лауреата, панибратски именующего Великого Кобзаря «Батько Тарас». Какой Тарас Григорьевич ему «батько»? Ему батька – поп, и «что ни поп - от ему и батька»! И в каждом униатском попе нехай себе прозревает «з такой силой пристрасти», на которую способен, - «красу патриархальной злагоды й доброжитности»… .
Лучше попытаемся ответить на вопрос, почему Шевченко с такою светлою надеждою высказался о «ций невинний просвитницкой книжечци» (О.Т.Гончар) – о своём «Южнорусском Букваре»:
« Якбы Бог помиг оце мало дило зробити, то велыке само б зробилося»? На что надеялся Кобзарь, о каком Большом Деле мечтал, и почему верил в свою Азбуку, как в орудие спасения своего окраденного народа?! О чём молился Богу, неужто только о просвещении, и на него только одно возлагал все свои надежды ? А что же собственно отличает Тарасову Книгу от сотен таких же букварей, «граматок» по-украински? Что в ней нового, по сравнению с предыдущими?
Да, конечно вряд ли в каком букваре, что были до Шевченко, можно было прочесть такие народни пословыци:
З дужым – не борысь;
А зъ багатым – не судысь.
Кому-кому, а куцому буде!
Багато панив – а на греблю некому.
Казав пан: Кожух дам - Та й слово ёго тепле.
Заставь дурного Богу молытца – то винъ и лобъ пробье.
З брехни не мруть – Та виры билш не-ймуть.
Брехнею весь свит пройдешь - та назадъ не вернешся.
Абы булы побрязкачи, То будут и послухачи.
Ледачому животови – и пироги вадять.
Абы мыни мисяць свитывъ; а зори я й кулакомъ достану.
Здесь же в букваре Шевченко даёт понятие о «Едыном Святом Законе» по «Слову Правды и Любви» данном Богом человеку, о Единой церкви. В «складах» Шевченко разбирает по слогам свои переложения псалмов, где речь опять идёт о Родовом Единстве по естественному праву славянского народа, о Правде Слова Небесного, о жизни совместной, где не делят единое родовое добро, и о тех, кто творит на земле «дила кровави лукави», о «каре неправых». И если уж « братив своих Господь не забуде» и «в семьи велыкий, пошле им добру долю од вика до вика», то не сложно понять, что у Шевченко речь идёт не только о своей Родине, но обо всём «честном соборе» «нелукавых серцем».
В этом же контексте следует понимать и переведённые с русского на украинский слова в самом конце «сучасного» букваря: «…Треба любити й пышатись найкращою своею Матерью. И я, яко сын Её великого симейства, служу, якщо не ради добра для нього явного, то принаймни, для славы имени Украины». – И в этих словах звучит тоже понимание глубочайшего Единства Слова , Веры у сыновей Единой Матери Рода человеческого и служения в Нём, и конечно же не ради сладкого местечка для себя в раю , но « по крайней мере для славы Имени своего народа».
Представлены Т.Шевченко в букваре ещё две думы о поповиче и поповне, в которых речь идёт в иносказательной форме о грехе отделения церкви от своего народа – от отцов и матерей своих и о необходимости её искреннего раскаяния в этом грехе. Грех этот так велик, что с только с превеликим трудом после слёзного жертвенного покаяния отпускается Пырятинскому поповичу Олексию, а Маруси попивни Богуславке, даже после того, как выпустила она казаков из турецкой неволи, грехи её личные не отпускаются, и она с болью душевной осознаёт это, потому как она сама «потурчылась, побусурменылась, для роскоши Турецькои, для лакомства нещасного!».
Заканчиваются думы Шевченко недвусмысленным призывом к Богу избавить славян от чуждой им иноземной веры:
«Ой вызволи, Боже,
нас всих, бидных невольныкив,
Зъ тяжкои неволи,
Зъ виры бусурменськои,
На ясни зори,
На тыхи воды,
У край веселый,
У мир хрещеный!
Выслухай, Боже в прозьбахъ щирыхъ,
У нещасныхъ молытвахъ
Насъ, бидныхъ невольныкивъ!»
У Шевченко в его думах о поповиче и поповне, как и у Пушкина, в иносказательной форме говорят волны «сынёго моря, буйный витер, зори, ясненький сокол, мисяць». «Билый Камень» у Шевченко, что стоит «на сынёму мори» не означает ли краеугольный Камень Рода, «стоящий во главу угла и дивный во очесех наших»?!
А что может представлять собою «темныця на камени биленькому», не тоже ли, что пушкинская «златая цепь на дубе том»?
А что это за «пан Турецкий», выезжающий на Пасху « в роковый день Велык-день до мечети» и отдающий «дивке бранке Марусе, попивне Богуславке на руки ключи от темныци каменной»?
И что означает «каменная темныця» с «козаками невольныками», установленная «паном Турецким» «на биленькому камени»? Не «ярмо» ли пушкинское это «с гремушками» - чужеродная церковь?
И цензор Архимандрит Фотий и цензор В.Бекетов проглотили всё это и не поперхнулись? - Добре, дуже добре скрыв гениальный Кобзарь свои думы от непосвящённых!
От яке Велыке Дило затеял сладить Великий Кобзарь – построить новую Родовую Церковь, объединённых единой Азбукой из тридцати шести букв славян: русских, украинцев и белорусов.
Да, если бы эта Азбука была понята и осознана, хотя бы со временем, исчезла бы причина раздора в великой славянской семье братских народов. Вспомним поэму «Еретик»:
«Отак нимота запалыла
Велыку хату. И симью,
Симью славян розъединила
И тыхо, тыхо упустила
Усобищ лютую змию.»
………………………….
Зибралыся, мов Иуды
На суд нечестивый
Против Христа. Свары, гомин,
То реве, то вые,
Як та орда у табори
Або жиди в школи…
…………………………..
У злодия вже злодий краде,
Та ще й у церкви. Гады! Гады!
Чи напилися вы, чи ни
Людськои крови?...Не мени,
Велыкий Господи, простому,
Судить велыкие дила
Твоеи Воли. Люта зла
Не диеш без вины никому.
Молюся, Господи, помилуй,
Спаси Ты нас, Святая Сило,
Язви язык мой за хулы
Та язвы мира изцыли.
Не дай знущатыся лукавым
И над Твоею Вечной Славой,
Й над нами, простыми людьми!
…………………………………
Кругом неправда и неволя,
Народ замученный мовчить.
И на апостольским престоли
Чернець годованый сыдить.
Людською кровию шинкуе
И рай у наймы оддае!
Небесный Царю! Суд Твий всуе,
И всуе Царствие Твое!
……………………………….
Полылыся рикы крови,
Пожар загасили.
А нимчики пожарище
Й сирот роздилыли.
Выростали у кайданах
Славянськии дити
И забулы у неволи,
Что вони на свити!
А на давним пожарищи
Искра братства тлила,
Дотливала, дожидала
Рук твердых та смелых, -
И дождалась…Прозрив еси
В попели глыбоко
Огонь добрый смилым серцем,
Смилым орлим оком!
И засвитыв, любомудре,
Свиточ Правды, воли…
И славян симью велыку
Во тьми и неволи
Переличив до одного,
Переличив трупы,
А не славян. И став еси
На великих купах,
На розпутти всесвитньому
Иезекиилем.
И - о диво! - трупы встали
И очи розкрыли,
И брат з братом обнялыся
И проговорили
Слово тыхои Любови
Навики и вики!
И потекли в одно море
Славянськии рики!»
(1845 г.)
Ежели кому-то ещё неясно о чём здесь пишет Шевченко, мешает «луда на очах несытых», а может «романтическая» стихотворная форма не даёт понять до конца великие мысли гениального Кобзаря, приведём тоже самое содержание в прозе по-русски и по-украински :
« Что же говорят пытливому потомку эти частые тёмные могилы на берегах Днепра и грандиозные руины дворцов и замков на берегах Днестра? Они говорят о рабстве и свободе. Бедная, малосильная Волынь и Подолия, она охраняла своих распинателей в неприступных замках и роскошных палатах. А моя прекрасная, могучая, вольнолюбивая Украйна туго начиняла своим вольным и вражьим трупом неисчислимые огромные курганы. Она своей славы на поталу не давала, ворога-деспота под ноги топтала и свободная, нерастленная умирала. Вот что значит могилы и руины. Не напрасно грустны и унылы ваши песни, задумчивые земляки мои. Их сложила Свобода, а пела тяжкая одинокая неволя» ( Повесть «Прогулка с удовольствием и не без морали».)
«Нехай житом-пшеницею, як золотом покрыта, нерозмежованною останеться навики од моря и до моря – славянська земля» (З передмовы до поэмы «Гайдамаки»).
Жаль, что не приходится сегодня надеяться на «пытливость» ума потомков украинского народа с Западной Украины, они поют и нынче, как и раньше, совсем другие песни, чем те, которые пели их «задумчивые земляки», извращают и толкуют в угоду Западу славянскую историю и произведения Т.Г.Шевченко, все их помыслы теперь токмо о «цивилизованном европейском суспильстве», «правах человека», «свободе личности», - о том, чтобы их приняли после покаяния в нечистой связи с кацапами в общеевропейский дом.
Мытци «новой Украины» додумались ныне и до того, что они иначе и физически организованы, чем примитивные кацапы, и являются органичной частью Европы в отличие от диких, навязываемых им из Азии придурковатых и грязных, неприспособленных к цивилизованной жизни диких русичей. И Великого Кобзаря, только на том основании, что он клеймил москалей, муштру, царей и вельмож причисляют без тени сомнения к своему просвещённому европейскими ценностями сонмищу?!
Нет, мы славяне не отдадим Славу и Слово Великого Кобзаря, последнего на вольнолюбивой Украйне воина Христова и храброго казака на растерзание чужеземцам и расскажем в заключение о безвременной смерти его от их нечестивой руки.
За три дня до смерти Т.Г.Шевченко, 23 февраля 1861 г. по ст. ст. и соответственно 7 марта по н. ст. в преддверии дня рождения его под псевдонимом «Горожанин С…» было опубликовано его письмо к издателю «Северной Пчелы». Это письмо стало единственной причиной смерти Т.Г.Шевченко потому и приводим его полностью без купюр:
«Беда, коль пироги начнёт печи сапожник,
А сапоги тачать пирожник!»
Крылов.
« В январе месяце вышли две книжечки на малорусском языке, ничтожные по цене и объёму, но чрезвычайно важные по содержанию, и особенно по своему назначению. Я говорю о Южнорусском букваре Т.Г.Шевченко и о «Граматке» П.А.Кулиша. О первой «Северная Пчела» говорила, а о второй да позволено будет мне высказать своё письменное мнение, как о цветке, ещё не тронутом печатною грозою. Сей, по форме неуклюжий и по запаху неблаговонный, цветок есть не что иное, как нарочито неудавшийся тощий отводок от довольно объёмистого и дорогого древа познания добра и зла. Проще, П.А. сократил и удешевил первое издание своей «Граматки», что, по нашему мнению, сделал он напрасно. Первое издание, по дороговизне своей, не могло проникнуть в тёмную массу нашего народа и, следовательно, только оскорбляло самого автора, а новое, усовершенствованное и удешевлённое издание «Граматки» оскорбит многих своим наружным безобразием и схоластическою внутреннею пустотою. К первому изданию была приложена таблица умножения и дельно составленная арифметика; в новом это плодотворное зерно заменено бесплодным истолкованием Символа веры и святых евангельских истин, которые сами по себе яснее
