Причина смерти Т.Г.Шевченко.носиться с мыслью создать нечто новое, небывалое, ему одному возможное – а именно: поэму на таком языке, который был бы одинаково понятен русскому и малороссу; он даже принялся за эту поэму и читал мне её начало…» (И.С.Тургенев, «Воспоминания о Шевченко», Т.Г.Шевченко, «Кобзарь», Прага, 1876, стр. III – VII.).
«Тарас Григорьевич любил русский язык, сам, как оказывается писал на нём и желал печатать написанное, но не решался на это по скромности, не надеясь на достаточное знание русского языка и на достаточность собственного образования, так как судьба для него с колыбели и до гроба была злою, жестокою мачехою и всю жизнь постоянно то тем, то другим ставила его в невозможность расширить умственный свой горизонт, сообразно его блестящим способностям…» (Н.И.Костомаров, «Русская старина», 1880, т. XXVII, стр. 607 – 610).
«Общая грамотность в народе, - писал в своей русской повести «Капитанша» Т.Г.Шевченко, - величайшее добро, но где на сотню один грамотный – величайшее зло. Я ничего не знаю безнравственнее и отвратительнее сельского писаря; он первый грабитель бедного мужика, лентяй, пьяница, сосуд всех мерзостей и первый развратитель простодушного мужичка, потому что он святое письмо читает».
Или же в русской повести «Прогулка с удовольствием и не без морали»: «Неужели вместе с цивилизацией так плотно к нам прививается эгоизм, что мы, т. е. я, едва верил в подобное бескорыстие? Должно быть так. А по-настоящему не должно быть так: образование должно богатить, а не окрадывать сердце человеческое. Но, к несчастию, то теория. Подобное ни к чему не ведущее рассуждение не давало мне заснуть…»
Н.И.Костомаров, разобравшись в архиве Т.Г.Шевченко после его смерти, останавливает внимание на русских повестях «Наймичка», «Княгиня», «Варнак», «Близнецы», «Музыкант», «Художник», «Несчастный», «Повесть о бедном Петрусе», «Капитанша».
Шевченко надеется на тёплый приём и понимание своих русских повестей и пишет в своём «Дневнике» на русском языке: «Сегодня же принимаюсь за «Сатрапа и Дервиша», и если Бог поможет окончить с успехом, то посвящу его честным, щедрым и благородным землякам моим. Мне хочется написать «Сатрапа» в форме эпопеи. Эта форма для меня совершенно новая. Не знаю, как я с нею слажу?» (13 декабря, 1857 г.).
«Кончил, наконец, вторую часть «Матроса». Переписыванье – это самая несносная работа, какую я когда-либо испытывал. Она равняется солдатскому ученью. Нужно будет прочитать ещё это рукоделие, что из него выйдет? Как примет его С.Т.Аксаков? Мне ужасно хочется ему нравиться, и только ему. Странное чувство!» ( 14 февраля 1858 г.)
«Вы так сердечно дружески приняли мою далеко не мастерскую «Прогулку», так сердечно, что я , прочитавши ваше дорогое мне письмо, в тот же день и час принялся за вторую и последнюю часть моей «Прогулки»….Нужно работать, работать много, внимательно, и, даст Бог, всё пойдёт хорошо. Трудно одолеть мне великорусский язык, а одолеть его необходимо. Он у меня теперь как краски на палитре, которые я мешаю без всякой системы. Мне необходим теперь труд, необходима упорная, тяжёлая работа, чтобы хоть что-нибудь уметь делать» (Из письма к С.Т.Аксакову, 16 февраля 1858 г.).
После отрицательного отзыва Аксакова излишне чувствительный к критике Шевченко ответил ему: «Сердечно благодарен Вам за Ваше искренно благородное письмо. Вы мне сказали то, о чём я сам давным-давно думал… Теперь думаю отложить всякое писание в сторону и заняться исключительно гравюрою, называемою аквафорта…» (15 июля 1858 г.). И великий Кобзарь на два года отложил труды над русским словом в прозе, а над украинским в поэзии и соединение их в своём, не имеющим до того в славянской культуре аналогии, уникальном творчестве.
…Однако осталась Азбука этого единого для восточных славян языка - изданный в последние месяцы жизни Т.Г.Шевченко «Букварь южнорусский 1861 року», специально подготовленный им для воскресных школ, то есть для самых широких масс простого народа. Шевченко хотел истинного просвещения народа, ибо, подобно Пушкину, знал, что знание – сила, и эту силу можно применять как во благо, так и во зло, потому и назначил цену своему «Букварю» в 3 копейки, чтобы он всем без исключения был доступен.
«Букварь южнорусский» великого украинского Кобзаря – явление исключительное в литературе и языке как украинского, так и русского народов, и ни с какой стороны непонятно, почему до сих пор значительное это событие в жизни братских народов осталось до сих пор незамеченным и неизученным украинскими шевченковедами и русскими литературоведами.
Впрочем, реакция со стороны украинцев понятна. Они в 1991 году выпустили сей букварь в «переклади сучасною украиньскою мовою», обозвав его «Буквар пивденноруський в сучасний транскрипции», перевели своего Кобзаря на украинский язык, «правдоучителей» Шевченка подменили на «правоучителей», и вот что у них получилось:
У Кобзаря: « Господи и владыко живота моего! Дух праздности, уныния, любоначалия и празнословия не даждь ми».
В сучасний транскрипции: «Господи и владыко живота моего! Дух неробства, нудьги, любострастя и марнословия не дай мени».
У Кобзаря: «Дух же целомудрия смиренномудрия и терпения, любве даруй ми рабу Твоему».
В сучасний транскрипции: «Дух же доброчесности, смиренномудрости, любови даруй мени, рабу Твоему».
У Кобзаря: «Ей Господи Царю даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков. Аминь».
В сучасний транскрипции: «Гей, Господи Царю, даруй мени зрити мои прогришення и не осуджувати брата моего, яко благословен еси на вики викив. Аминь».
У Кобзаря : «Аще кто речет яко люблю Бога, а брата своего ненавидит – ложь есть».
В сучасний транскрипции: « Як хто скаже: «Я бога люблю», та ненавидит брата своего, той неправдомовець».
Даже исходя только из нескольких строк молитвы Ефрема Сирина в традиционном изложении Кобзаря, видим насколько отходят от оригинала украинские «патриоты»: лауреат Ленинской премии О.Т. Гончар, М.М. Илляш и В.М. Яцюк. Сами судите, что общего между праздностью и неробством, унынием и нудьгою, любоначалием и любострастием, празднословием и марнословием, целомудрием и доброчесностью…?
Наконец, отчего в украинском языке не нашлось адекватного определения для такого понятного слова – терпение, а слово «ложь» обратилось в обтекаемое «неправдомовец»? Что, у нынешнего украинского народа начисто отсутствует понимание правды и лжи, и их новые «правоучители» во имя лжи не хотят терпеть слова правды?
Рассмотрев молитвы «Отче наш» и «Символ Веры» у Кобзаря и современных обновленцев «украинського походження» отметим, что церковнославянское
«Да святится» перекладается бытовым «Нехай святиться» трижды.
«Днесь» замещается на «сьогодни».
«Должники» преображаются в «винуватцив».
«Искушение» в «випробування», - в слово соответствующее русскому понятию «испытание», весьма отличающемуся от «искушения».
«Верую» у Шевченка заменено на «вирую».
«Нас ради человек» - «Вин задля нас, людей».
«Погребенный» - «похованный», «согласно» - «згидно», «чаю» - «очикую»…
Какое удивительное обеднение евангельских смыслов явлено перед нами. Высокий стиль церковнославянского языка сменился бытовой речью подольской ярмарки.
Но всё это полбеды. Самое главное, для чего осуществлялся этот совершенно безумный безграмотный «переклад» - это совершенно сознательное разрушение православного «Символа Веры» и извращение его по католическому римскому западному образцу.
Напомним, что камнем преткновения между католиками и православными является понимание Духа Святаго во Святой Троице. Именно католики произвольно ввели, разрушив Халкидонский «Символ Веры» 451 г. н. э., исхождение Духа Святаго «и от Сына» и получилось, что ипостась Святаго Духа не равночестна Отцу и Сыну.
Ровно это и имеем в «сучасной транскрипции».
У Кобзаря восьмой член «Символа Веры»:
«и в Духа Святаго, Господа животворящаго, Иже от Отца исходящаго…»
В «сучасний транскрипции» восьмой член «Символа Виры»:
«И в Духа Святого, Господа, животворящого, що вид Отця и Сына изходит…»
Вот таким нехитрым образом простецов из Святого Православия лукаво и незаметно уводят в униатское извращение истинной Православной Веры. Что здесь особенно мерзостно, так это использование авторитета Великого Кобзаря в украинском народе. Ведь надеются на то, что простой украинец не станет читать оригинальный текст Шевченко, напечатанный тридцатью шестью (36) церковнославянскими буквами, а будет читать так, как его уже давно приучили выходцы с Западной Украины, с новейшими украинскими буквами «ii» и перевёрнутым «э», и без старославянских букв: «ять», «ы», «фиты» и «ижицы», русской «ё», что присутствуют в тексте Шевченко.
Получается Великий Кобзарь для того работал над созданием единого общеславянского языка, чтобы его Именем разрушали Единство и дружбу братских народов и обращали в угодную Западу нечестивую веру. Обращали подлогом и ложью и всё это распространяли для малолетних детей 100000 тиражом центрального детского киевского издательства «Веселка»! И при этом лауреат Ленинской премии лицемерно писал:
«Буквар пивденноруський», составленный Шевченко для украинских воскресных школ, был любимою работою нашего национального гения, его прощальною лебединою песнею, яку он посылал с хмурых берегов Невы далёкой своей Украине, её детям… В этой невинной просветительской книжечке казённая бюрократия узрела сразу что-то крамольное, ещё одно намерение поэта «вызывать снова к отдельной жизни малороссийскую народность» (эта цитата Т.Г.Шевченко приведена у Гончара по-русски). Ясное дело, было и такое намерение – обучать детей, обучать их отцов, и таким чином возвысить колонизированную нацию до высшего уровня просвещённости. Но что же в том было греховного? Только дикая деспотичная империя, что творя произвол, держала народы в вечной темноте и бесправии, могла увидеть криминал в наиприроднейшем желании интеллигента распространять среди людей свет знаний и науки.
Тупорылые тогдашние держиморды (ничем не лучшие нынешних имперских прислужников ) даже не заметили, что укомпонованный Шевченко маленький «Буквар» насквозь был пронизан гуманным духом христианского учения, тысячелетних апостольских заповедей, на мудрой морали которых основывается жизнь цивилизованных наций!
Среди вульгарных социологов немало желающих, выхватив отдельные гневные строки из «Кобзаря», изображать их автора певцом топора, подстрекателем голытьбы к кровопролитию, к мести и нещадной межнациональной вражде. Стоит ли верить этому? Стоит ли обобщать то, что, возможно, было сказано в минуту раздражения и нестерпимой кривды?... Однако кто ещё с такою силою и пристрастностью, как Шевченко, возвеличил мирный добро творящий труд людей, красу патриархального согласия и
|