восходить по ступеням на такое «небо отверстое» к «Ангелам Бога, восходящим и нисходящим к Сыну Человеческому» (Ин., гл.1, ст.51), подменяя своим восхождением иерархию Ангельскую, впрочем то, что И.К.Языкова увидела в Авраамовых Палатах ещё и Домостроительство лишний раз объясняет нам, что иерархия и местничество в церкви подменили ныне Святость и духовную жизнь, только и всего.
Вряд ли бы пришла в голову преподобному Андрею Рублёву весьма странная идея цветовой мимикрии - одевать Сына Божия в телесный цвет, таким вот супранатуралистическим образом демонстрируя человеческую телесность? Заметим к тому же, что эти, показавшиеся Языковой «телесными» цвета и тона, скорее прозрачные, перламутровые, более невесомые и бестелесные, чем может видеться тяжёлая живая «плоть», которою «Христос, сошед на землю, прикрыл своё Божество».
И когда И.К.Языкова пишет в подтверждении своей версии о том, что под третьим ангелом следует понимать Святой Дух: «За спиной третьего ангела изображена гора – это не просто элемент иконописного пейзажа, а гора духовного восхождения (Пс.120.1), о которой Давид в Псалмах восклицает: «Возведи меня на гору, для меня недосягаемую» (Пс.60.3)», то этим лишний только раз подтверждает, что когда речь идёт о горе, имеется ввиду Сын Божий, который, в отличие от Духа Святаго, что «иже хощет дышит, и не ведаешь куда идёт, и откуда приходит», восходил неоднократно на Святые Горы: на Голгофу, где был распят и воскрес, на Фавор, где преобразился пред своими учениками Петром, Иаковом и Иоанном, на гору Блаженств, где накормил страждущих хлебом, на гору Сион (Большой Ермон), куда повелел прийти Апостолам и с которой вознёсся в Царствие Небесное!
Что же касается Пс.60, ст.3, который приведён в уродливом синодальном переводе, то в оригинале на церковнославянском языке он звучит совсем иначе, и имеет другое содержание:
«когда уныло сердце моё, на Камень (Рода) вознесл меня и наставил (правдою)», то есть речь здесь не о Горе Восхождения, но о Родовом Семени и единении с ближними.
«Недосягаемость горы» понадобилась тем, кто не хочет жить на родной земле и желает странствовать, послав куда подальше своих ближних, яко «праотец Авраам», а о Горе Восхождения, символизирующею «тяжесть» земного дела во славу Неба, можем узнать более подробно из Псалма 47, посвящённого тем, кто захотел жить соборно в Роде Праведном:
«Велий Бог и хвален в Горе Святой Его. Во благе этом корень радости всей земли. От ребра Севера ( от Гипербореи) Град Царя Великого. Бог в тяжести восхождения соборного на Гору Святую знаем нами как наш общий Заступник. Принимаем, Боже, милость посреди людей Твоих. Да возвеселится Сион - гора, и да возрадуются дочери святой земли, судеб ради Твоих. Обойдите вокруг Святую Гору, обнимите Её, поведайте Истину в столпах Родов Его. Положите сердца ваши в силу Бога, и разделите друг с другом дома Его, так и поведайте в Роде ином…..» (Пс.47, ст.1-3, 10, 12-14). Как видим и Камень и Гора Восхождения связаны с Родом человеческим, восходящим к Богу, конечно и с Сыном Единородным, со Святым Духом же только в том смысле, что Гора может являться точкой приложения действия Святых Сил.
По мнению и А.Салтыкова и И.К.Языковой, хоть они и мыслят Сына Божия соответственно в центре и справа, Иисус Христос Сам для Себя благословляет жертвенную чашу, но ежели у А.Салтыкова вообще речь не идёт о благословении Отца, а подъятые персты двоеперстного благословения правого ангела воспринимаются «батюшкой» только как «знаки власти, относящиеся не только ко второму, но также и к третьему ангелу», то И.К.Языкова понимает благословляющий жест правого ангела как знак приятия чаши, наподобие того, что можно часто видеть в быту у христиан, когда благословляют пищу за столом.
Что же, в этом есть резон, без Бога ничего не должно совершаться, и благословение стола, идущее от того или иного лица, выражает его связь с Богом… но когда благословляет священник, мирянин, осеняя себя предварительно Крестным знамением, затем смиренно принимает благословение, то, конечно же, в это время никому не следует самому пред благословляющим его, благословлять самоё благословение от церковноначалия посылаемое.
Это всё равно, как если бы кто после благословений праздничного стола Митрополитом или Патриархом, стал бы крестить для себя и во имя себя, предназначенную ему на столе пищу и Чашу. Такое выглядело бы не только несуразно, но и неуважительно и кощунственно, тем паче и Сын Единородный не мог бы так поступать на Предвечном Совете пред освящающими Его Отцом и Духом.
У И.К.Языковой левый ангел, в котором она видит Дух Святой, «способствуя скорейшему принятию решения…словно подвигает чашу тому, кто против него»?
Как видим, если А.Салтыков для вящей убедительности своей трактовки придумал «привставание» среднего ангела для последующего «нисхождения в мир», то И.К.Языкова не хочет ему вторить, но «творит» свою версию, изобретая ниоткуда не видное и не из чего ни следующее «подвигание чаши» левым ангелом, кстати при том минуя среднего ангела, да и сама Чаша расположена у А.Рублёва ближе к левому и среднему Ангелам, чем к правому Ангелу?!
И делается это нелепое во всех отношениях действие, «способствуя скорейшему принятию решения»? - «Ускориша, забыша дела Его, не стерпеша совета Его»(Пс.105, ст.13)???!
В заключение отметим, что и у А.Салтыкова и у И.К.Языковой, несмотря на казалось бы различное разумение места Отца и Сына в Троице Рублёва, просматривается одно и то же непотребное, охальное отношение к Святому Духу, и диктуется оно им Свыше их современным ветхозаветным демократическим мировоззрением.
Преподобный Андрей Рублёв, исполняя заказ ученика преподобного Сергия Радонежского пр. Никона Радонежского в 1422г. в Троице-Сергиевой Лавре создал икону для собора Пресвятой Троицы, и, уже исходя из этого одного, стоило бы уразуметь, что не «ветхозаветную троицу» взявший обет молчания преподобный инок стремился воплотить, но сразу и всерьёз изобразить Троицу Новозаветную, согласно которой во главе Престола Славы у жертвенной Чаши может находиться только Бог Отец!
Что тут и огород городить, и с упорством, достойным лучшего применения, навязывать Андрею Рублёву ветхозаветного Авраама со своей услужливой сестрой! Ветхозаветный сюжет для Андрея Рублёва только повод, и не более того. Не было , да и не могло быть у православного монаха XV столетия нечестивого желания воплощать трёх ангелов в экстерьере еврейского домика и самих странников, пришлецов в чужом народе. А.Рублёв сам страдал от пришельцев на своей родовой русской земле! Не было ветхозаветных намерений у А.Рублёва в отличие от «благодетелей современности», и это ясно, как Божий день! Ежели бы были у А.Рублёва такие помыслы, не создал бы он доказательства Бытия Божия во свете несказанном жертвенной любви, что пред нашими подслеповатыми глазами…
Когда я был в Третьяковской галерее, то перед «Троицей» экскурсовод остановила прибывшую из Франции экскурсионную группу. Молодые французы были искренне возмущены, зачем их держат перед какой-то древней, непонятной им мазнёй. Они живо обсуждали недостатки Рублёвского изображения: одинаковость ликов, отсутствие фантазии в движениях ангелов, неопределённость и неточность и невыраженность этих движений; они отметили бесформенность горы и чаши и дерева, архитектурную бестолковость нелепого сооружения с непонятными чёрными арочными провалами, бесхребётность всех трёх фигур, непонятно на чём восседающих у какой-то белёсой легковесной плиты… Французы так живо и весело смеялись, и при этом нагло тыкали в икону пальцами, что их ужимки напомнили мне обезьян в зоопарке…
Вот и сейчас, цитируя «искусствоведческие труды» облечённых званиями и саном авторов, поневоле испытываешь то же самое чувство... До какой же степени духовно слепы эти «специалисты», что не видят у себя под носом очевидное, - то, что доступно непредвзятому, просто внимательному и не мнящему себя ценителем с тонким художественным вкусом, рядовому русскому человеку! И этот вот апломб поражает, ну, не видят сами, спросили бы других, обратились бы к превеликому множеству исследований о Святой Троице, - к богословию Флоренского, Трубецкого, Булгакова! И тогда бы не сделали вывод, как госпожа Языкова, что Рублёв «будто бы изобразил один и тот же лик в трёх вариантах»?!
Нет, именно Пресвятую Троицу с неизобразимым согласно ветхозаветным воззрениям Отцом и в точности также неизобразимом Святым Духом осмелился изобразить преподобный православный монах Андрей Рублёв. Изобразил сознательно, разумея что через созданный им образ восходит к Первообразу, ведая, что только так, и никак иначе, можно приблизиться к Премудрости чувственного постижения Единства Любви: Любящего, Любви, Любимого.
«Троицу во Единице, и Единицу в Троице несумненно исповедать» могут только те, кто пришёл к Вере православной, - к простому, но тёплому и живому разумению любви к ближним, к единению с Богом в Духе Истины, соборно объединяющем ближних в роде праведном в Единстве Любви.
Где Любовь, там и Троица, а где Троица – только там настоящая, большая и искренняя – жертвенная Любовь: Любящий, Любовь, Любимый. Всё во имя Любви – во имя Духа Святаго – и Любящий и Любимый, и не разделить это Единство Любви в Трёх, но Единство это Свободно, и потому неслиянно, но не может быть отдельно Любящий от Любимого, и Любимый от Любящего, и не может вне Любящего и Любимого существовать и Сама Любовь, немыслимая без жертвенности всех Трёх друг другу.
Вот это истинно русское понимание основы жизни и мироздания несовместимо с иным, и более того открыто противостоит западному механистическому юридическому пониманию построения всякого полезного устройства на основе власти, а точнее, обожествляемом произволе, лишающем человека свободы и полноты жизни.
Мало того, что на Западе давно уже не стало любви («Уходит с Запада душа, её нечего там делать», Б.Л.Пастернак), - там, как фиговым листком, пытаются прикрыть убожество своё пресловутой «свободой личности» и «правами человека», понадобившимися в конечном счёте только для того, чтобы скрыть от глаз любящего Божий мир человека своё нежелание «любить ближнего, как самого себя» и любить мир, «что во зле лежит».
Что можно предложить в ответ на эту неуёмную гордыню, на это самовозношение гада ползучего, «мудрого как змея», свершающего во имя себя любимого «поползновение» к духовности? Предложить слугам хозяина века сего, ежели уж не желают любить их злой и лживый мир цивилизации, тот, что Бог, или точнее дьявол им дал по-видимому не случайно, то любить мир добрый – мир диких по их мнению варварских народов, в меньшей степени, чем они, опаскуженных «устойчивым развитием», любить тепло, свет и добро, а не ложь, хлад индивидуальной души, тьму и насилие?
Отчего же происходит это невежество в духовных вопросах, эта сумятица в человеческом и родовом сознании,
