подрабатываем иногда извозом.
– А иногда и бензином лишним. Зачем, чтобы лишнее пропадало? – заметил театрал.
– Ой, что там продашь! – махнул рукой водитель. – Сейчас не хватает бензина, чтобы по вызовам ездить, а не приторговывать им. Бардак у нас. Запчасти на ремонт не выделяют.
Поломался, так хоть за свои покупай, чтобы простоя не было.
Врачам халаты по десять лет не меняют. Все в дырах и перештопаны. Лекарств нет. Ничего нет. Все только крадут и в государственных клиниках с черного хода лечат, а деньги себе в карман кладут. Сколько эта медицина еще в таком режиме протянет?
– Осталось не долго, – с самым серьезным видом пошутил Отци. – Вот выберут сегодня Окманата Чини, а назавтра он порядок уже наведет, как обещал. Всех воров посадит, всем денег по триста эку даст и начнет строить дешевое социальное жилье.
– Вы знаете, а многие верят в это. Я за Чини не голосовал.
Я вообще сегодня весь день на смене был. Да и не верю, если честно, что в этой стране кто-то может порядок навести. Разве что только мафия. Вот у них строгая организация. У нас, если у кого на районе проблемы, то идут решать их не только в полицию, а и к администратору в капеллу. Мафия у нас везде.
От нее уже тошно и гадко, но если нет нормальной власти в стране, то этот вакуум заполняет мафия.
– Правильно. Мафия или такие, как Чини, которые в три короба наобещают до выборов, а потом им уже и не важно, как исполнять эти обещания. А вы, оказывается, не просто водитель, а еще немного и философ, – заметил режиссер.
– Я – врач. Окончил медицинский университет. Только платят врачам мало, а еще одно время плотно на стакане сидел, и уйти пришлось, – замявшись, сообщил водитель. – А вы кто, если не секрет?
– Я заведую театром и пьесы пишу.
– Дело хорошее. Только обо мне не пишите, что подрабатываю извозом на служебной машине, а то и отсюда выгонят.
– А почему вы не поехали на аварию, что в квартале от стоянки такси произошла?
– А там авария?
– Крупная.
– Так откуда мне про нее знать? Я смену закончил, выключил рацию и поехал. Да и медсестра ушла. У нее тоже конец рабочего дня. Вы думаете, кто-то хочет горбатиться за один лист цветной бумаги в эку-деньгах по двадцать часов в день, не разгибаясь? Не волнуйтесь, приедет бригада, коль вызвали на ДТП. Не оставят никого умирать на асфальте.
– Будем надеяться. Если можно, то прибавьте газку, – попросил Отци.
– Припаздываете?
– Есть такое.
– Так накиньте сверху к тарифу двадцать процентов, и я вас с мигалкой враз, хоть по тротуару, хоть по встречке довезу.
Тунга дал согласие, водитель включил проблесковый маячок, сирену и понесся по улицам Деривативов, словно у него в салоне находился хомо, чья жизнь висела на волоске.
Отци в этот день успел и покрутить колеса велосипеда, и позаниматься на беговой дорожке. По возвращении домой он поставил в гараж свой внедорожник «Уджумла-кусуду» и зашел в холл. Жена возилась с продуктами на разделочном столе, на холодильнике вещал телевизор. Она повернулась в сторону мужа и сказала:
– Объявили предварительные результаты. Как думаешь, кто победил?
– Неужели Окманат Чини?
– Представляешь? Он.
– Я не понимаю этот хеджерский народ. Ладно, этот чудак долго все равно не протянет. Его сказки никто долго слушать не станет. Его сказки для хомо с ограниченным уровнем интеллекта. Он даже и не протянет двадцати лет своего срока.
Тем лучше. Может, этот наивный электорат в следующий раз будет более ответственно подходить к своему выбору, – махнул рукой режиссер. – У нас же не диктаторская страна. Подумаешь, выбрали мудака. Через двадцать лет другого придурка выберут. Ты же понимаешь, что реального порядка в стране нет.
– Я все понимаю, но хомо-то надо как-то жить. Ладно, мы.
Нам хватает, но не все же сытно живут, – заметила Гижжа Тунга.
– Мы живем так, потому что трудолюбивы и талантливы, и я не собираюсь думать про каждого булдоса, который ждет халявы вот от таких, как Чини, а не хочет работать и еще раз работать. Кроме бутылки рома и куска колбасы сегодня нужно еще немного думать и о своем будущем. А коль кто-то ждет легкого хлеба и быстрого решения проблем, то пусть страдают. Они голосуют за Чини, а не мы. Если таким интересны не наши спектакли, а речи Чини, то это их проблемы.
Вот если бы эти избиратели пару раз на год посещали театр, то Чини к власти никогда бы не пришел, – погрозил пальцем Отци.
– Если бы эти хомо посещали театр, то таких, как Чини, не выбирали бы даже в парламент, – сказала жена. – А если бы Чини сам посещал культурные места для проведения досуга…– Не смеши меня, – перебил актер актрису. – Чини не знает, где Хеджерский драматический театр стоит, а не то что он в него придет. Его место в коровнике и свинарнике, а не в храме искусства. Все, не хочу на эту тему даже говорить, чтобы не расстраиваться.
– Тогда открой белого вина. Давай выпьем по бокалу в честь такого события. Я вот салат настругала.
Отци переоделся и достал из бара бутылку, а Гижжа заправила салат оливковым маслом.
Семья Тунга жила вдвоем. Гижжа была на десять лет старше Отци. Как и большинство актрис, она выглядела великолепно. И к тому же лет на тридцать была моложе своего биологического возраста. Их старшая дочь уже вышла замуж, а младший сын проживал отдельно. Имел свое жилье и сын Гижжы от первого брака, но он, в отличие от общих детей, был в этом доме редким гостем.
Супруги отпили из бокалов вина, поболтали о своей работе, поковырялись вилками в салате и, не доев и не допив, отправились по своим спальням.
Каждая из двух спален была соединена с персональной душевой комнатой. Постояв под струями воды, бившими в тело сверху и с боков, Отци вытерся большим полотенцем и лег в постель. Сон не приходил. Перед глазами вставали образы политических деятелей. Тунга увидел уходящего президента Вамку Замани. Попытался вспомнить, чего же такого выдающегося тот свершил за двадцать лет, находясь на посту главы государства. Напрягал память, но так и не смог припомнить ничего значимого. «Ничего, – констатировал Отци. – Ровным счетом ничего плохого и ничего хорошего, словно выпали эти годы из истории страны и ее развития. Как выпали? Мы же жили, дышали, творили, любили… А при Окманате Чини, который вечно стоит с перекошенной рожей на трибуне и всем грозит своим кулаком, разве мы любить не будем? Будем. Вот сейчас пойду в спальню к Гижже и полюблю ее, как следует».
Он надел тапочки на ноги и спустя полминуты оказался подле кровати жены. Та уже находилась в состоянии сна. Режиссер откинул одеяло, прикрывавшее тело Гижжы, она от смены температуры поджала ноги к животу. Отци попытался примоститься рядышком. Жена проснулась и задала вопрос:
– Отци, ты?
– А вы ждали кого-то другого?
– Нашел время для шуток, – пробурчала она.
– Самое время. Я ж не могу это сделать днем. Или ты желаешь заниматься сексом у меня в кабинете в обеденный перерыв?
– Отци, я уже
С уважением, Эмми!