«Букваря».
Для этой весьма странной надуманной цели В.Яцюк, обильно цитируя хвалебные высказывания Кулиша о Шевченко, возвращается к тому широко известному факту, что поначалу Кобзарь приветствовал издание своего давнего приятеля и из этого делает вывод, что «В Кулишевой «Граматке» и Шевченковскому «Букваре» больше общего, чем такого, что можно противопоставить».
«Может возникнуть вопрос, - пишет В. Яцюк, - почему Тарас Григорьевич назвал свой «Букварь» «южнорусским»? Вопрос естественный, так как с именем Шевченко связываем высокое возрождение самого слова «Украина». Прямых свидетельств о том, что полное название «Букваря» авторское у нас нет. Однако также нет никаких данных, что такое название противоречило авторской воле Шевченко…
В то время существовала издательская традиция, согласно которой названия украинских книжек, что издавались в Петербурге, на титульной стороне обозначались русским языком. Поломал эту традицию, что до Шевченковских изданий, тот-таки Пантелеймон Кулиш, в друкарне которого явился миру «Кобзар» 1860 года».
Никакой традиции Панько Кулиш не ломал и потому только, что её не было. Ежели бы она была, то и «Кобзар», который Панько издавал не на свои средства, а на средства купца Симиренко пришлось бы назвать по-русски. Пользуясь положением редактора Кулиш варварски «исправлял» «Кобзар» по своему усмотрению, выбрасывая из оригинального авторского текста «ненужные места», а Тарас Григорьевич материально зависел от него и поневоле соглашался на любую редакцию (см. Исследование в библиотеке Лубенской мужской гимназии Ф.И.Каминского).
«Почав «Кобзарём», а закончил «Букварём», - с укоризной сказал когда-то Пантелеймон Кулиш, который в разное время был для Шевченко то другом-однодумцем, издателем и редактором его стихов, то ревностным соперником на поприще историко-литературных соревнований, а то и придирчивым критиком части его творческого труда…И не благодаря ли надмирной требовательности вынес он суровый приговор русским повестям Шевченко?...Попробуем понять логику этого укора» (В.Яцюк).
Нет, не надо разбираться в логике там, где её нет, не было и не будет никогда, где есть навязчивая тенденция видеть то, что можно увидеть только с закрытыми глазами под воздействием национального угара. То, что В.Яцюк не читал русские повести Шевченко, это его проблема, ежели бы читал, то тогда мог бы понять, что авторство письма в «Северную Пчелу», о котором он ,кстати, даже не считает нужным упомянуть не требует доказательств, и, что, по крайней мере, Шевченко противопоставлял свой «Букварь» Кулишевой «Грамотке», но высказывание самого Кулиша, если бы В.Яцюк хотел бы хоть в чём-то разобраться, следовало бы из соображений элементарной добросовестности и порядочности привести полностью. Вот оно:
« Хоч и вчащав Шевченко до нашого куреня, та не переважали мы шкидливой принады…братався з чужими… почав Кобзарем, а киньчив Букварем» («Сочинения и письма П.Кулиша» в 10 т. – т.1, стр. 44, 1908 г.).
В. Яцюк видимо решил убедить читателей «Букваря пивденноруського», что слова Кулиша лишь подчёркивают его претензии к Шевченко, как к поэту, чьё творчество со временем так стало оскудевать, что дошло, аж до русских повестей. Начал-де великим поэтом, а закончил лишь неумелым просвещенцем. Схожие претензии предъявлялись и к Пушкину, коего также, как и украинского поэта «лета к суровой прозе клонили» - развившийся разум их требовал большей точности в выражении философских и богословских определений и прогонял рифму, ибо ради неё и мелодичности и ритмичности текста часто требуется жертвовать содержанием, на что наши славянские гении ввиду важности затрагиваемых ими общечеловеческих вопросов не могли внутренне согласиться.
Но если привести высказывание Кулиша полностью, становится понятно, что украинского пана редактора первого национального издания в Петербурге не устраивало «братание» Кобзаря с русскими друзьями, которые не желали примечать особых дарований завистливого и притом льстивого, лицемерного, да к тому же и весьма навязчивого приятеля великого поэта.
Кулиш не доволен тем, что Шевченко, по его мнению, начал украинским певцом, а закончил соглашательством с кацапами и москалями, автором угодного русским «Букваря», а не «Граматки», да к тому ж ещё даже не украинского, или хотя бы «малорусского» на худой конец как у него, - Кулиша, а «южнорусского».
И сегодня на Украине, или как захотелось им недавно – в Украине, принципиально не желают знать ни о чём собственно русском, и даже национальность русскому человеку пишут в паспорте «россиянин», поминая тем самым страну и государство, но перечёркивая всё, что связано с русским языком и русской нацией. Тоже самое кстати творят сегодня и т.н. российские ( но конечно же не русские) демократы в угоду Европе и их пресловутым, исключающим Род и нацию, ценностям и в России.
Представим себе… что наш великий русский поэт Пушкин издал бы «Граматку», взяв за основу буквы чужого языка и на основе , к примеру украинского языка, стал бы изобретать слова не в традиционном для национального сознания стиле, - какова была бы реакция недалёких, национально «обмеженых» и «на всё досужих» патриотов? Только одна – уничтожить, и чем скорее, тем лучше, ибо справиться другими средствами с гением Пушкина попросту невозможно. И в каком-то своём примитивном и рабском смысле, далёком от религиозного и духовного понимания Истины, они были бы правы. Не было ничего на свете менее приемлемого для самого Кулиша и его «украинськой громады», чем объединение в едином общеславянском языке братских народов. Ну, куда Паньку до гениального Кобзаря...
Пушкинская трагедия «Моцарт и Сальери» предельно точно раскрывает эту неразрешиму для дюжинного ума безвыходную ситуацию. Как тут быть, вроде из одного украинского куреня, начал во славу Украины, а кончил яко «зрадник» з кацапами – «гнобителями ридной неньки Украины та йи мовы». Шевченко имел огромный авторитет, что было вдвойне опасно для развития «национального самосознания». Да и религиозные взгляды Шевченко и Кулишевой «украинськой громады» отличались в корне. Южнорусский Букварь для бедных в такой ситуации был вдвойне опасен, не подходил никак для наёмных работников украинских хуторов и для их владельцев в особенности.
А тут ещё к тому же и статья в «Северной Пчеле» подоспела, и, конечно же, Панько Кулиш в отличие от современных «шевченковедов» сразу же узнал её автора. По когтям узнал, а не по длинным ушам. При всём воображении трудно представить себе негодование П.А.Кулиша, только что издавшего в 1860 году «Кобзар», устраивавшего (правда только по его словам, которым не стоит верить) в былые годы молодому Шевченко поездку в Италию на средства своей будущей жены, одалживавшего бедному поэту немалые деньги во время ссылки и сразу после неё, ходившего за Кобзарём, как его тень везде и всюду, сносившего постоянно в письмах и прилюдно оскорбления от него!
И всё ради чего, - ради того, чтобы сей крепостной крестьянин уже и в столичном журнале обругал его последними словами, обозвав его историю Малороссии «выжимком», «настоящей макухой», а его самого - учителем «ненависти», «неистовым жёлчным полемистом», «сплетником». Чего только стоят эти слова: «Хвала вам и хвала, на всё досужий, П.А.!» А предисловие и послесловие из крыловской басни? А хитроумное обвинение в некомпетентности по поводу столь дорогого сердцу Кулиша «церковного просвещения»? – И от кого? - От явного еретика, не раз высказывавшегося с наглыми обвинениями против матушки церкви, возводившего без сомнения хулу на Господа и на панскую хозяйскую господу? А это язвительное сравнение просвещённого Кулиша с ренегатом Аскоченским – тогдашним символом казённого монархического обрядоверия?!
Нет, такое глумление над собой потомственному украинскому пану от продавшегося москалям и изменившего родному языку и национальности своей крепостному холопу никак нельзя было простить!
Непонятно о чём думал и на что рассчитывал Шевченко, когда писал своё письмо… Впрочем он вероятно, как Моцарт и Пушкин, ни о чём лукавом и мерзком даже и не подозревал. Нет, он знал, конечно, что его «приятель» узнает его руку. Но он не умел бояться. Когда служил без права писать и рисовать солдатом, даже тогда, имея возможность сладко есть и спать, обличил развратника офицера, рассказав об его измене жене, за что и был наказан годами муштры и откровенных издевательств. И никогда не жалел впоследствии об этом.
Не мог наш славянский Батюшка Тарас дать возможность образованному мерзавцу с помощью орудия «просвещения» глумиться над своим униженным народом! Прекрасно знал Кобзарь, что Кулиш не оставит его в покое, потому и рвался на Украину.
«Говоря о Малороссии и о своих украинских знакомых, поэт, видимо, оживал; болезненная раздражительность его мало-помалу оставляла и переходила то в чувство той тёплой и живой любви, которой дышали его произведения, то в самое пылкое негодование, которое он по возможности сдерживал…» (Н.Лесков, там же)…
А что оставалось Кулишу? – Только одно – убить Тараса с помощью рук наёмного убийцы. Не вызывать же зарвавшегося холопа, как благородного пана на дуэль? Если бы Кулиш так благородно поступил по отношению к «пшклентому быдлу», его бы никто из панов той же «украинской громады» попросту не понял.
Вот ровно через три дня Панько так-таки и доказал «Горожанину С…», что он действительно «на всё досужий». Кулиша в его стремлении отомстить Тарасу, конечно же , укрепляло то, что прежде Кобзарь не раз писал ему о его прежней, по цене дорогой «Граматке», хотя и с подвохом, но в целом положительно. Что же теперь-то случилось? Почему он стал так сразу и вдруг не нужен? – не потому ли, что Шевченко в сентябре 1860 года за офорт «Вирсавия» получил звание академика гравюры, а великая княгиня Елена Павловна купила его «Автопортрет», писанный масляными красками за 200 рублей?!
Как писал тогда «Русский художественный листок»: «Известный малороссийский поэт Т.Г.Шевченко выставил пять очень удавшихся гравюр и свой собственный портрет, написанный масляными красками. Мы слышали, что художник имеет цель разыграть этот портрет в лотерею, сбор от которой он назначил на издание дешёвой малороссийской азбуки. От чистого сердца желаем, чтоб сей слух подтвердился и чтоб задуманному Т.Г.Шевченко сопутствовал всякий успех».
Да, теперь Шевченко не нуждался и не зависел от кулишевых денег, при помощи которых было время Панько им мог управлять; сам издал на вырученные за свои работы деньги на тарабарщине «Букварь южнорусский» в угоду москалям, и нагло и открыто стал своему бывшему другу неприязненным конкурентом, и прилюдно поносит последними словами своего бессменного давнего и единственного благодетеля. Согласитесь трудно в такой ситуации,
