обер-гофмейстерина и прогнала непрошеных гостей. Таким образом, уцелело немного сала, которое, согласно указаниям призванного по этому случаю придворного математика, было весьма искусно распределено по всем колбасам.
Забили в литавры, затрубили в трубы. Все короли и принцы в великолепных праздничных одеяниях — одни на белых конях, другие в хрустальных каретах потянулись на колбасный пир. Король встретил их с сердечной приветливостью и почетом, а затем, в короне и со скипетром, как и полагается государю, сел во главе стола. Уже когда подали ливерные колбасы, гости заметили, как все больше и больше бледнел король, как он возводил очи к небу. Тихие вздохи вылетали из его груди; казалось, его душой овладела сильная скорбь. Но когда подали кровяную колбасу, он с громким рыданьем и стонами откинулся на спинку кресла, обеими руками закрыв лицо. Все повскакали из-за стола. Лейб-медик тщетно пытался нащупать пульс у злосчастного короля, которого, казалось, снедала глубокая, непонятная тоска. Наконец после долгих уговоров, после применения сильных средств, вроде жженых гусиных перьев и тому подобного, король как будто начал приходить в себя. Он пролепетал едва слышно:
— Слишком мало сала!
Тогда неутешная королева бухнулась ему в ноги и простонала:
— О мой бедный, несчастный царственный супруг! О, какое горе пришлось вам вынести! Но взгляните: виновница у ваших ног — покарайте, строго покарайте меня! Ах, Мышильда со своими кумовьями, тетушками и семью сыновьями съела сало, и…
С этими словами королева без чувств упала навзничь. Но король вскочил, пылая гневом, и громко крикнул:
— Обер-гофмсйстерина, как это случилось?
Обер-гофмейстерина рассказала, что знала, и король решил отомстить Мышильде и ее роду за то, что они сожрали сало, предназначенное для его колбас.
Созвали тайный государственный совет. Решили возбудить процесс против Мышильды и отобрать в казну все ее владения. Но король полагал, что пока это не помешает Мышильде, когда ей вздумается, пожирать сало, и потому поручил все дело придворному часовых дел мастеру и чудодею. Этот человек, которого звали так же, как и меня, а именно Христиан Элиас Дроссельмейер, обещал при помощи совершенно особых, исполненных государственной мудрости мер на веки вечные изгнать Мышильду со всей семьей из дворца.
И в самом деле: он изобрел весьма искусные машинки, в которых на ниточке было привязано поджаренное сало, и расставил их вокруг жилища госпожи салоежки.
Сама Мышильда была слишком умудрена опытом, чтобы не понять хитрости Дроссельмейера, но ни ее предостережения, ни ее увещания не помогли: все семь сыновей и много-много Мышильдиных кумовьев и тетушек, привлеченные вкусным запахом жареного сала, забрались в дроссельмейеровские машинки — и только хотели полакомиться салом, как их неожиданно прихлопнула опускающаяся дверца, а затем их предали на кухне позорной казни. Мышильда с небольшой кучкой уцелевших родичей покинула эти места скорби и плача. Горе, отчаяние, жажда мести клокотали у нее в груди.
Двор ликовал, но королева была встревожена: она знала Мышильдин нрав и отлично понимала, что та не оставит неотомщенной смерть сыновей и близких.
И в самом деле, Мышильда появилась как раз тогда, когда королева готовила для царственного супруга паштет из ливера, который он очень охотно кушал, и сказала так:
— Мои сыновья, кумовья и тетушки убиты. Берегись, королева: как бы королева мышей не загрызла малютку принцессу! Берегись!
Затем она снова исчезла и больше не появлялась. Но королева с перепугу уронила паштет в огонь, и во второй раз Мышильда испортила любимое кушанье короля, на что он очень разгневался…
— Ну, на сегодняшний вечер довольно. Остальное доскажу в следующий раз, — неожиданно закончил крестный.
Как ни просила Мари, на которую рассказ произвел особенное впечатление, продолжать, крестный Дроссельмейер был неумолим и со словами: «Слишком много сразу — вредно для здоровья; продолжение завтра», — вскочил со стула.
В ту минуту, когда он собирался уже выйти за дверь, Фриц спросил:
— Скажи-ка, крестный, это на самом деле, правда, что ты выдумал мышеловку?
— Что за вздор ты городишь, Фриц! — воскликнула мать.
Но старший советник суда очень странно улыбнулся и тихо сказал:
— А почему бы мне, искусному часовщику, не выдумать мышеловку?
В приведенном тексте все верно, кроме небольших неточностей. В оригинале буквально не «сало» (Fett), а шпик (Speck). Следующая неточность: фрау Mauserinks в оригинале обзывается не «салоежкой», а Speckfresserin (обжора шпика). Кроме того, королева во второй раз портит не «ливерный паштет», а лёгочный (буквально: Lungenmus – лёгочное пюре). Пюре падает в огонь при угрозах мышиной королевы фрау Mauserinks в адрес принцессы Пирлипат, дочери королевы.
Как мы только что прочли, мыши, пойманные в мышеловки Дроссельмейера, были «преданы на кухне позорной казни». Что за казнь на кухне подразумевает Гофман? Не очень верится, что мышам на кухне отрезали головы кухонным ножом.
А может намёк на способ казни уже содержится в описании падения в огонь лёгочного пюре? Найдём слово, сходное по звучанию с «легочным пюре».
Lungenmus или Lungen mus очень близко по произношению к словосочетанию: «LUNGErN MaUS», которое можно перевести «Бездельничать мышь». Таким образом, мы имеем прозрачный намёк на то, что на кухне происходит сожжение «мыши – бездельницы».
Ещё одна маленькая неточность перевода содержится в угрозах фрау Mauserinks:
«Meine S?hne - meine Gevattern und Muhmen sind erschlagen, gib wohl acht, Frau K?nigin, da? Mausek?nigin dir nicht dein Prinze?chen entzweibei?t - gib wohl acht.»
Буквальный перевод:
«Мои сыновья - мои кумовья и тётки убиты, обращай внимание, пожалуй, госпожа королева, что Мышиная Королева тебе раскусит твою маленькую принцессу пополам - пожалуй, обращай внимание.»
Как видим, не «загрызть принцессу», а entzwei bei?t «пополам кусать» грозит фрау Mauserinks.
Вообще это «изгнание мышей» из королевства весьма напоминает те многократные изгнания, которым подвергались иудеи на протяжении всей мировой истории. Это Исхол (Изгнание?) из Египта, и изгнание их из Палестины римлянами в 70 г. н. э, а в дальнейшем, после победы ислама на ближнем востоке постепенное вытеснение и оттуда. Евреи начали переселяться в христианскую Европу, но история повторялась вновь и вновь. Их объявляли вне закона и изгоняли в разные времена из Англии (в 1290 г.), из Австрии (в 1421 г.), из Испании ( в 1492 г.), а затем, через 30 лет из Португалии. Их, как еретиков, жгла на кострах инквизиция, их карали как по суду, так и самосудом, их рубала конница Богдана Хмельницкого, их уничтожал в концлагерях Адольф Гитлер. Можно констатировать, что с иудеями на протяжении всей мировой истории не мог ужиться ни один народ на земле. В сущности, менялись лишь имена лидеров антисемитов, но никогда не менялись их методы борьбы.
Трудно сказать, на какое событие конкретно намекает нам Гофман в своей сказке, но если принять во внимание его немецкую национальность, то, вероятнее всего, на изгнание евреев из Австрии. Остановимся подробней на этом событии.
Изгнание евреев из Австрии – кампания преследования и дискриминации иудеев в Австрийском эрцгерцогстве, которая была инициирована герцогом Альбрехтом V в 1421 году. Завершилась конфискацией имущества, принудительным крещением, разрушением синагог, депортацией большинства еврейской диаспоры и сожжением в Вене более двухсот иудеев. В дальнейшем преследование распространилось и на Моравию.
Наиболее обстоятельно события изложены в «Австрийской хронике» Томаса Эбендорфера и в еврейском источнике, называемом Wiener Gesera («Венское гонение»). При раскопках в районе Юденплац в Вене был обнаружен фундамент разрушенной синагоги, который в настоящее время превращён в мемориальный экспонат Еврейского музея Вены.
Другим напоминанием о тех событиях служит латинская надпись готическим шрифтом на христианском барельефе, передающая нравственную атмосферу того времени:
«Крещением в реке Иордан тела очищаются от болезни и зла, и все тайные грехи обращаются в бегство. Так пламя, яростно возжёгшееся в 1421 году по всему городу, очистило его от ужасных преступлений еврейских псов. Как однажды мир был очищен водой, так теперь он очищен огнём.»
Продолжим чтение сказки.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СКАЗКИ О ТВЕРДОМ ОРЕХЕ
— Ну, дети, теперь вы знаете, — так продолжал на следующий вечер Дроссельмейер, — почему королева приказала столь бдительно стеречь красоточку принцессу Пирлипат. Как же было ей не бояться, что Мышильда выполнит свою угрозу — вернется и загрызет малютку принцессу! Машинка Дроссельмейера ничуть не помогала против умной и предусмотрительной Мышильды, а придворный звездочет, бывший одновременно и главным предсказателем, заявил, что только род кота Мурра может отвадить Мышильду от колыбельки. Потому-то каждой няньке приказано было держать на коленях одного из сынов этого рода, которых, кстати сказать, пожаловали чипом тайного советника посольства, и облегчать им бремя государственной службы учтивым почесыванием за ухом.
Этот фрагмент текста очень важен. Именно он позволяет в полной мере разгадать кошачью символику Гофмана, и в дальнейшем всех писателей, позаимствовавших у него образ говорящего кота. Ведь даже Булгаков в дневнике признался, его кот Бегемот происходит от гофмановского кота Мурра.
Итак, кот «Mouseshunter» ( Мышиный охотник) или «Moseshunter» (Моисеев Охотник) – есть образ воинствующего Антисемита в мировой литературе.
Текст далее:
Как-то, уже в полночь, одна из двух обер-гофнянек, которые сидели у самой колыбельки, вдруг очнулась, словно от глубокого сна. Все вокруг было охвачено сном. Никакого мурлыканья — глубокая, мёртвая тишина, только слышно тиканье жучка-точильщика. Но что почувствовала нянька, когда прямо перед собой увидела большую противную мышь, которая поднялась на задние лапки и положила свою зловещую голову принцессе на лицо! Нянька вскочила с криком ужаса, все проснулись, но в тот же миг Мышильда — ведь большая мышь у колыбели Пирлипат была она — быстро шмыгнула в угол комнаты. Советники посольства бросились вдогонку, но не тут-то было: она шмыгнула в щель в полу. Пирлипатхен проснулась от суматохи и очень жалобно заплакала.
— Слава богу, — воскликнули нянюшки, — она жива!
Но как же они испугались, когда взглянули на Пирлипатхен и увидели, что сталось с хорошеньким нежным младенцем! На тщедушном, скорчившемся тельце вместо кудрявой головки румяного херувима сидела огромная бесформенная голова; голубые, как лазурь, глазки превратились в зеленые, тупо вытаращенные гляделки, а ротик растянулся до ушей.
Королева исходила слезами и рыданиями, а кабинет короля пришлось обить ватой, потому что король бился головой об стену и жалобным голосом причитал:
— Ах, я несчастный монарх!
Мы видим, что госпожа Mauserinks, вместо обещанной угрозы entzwei bei?t (пополам кусать) Пирлипат, всего лишь, встав на задние лапы, «положила свою зловещую голову принцессе на лицо». Именно это прикосновение головы делает личико Пирлипат уродливым. Что тут за фокус? Что имеет в виду Гофман? Перечтём
