Страсти Захлюпанские,роман

процессу воспрепятствовать, но успеха относительного достигли.
Иные из захлюпанцев флюгеру подобны. Столь часто готовы мнением жертвовать, сколь ветер меняет направление. В деловых  качествах и врачебном умении труженика медицины усомнились. В защиту Антона Павловича скажу против обвинений голословных: откуда ей было взяться, опытности, когда аналогичного ни до, ни после уже мировая практика не знала.
Ответственностью за больного движим, Антон Павлович предпочел не рисковать, самолично судьбой его занимаясь. Врачуемого в областной центр отправил, дабы специалисты тамошние, что опыт имели больший в практике своей городской, во всем разобрались. Как-никак, туда хворые из уездов съезжались; тем самым они, мужички наши сельские, накоплению знаний светил губернских способствовали. Тогда как земские лекаря / Маковецкий среди коих / в действиях своих по лечению недостатком  сложных случаев затруднялись и тем самым навыков работы специфических не выработали. К тому же, клиники столичные соответствующей аппаратурой оснащены, в которой я, летописец захлюпанский, мало что смыслю. Объективности пущей замечу, мало ей медики верят, более на полагаясь, что силы природные скажут. В селе же – Антон Павлович потом откровенничал – у него кроме интуиции фельдшерской в нашем пункте лечебном других средств подручных не имеется. Разве что порошок слабительный, да бинты перевязочные с йодом. По тому как в фокусе видим отношение власть предержащих к народонаселению украинскому
Целители губернские дипломами институтов медицинских и центров лечебных вооружены были, чего не удалось Маковецкому достигнуть в силу событий жизни собственной, а, быть может, неумения события эти разные волевым усилием подчинить, чтобы цели заветной достигнуть и курс наук завершить, тем соде мало водится.
Теперь и читателю ясно, почему стал я сочувственником Федорончуковым, хоть и ранее к нему добрых чувств не испытывал. Как-никак, в положении сходном очутились, в сельских париях. Но не сблизило то, каждый далее своим путем шел, не стремясь к дружбе взаимной. Вскоре его, горемычного, Бог ко себе прибрал. О днях его последних на земле захлюпанской здесь повествуется.
Так и текло б оно, время, размеренно и без толку, не привнося в жизнь событий, внимания летописца достойных. Только стали сельчане замечать, что Федорончук в час неурочный при свете луны неверном к Антону Павловичу, фельдшеру, стал наведываться. По бездорожью все крался, огородами, что к речке нашей Грязи Черной прилегали. Кое-кто из злопыхателей слух пустил, будто Василько в претензии к доктору за вещь ювелирную, при операции изуродованную. Теперь вот возмещения ущерба требует. У Маковецкого бабы допытывались, правда ли, что Федорончук лютой смертью ему угрожает, если тот денег за кольцо порубленное не вернет? Все советовали ему злыдню не поддаваться и помощь свою обещали. В случае чего доктора защищать собирались, дежурства круглосуточные возле пункта фельдшерского организовать с тем, чтобы когда почнет Василько  в очередной раз лекаря погрозами стращать, ручки- ножки злодею
повязать и куда след разбойника отправить. А куда след- это во милицию районную, полагать надо, потому что у нас для подобных случаев и места специально оборудованного не имелось. Ведь последний раз, когда участие властей затребовалось, то с Григорием Степановичем было. Да и тогда обошлось, чтобы пленение ему учинять и оскорбление личностное. Но с Федорончуком наши были настроены серьезно и на крайности пойти готовые, потому что доктора своего в обиду давать не хотели. Понимали они, случись что-нибудь с Маковецким, иного врачевателя могут и не дождаться. Мало тогда желающих было в Захлюпанке жизнь коротать среди чужаков неместному, не была тогда знаменитой.
Антон Павлович разговоры досужие пресек в самом зародыше. Глупость все полнейшая, говорит, и следствие умов досадного оскудения, которое приземленность духовных запросов захлюпанцев нелестно характеризует. Впрочем, свидетельства любви народной ко персоне собственной не могли Маковецкого равнодушным оставить. Слезу умиления непрошенную, к слабости характера отношения что не имеет, украдкой со щеки он смахнул. Для каких же надобностей с Федорончуком по ночам встречается и что за дела с ним имеет – об этом говорить отказался. На тайну врачебную сослался, которую Гиппократ некий, древнего врачевания целитель, потомкам  ремесла своего блюсти завещал строго.
Но не может, повторюсь, у нас тайн таких быть, которые со временем не стали бы достоянием каждого и во языках притчей. Уж не знаю как, но опять все наружу выплыло. Сказывают, супружница Василькова не удержалась, почтарке нашей Галине душу открыла, с ней поделилась тревогами, что на сердце накопились. Горемычная, все на то жалилась, муж ейный во ложне былого внимания не уделяет, к обязанностям главы семейства охладел недопустимо, чего ранее в совместной жизни их не наблюдалось. Далее все по задворьям и хатам распространилось, из уст в уста передаваясь. Ведь шила в мешке не утаишь, и на роток каждый платка не накинешь.
Стало тут захлюпанцам известно, что последствия проявились и дают себя знать операции той, по освобождению кольца проведенной. Не столь блестящими итоги ее оказались, как прежде мнилось. Что ни говори, кольцо спасено не было, а теперь выяснилось, и ущерб здоровью врачующегося был нанесен. Ранка та, неопытностью Антона Павловича нанесенная, заживать не спешила. Наоборот, опухолью обернулась, что кругом тельца мужского убольшилась, в отчаяние вводя больного вместе с целителем. Пробовали они снадобьями разными и мазями процессу воспрепятствовать, но успеха относительного достигли.
Иные из захлюпанцев флюгеру подобны. Столь часто готовы мнением жертвовать, сколь ветер меняет направление. В деловых  качествах и врачебном умении труженика медицины усомнились. В защиту Антона Павловича скажу против обвинений голословных: откуда ей было взяться, опытности, когда аналогичного ни до, ни после уже мировая практика не знала.
Ответственностью за больного движим, Антон Павлович предпочел не рисковать, самолично судьбой его занимаясь. Врачуемого в областной центр отправил, дабы специалисты тамошние, что опыт имели больший в практике своей городской, во всем разобрались. Как-никак, туда хворые из уездов съезжались; тем самым они, мужички наши сельские, накоплению знаний светил губернских способствовали. Тогда как земские лекаря / Маковецкий среди коих / в действиях своих по лечению недостатком  сложных случаев затруднялись и тем самым навыков работы специфических не выработали. К тому же, клиники столичные соответствующей аппаратурой оснащены, в которой я, летописец захлюпанский, мало что смыслю. Объективности пущей замечу, мало ей медики верят, более на полагаясь, что силы природные скажут. В селе же – Антон Павлович потом откровенничал – у него кроме интуиции фельдшерской в нашем пункте лечебном других средств подручных не имеется. Разве что порошок слабительный, да бинты перевязочные с йодом. По тому как в фокусе видим отношение власть предержащих к народонаселению украинскому
Целители губернские дипломами институтов медицинских и центров лечебных вооружены были, чего не удалось Маковецкому достигнуть в силу событий жизни собственной, а, быть может, неумения события эти разные волевым усилием подчинить, чтобы цели заветной достигнуть и курс наук завершить, тем самым от прозябания в Захлюпанке себя избавить, вдали от учреждений научной мысли, куда он всей душой стремился, а попасть не мог из-за обстоятельств, к нему неблагосклонных.
Можно было порассуждать применительно к Антону Павловичу о нравственной позиции врачевателя. Вопрос животрепещущий в том заключается, что оно приличествует интеллигенту российскому и более почетно: каждодневная помощь страждущему – та работа, которой не чурался наш доктор, но подустал от нее, жалуясь на идиотизм / мнимый! / сельской жизни нашей,- либо скромная деятельность во благо большой медицины в отрыве от конкретного больного, к чему он тоже призвание имел и склонялся сильнее. Да от Федорончука несчастного не станем отрываться, которому сейчас плохо без нашего сочувствующего внимания.
Так и съездил в Одессу, где профессора тамошние поврежденный участок тела обследовали. Свой вердикт на консилиуме вынесли. Получалось, ранка та, что место имела, теперь в опухоль злокачественную грозит обернуться. А потому, чтобы дальнейшее распространение ее остановить, надлежит пораженную часть органа удалить, дабы зараза, которая часть тела затронула, на весь организм не распространилась. Вот и следует…
Но с другой стороны, не достигли они, светила ученые, единодушия полного. Были среди них и колеблющиеся, которые неустоявшееся свое мнение не спешили высказывать. Случай сей исключительный в сильное смущение всех вверг своей необычностью. Могло и так статься, что опухоль, которая теперь стремилась тельцем пораженным завладеть, еще не опасной окажется, непосредственно жизни пациента не угрожающей. Иное дело – они мыслили – само ее наличие в неположенном месте страдания больному доставляло и крайне самолюбие мужское угнетало. Тут уж решились они, времени дорогого не теряя, операцию произвести, чтобы коросту эту удалить, будущность несчастного спасая.
И здесь проблемы возникали, и не могли они не появиться. Практика устоявшаяся была у хирургов. Дабы операции лишний раз не производить, стремились они вместе с пораженным участком сколь можно более плоти удалить, в непосредственной близости располагающейся. А иначе оно и нельзя было – Антон Павлович толковал затем. Дело в том, что лишь на поверхностный взгляд казалась она здоровой. Тогда как в той уже невидимые ни человеческому глазу, ни микроскопу пораженные участки имелись, где болезнь затаилась. Лишь часа своего дожидалась, чтобы опухолью опять обернуться и расцвести цветком ядовитым. Поэтому уж орган, атаке подвергшийся, нельзя экономить, а, желательнее, вообще удалить.
В отношении же Федорончука положение было специальное. Здесь болезни подвергся член тела особый, с самим началом мужественности связанный. Убери его – жизнь Василька, вероятно, и спасена будет, только вот вопрос, нужна ли она после того Федорончуку станет. В состояние новое ввести может, когда само определение в положении приобретенном затруднительным получится. Ведь стати лишенный прежней, новую не приобретет.
Решено было действовать, с нестандартным случаем сообразуясь. Теперь задачу хирурги видели, чтобы несовместимое, казалось бы, в единое свести: опухоль треклятую удалить, пораженное место щадя более, чтоб больного не ввергать в отчаяние. Что и сделано в общем-то было, да без успеха.
Совсем Федорончуку житья во Захлюпанке не стало. Казалось бы, проникнуться страданиями односельчанина было можно, ан и тут не успокоились злопыхатели, своим путем об операции неудачной проведав. Новой кличкой земляка наградили, в которой ограниченность умов пошлых выявили. Звали же Федорончука не иначе, как Укороченный.
Сдавать стал Василько, когда обнаружилось, что лечение не дало толка, лишь