последних и, обращаясь к хозяину говорил: «слухай, Михайло, - нехай уже и хлопцы выпьють по чарочци»…». Заметим, что слухи о любви Шевченко к потреблению крепких напитков исходили от «украинськой громады»: весьма обширной семьи Лазаревских и от семьи П.А.Кулиша.
«…Напрасно г. Кулиш в последней своей книге «История воссоединения Руси» презрительно обругал музу Шевченка «пьяною» и риторически заметил, что тень поэта «на брегах Ахерона скорбит о своём прежнем безумии». Муза Шевченка не принимала на себя ни разу печальных следствий, расстраивавших телесный организм поэта; она всегда оставалась чистою, благородною, любила народ, скорбела вместе с ним о его страданиях и никогда не грешила неправдою и безнравственностью» (Н.И.Костомаров, «Автобиография», стр.261).
«В квартире Шевченко никогда особенного беспорядка не замечала; у него был служитель один очень добродушный академический сторож, который если и не так усердно следил за чистотой, как бы это было под надзором хозяйки, но ежедневно убирал его комнату, так что никакой беспорядок не бросался в глаза. Вообще я очень не одобряю стремление некоторых людей делать из Шевченко какого-то распущенного, беспорядочного, бесшабашного чудака и пьяницу… он не делал такого впечатления; в своей внешности он ничем не отличался от обыкновенных людей, напротив, он любил всё красивое и изящное и невольный беспорядок холостой жизни тяготил его. Когда он был женихом, он постоянно заботился сам об туалетах невесты» (Е.Юнге, «Письмо к А.Я.Конисскому» от 14 апреля 1898 г.)
Как вспоминает невеста Т.Г.Шевченко Лукерья Полусмакова: « Я тоди жила с Кулишихою, и було мени дуже погано, а вин прийде й пожалуе…. Каже: «пидеш за мене?» Я сказала, що пиду. Вин написав Макарову (за дозволом), а через недилю був ответ. Тарас Григорович мени нравився. Тоди я була зовсим дурна и не знала, який вин великий чоловик. А Кулишиха каже: «Ты не знаеш його. Вин сибиряка и пьяница». А я його николи не бачила пьяным… Брешуть, що вин пив дуже горилку. Так мени аж досадно, що брешуть и нищо так не досадно. Вин мени подарунки подарував…. Як вин мени любив! Вин був перший писля батька и матери. А писля, як видислала подарунки, то розсердився…. Дивуюся, як вин знав, що зо мною буде:
«Я, каже, в неволи, а ты вдовою;
Ходимо та поглядаемо один на другого»
Як вин знав усе!...Мени вже все було прислане: и пидвенечне и 500 рублив. Я йому назад послала. Бо боялася, що пани Карташевська видбере. Я не само видносила, а послали пани з горничною. А вин не знав, що я не смела не послать».
А Т.Г. Шевченко та же Кулишиха, супруга П.А.Кулиша, А.М.Кулиш, писавшая украинские повести под псевдонимом «Ганна Барвинок», представила его невесту как «от рождения испорченную, не причёсанною и вечно заспанною»: «Как она холодно приняла его предложение, хотя через час все в дворе от неё знали об этом! Какая она интересиантка! Как она хочет стереть с себя то, чем интересуется Тарас Григорьевич. Ей хочется быть барыней, а он ищет простоты и родного слова; её мучит, что его сестра ходит в национальном костюме, спрашивала меня, в чём был он одет, когда был моим шафером и лицо просияло, когда я сказала: во фраке. Не пересказать того, что было говорено…. Ах как грустно за Т. Г-ча!... Пошёл он в сад и сел с ней в беседке: вся дворня собралась и все жители дачи ходили мимо забора и смеялись… я говорила ему, как она обеспечена вами от всякой нужды ( но она очень ветрена). А ей кажется, что она делает ему честь и так неуважительно произносит его имя! Мы мучимся теперь, делая ей замечания, что то и другое не сделано, что она не причёсана или заспана. Тарас Григорьевич бывает здесь по воскресениям, и она подаёт обед – я изнываю во всё это время» (А.М.Кулиш, «Письмо к Н.Я.Макарову», написанное с очевидной целью, чтобы адресат не дал Лукерье «Вольной»).
В действительности Кулиши «изнывали» от зависти при виде чужого счастья, где бы то и с кем бы то оно ни приключилось и всеми средствами стремились разрушить его.
«… Мало кого я ещё видел в Петербурге. Из наших малороссиян видел Андр.Марковича и Шевченка. Последний, кажется, ведёт себя очень хорошо. Кулиш сделался совершенно невыносим для всех. Характер до того самонадеянный, жёлчный, завистливый, что со всеми перессорился и Марку Вовчку так надоедает, что она готова бежать от него… Шевченко говорит, что он ожидает от Кулиша, что он с ума сойдёт» (Г.Галаган, «Письмо к жене» от 10 апреля 1859 г.).
« …Тарас Григорьевич рассказывал мне, в какое недоумение привели его присланные ему П.А.Кулишем в Нижний Новгород известные «Оповидання Марка Вовчка», снабжённые его предисловием. «Сижу я, бачите, в Нижньому та выглядаю того розришення (ехать в Москву), як та стара баба лита. Колы це присылае Пантелеймон оти оповидання и так уже их захваляе та просить, щоб я их прочитав и сказав свое слово. Я, звичайно, починаю спершу з передмовы. И двох страничок не прочитав, згорнув та й кинув за лаву. – Пьфу, кажу; хиба не видно Кулишевой роботи. – Лежали вони там килька недиль. Коли знову пише до мене Кулиш, нагадуе та просить, щоб я скорише перечитав або хоть так звернув. Тоди я розкрыв посередини и читаю. – Е, кажу соби, це вже не Кулишева мова, и, перечитавши до остатку, благословив обома руками» (Ф.Лобода, «Киевская старина», 1887, ноябрь, стр.570-575).
Вот что можно отметить в воспоминаниях современников Шевченко для того, чтобы попытаться впервые понять, кому нужна была смерть Великого Кобзаря, кого и по каким причинам он мог не устраивать и кто из его «земляков» мог завидовать ему.
Теперь перейдём непосредственно к истории его перезахоронения на Украине.
«После десятидневного путешествия с гробом Т.Г.Шевченко, 6 мая к вечеру, мы, провожавшие гроб из Петербурга до Киева, приблизились к Никольской Слободке. Здесь гроб был встречен роднёю поэта, с Варф.Гр.Шевченком во главе, и толпою преимущественно студенческой молодёжи….Между тем, куда везли гроб, где будут его хоронить – никто не знал… «Названный брат» поэта В.Г.Шевченко…по близким отношениям к покойнику, решил было вопрос о похоронах ещё до прибытия в Киев; предположил он похоронить тело поэта на Щекавицком кладбище, где была уже, как говорят, приготовлена и могила. Но ещё на дороге от моста к Киеву возникли по этому вопросу пререкания и пока решено было поставить гроб в первой по дороге церкви – Рождества Христова, на Подоле….После долгих разговоров и споров решено было хоронить поэта около Канева, причём такое решение почти всецело принадлежит Честаховскому, о чём и свидетельствуем здесь перед теми, кому знать это интересно…исполнить завещание поэта…
Этим завещанием, впрочем, не была та предсмертная будто бы воля Тараса Григорьевича, о которой рассказывает М.К.Чалый в своей книжке – «Жизнь и произведения Тараса Шевченка». Здесь говорится, что «присутствовавший при последних минутах жизни поэта Грицько Честаховский заявил (при решении вопроса – где хоронить), что на предложенный ему умирающему вопрос: где похоронить его? он отвечал: «в Каневе». Но мы хорошо помним, что Честаховский «при последних минутах жизни поэта» не находился, да если бы и находился, то у него, в виду предсмертных страданий Тараса Григорьевича (Мы видели Тараса Григорьевича более чем за полсуток до его смерти, и тогда уже эти страдания были ужасны от бросившейся в лёгкие водянки), не хватило бы духу спрашивать умирающего о месте похорон. Хорошо также знаем, что никакого завещания, ни письменного, ни словесного, Тарас Григорьевич о месте своего погребения не оставлял, а мысль его друзей о погребении тела умершего около Канева (где поэт собирался строить себе «хату») основана лишь на поэтическом завещании. Вот это-то завещание, страстно желая исполнить, Г.Н.Честаховский и говорил о предсмертной будто бы воле поэта…» (А.Лазаревский, «Киевская старина»,1894, февраль, стр.314 – 317).
«О погребении Т.Г.Шевченка хлопотал в Киеве названный его брат Варфоломей Г.Шевченко. Совещания по сему предмету шли у М.К.Чалого, исправлявшего тогда должность директора 2-й киевской гимназии….Признавалось затруднительным выполнять желание Петербурга или громады похоронить Тараса Г. на берегу Днепра, за г. Каневом, где предполагал поэт устроить свою усадьбу. Высказаны были и другие основания, по которым не следовало лишать народного поэта погребения на общем христианском кладбище. Поэтому полагалось похоронить его тело на Щекавицкой горе. Наконец принято, для избежания всяких демонстраций со стороны учащейся молодёжи, приготовить могилу в Выдубецком монастыре и препроводить туда гроб покойника в большой лодке прямо с черниговского берега, по прибытии к цепному мосту. В.Г.Шевченко уже вошёл в соглашение по сему предмету с настоятелем монастыря. Но случилось иное…. названный брат объявил мне твёрдое намерение уполномоченных петербургского общества выполнить точно волю покойника относительно погребения его на горе между г.Каневом и Пекарями» (Протоиерей П.Лебединцев, «Киевская старина»,1882, сентябрь, стр.565-567).
«Пытались ми за ридню Тарасову…Вони, бачте, сердешни пишки поприходили из далеких повитив у Киев, та й зложили 15 рубл., закупили мисце на цвинтари на Щекавици, уже и грабарив найняли, щоб яму копати….» (В.Бернатович, Похорони Тараса Шевченка, «Слово», 1861, №49).
« Я нашёл сыновей Варфоломея Шевченка, они знали про то, что батько их хочет поховать Тараса около церкви, и тревожно посматривали на меня, а я повторял своё и спросил их: «правда ли, что ваш батька хочет закопать около церкви Тараса?» - Правда. – «А кто же ему вбил это в голову? Я же ему объявлял задушевную волю покойного и желание нашей украинской - петербургской громады». – Мы этого не знаем; батька сказал, чтобы на том месте яму копали. – «А где батька? Ищите его». Вышел я за церковное кладбище, и вижу – Варфоломей бежит ко мне с детьми, встревоженный и говорит: «друг мой, видели ли вы то место, где я хочу поховать Тараса? Вот посмотрите, как тут хорошо: и гора высокая, и Днепр близко, и, Боже мой, как тут хорошо; а там за оградою и школу поставим…» … Я объявил народу, що воля покойного була така: поховать его на той земли, де вин дуже бажав поселиться при жизни своей, и никто не имеет права закопать его там, где он не хотел. Народ одностайно заговорил, що яка воля покойного була, то так треба и робить… Доехали до горы, с большим трудом забрались на неё, осмотрелись; я показал место, где, по-моему б, приходилось робить Тарасови новый будинок, спросил громаду: чи согласны на то? Громада в один голос – «согласни!» И началась робота…. Потом вынесли гроб, поставили на козацкий воз, …и повезли… парубоцтво, чоловики и наша киевская громада. Я шёл с людьми, рассказывал им, что это за человек Тарас, просил их, чтоб они не звали его паном, а звали батьком Тарасом. Так ось чего люд ходил коло мене роем: йому хотилось слова, а я не скупився на цей товар» (Г.Честахивский, Лист до Ф.И.Черненка вид 20 червня 1861 року)
«…Батька Украины поховали, а людови не дали ни
