Оно звучало теперь таким образом.
Дорогой вор!
Пишем тебе открытое письмо не потому, что нам жалко украденной сумочки, командирских часов, двух пар женских трусов, одеколона и тампонов, а также браслета с синим камнем, маникюрных ножниц и моей любимой расчески, которой я так любила чесать Мисю. А сигареты нам вообще не понравились!
А пишем мы тебе потому, что мы пошли посмотреть на Золотого Дюка, да по дороге устали и заснули на лавочке. А вместо Дюка увидели тебя, как ты воровато прятался за деревом.
И знаешь, в чем разница между герцогом Ришелье и тобой? Да в том, что герцог положил начало благосостоянию Одессы, а ты положил конец нашего благосостояния на лавочке в Одессе.
Подумай, ведь скоро Страшный Суд, а у тебя такая плохая работа. Обо всем, что ты делаешь, узнают твои папа, мама и все знакомые. И как же тебе тогда будет стыдно!
Но ты сильно не переживай. Есть люди и похуже тебя. Бьют других людей, отнимают жилье, здоровье, жизнь. Вот у Киськи украли квартиру в Белой Церкви, отняли, как у многих других.
А ведь как можно было жить радостно и весело!
Мы работали 12 часов на теплицах за 120 гривен на двоих в день, а ведь у нас совсем нет здоровья. Когда у Киськи отнимали квартиру, ее – Киську – так изуродовали, что она была недвижима несколько месяцев. Ее пытали и отбили все части тела. И теперь нам негде жить, а у тебя, наверное, есть дом, семья, ведь ты был в белой рубашке, мы даже чуть не приняли тебя за шпика.
Нам очень грустно, что люди стали такими мелкими и так портят жизнь себе и ближним. А ведь так можно было хорошо жить!
Спешим откланяться: Мися и Кися.
Батюшка Павел, добрый наш батюшка лежал уже на кладбище, и мы грустно дежурили на лавочке напротив его могилки.
Но ещё жив был отец Иона, хотя и с почерневшими уже ногами. И как же он поддержал нас в трудную минуту! Сколько будем жить, столько помнить и поминать в своих молитвах Одесских старчиков: схиигумена Иону, схиархимандрита Павла.
И всех почивших в Свято-Успенском мужском монастыре отцов и братию. Царствие Небесное. И вечный покой.
ПОДВЗДОШНАЯ АРТЕРИЯ.
Той осенью мы работали в одном из православных издательств Москвы. Много пришлось колесить по разбитым дорогам России. Холодало. На улице шел дождь со снегом. В салоне ГАЗели мы жили, иногда ночевали, питались. Одним словом, дом на колёсах. Завгар Михалыч удружил с транспортом, ребята грузчики подсказали ассортимент, и вообще в издательстве отнеслись очень ласково и с пониманием, по-дружески. Чувствовалась и забота издателя, опекавшего своих сотрудников.
Смеркалось, и мы решили немножко отдохнуть, заехав в попавшийся по дороге храм.
Служба ещё не началась. Можно было посмотреть ассортимент.. В книжной лавке литературы было, что называется, под завязку, и внимание переключилось на убранство и роспись стен.
- Любуетесь фресками? А батюшке нашему не понравилось, велел переписать все заново, - добродушно заявила женщина, только что передвинувшая на наших глазах высоченные железные строительные леса. Сразу стало понятно, что перед нами пламенный мотор и костяк прихода. Так мы познакомились с бабой Машей.
Она охотно рассказала много интересного. Оказалось, что все узоры расписал художник, у которого один глаз, а картины написаны левой рукой. Художник живописно расположил на верхотуре картины из Ветхого Завета – весьма и весьма убедительно и жизненно.
Так, веселый Адам с прической под хиппи безмятежно стоял рядышком с изящной крутобедрой красоткой. Они были явно довольны своей жизнью. Природа вокруг кипела первозданностью.
На противоположной стене кровожадный Авраам хищно занес острый загнутый жертвенный нож над связанным по рукам и ногам, кротким и беззащитным Исааком. Левой лапищей он зажимал рот несчастного ребенка, чуть не свернув ему голову. А правую, занесенную с ножом, руку он с негодованием пытался вырвать у помешавшего ему ангела. Перекошенное ненавистью и дышащее злобой лицо с удивлением было повернуто к посланцу небес. Невольно задумаешься над таким натурализмом. Нет, все-таки что-то напутано там у них, у древних…
- Вот, Господь пожалел сына Авраама, а люди Господа нашего Иисуса Христа не пожалели, - сказал муж, обращаясь к бабе Маше.
- Не все люди, - встрепенулась баба Маша. И повторила: - Не все - люди…Говорят, что все же убил Абрам сына-то. Не знаю, правда аль нет. А я ведь умерла недавно, - неожиданно добавила она.
Мы опешили.
- У меня подвздошная артерия лопнула.
- А что это такое?
- Она ребра кровью питает, - внушительно сказала баба Маша, - и печень! - это я в Интернете прочитала.
Мы переглянулись. Какие люди интересные в России! А баба Маша с жаром продолжала:
- Мужиков-то в нашем храме нет. Вот и приходится нам, женщинам, таскать доски, мешки. Вон Наташа – ей нельзя больше двух килограммов поднимать.
И баба Маша кивнула в сторону. Там хрупкая и невысокая женщина расставляла по полочкам книги.
- А мы с ней и леса разбирали. Я подавала – она принимала. А ведь тяжелющие! Потом я пошла с внучкой на автобусную остановку. Охнула! – да и села. Ни дыхания, ни пульса! Я сижу на лавочке, а внучка выбежала на дорогу – машины останавливает. Ручки раскинула! Ни одна машина не останавливается. Хорошо, наши шли навстречу, они и помогли до больницы доставить. А там ничего не поймут. Давление не поднимается выше 60, сил нет. Потом только поняли – это подвздошная лопнула! Она лопнула да и прилипла к какой-то вене, а там так напрямую и пошло! Из одной выливается – в другую вливается. Знать, не время мне помирать. А как легко было померла-то…
Видно было, что баба Маша действительно сожалеет о том, что осталась на этом свете.
– Это меня батюшка наш не отпустил. Рано тебе, говорит, помирать-то.
Несколько изменив голос, она удачно скопировала батюшку-настоятеля и отечески пробасила:
- Ты мне здесь еще нужна. Смотри, тяжелое больше не таскай.
Мы поняли, что чувство ответственности пересилило у бабы Маши желание уйти на небеса, но она еще что-то не договаривала. Тогда мы попеняли ей, что она себя не бережет после таких событий и не выполняет батюшкиных наставлений – вот на наших глазах даже тяжести перетаскивает.
- А кому же кроме меня это делать? – искренне удивилась баба Маша.
Тем временем, благословляя всех на ходу, стремительно пробежал в алтарь батюшка, и началась Всенощная – вечерняя служба. У противоположной стены храма баба Маша поправляла свечки на подсвечнике и было видно, что все ее в этой жизни тяготит, и она сожалеет, по большому счету, что не переселилась так легко и безболезненно в мир иной.
– А ведь так было легко померла-то!..
Над ее головой в вечернем полумраке храма зловеще нависла, вдруг высветлившая в свете панихидного столика, занесенная кверху с жертвенным ножом рука Авраама.
Что-то ждет еще нас впереди?..
- Спаси, Господи, и помилуй.
ДИВНОЕ ДИВЕЕВО.
Первая зима после нашей с Мишенькой встречи пролетела, оставив самые тёплые воспоминания о Дивееве – о четвёртом уделе Божией Матери во вселенной. Невольный пост, когда мы жили под Кремёнками, приучил нас к аскетизму. В домике недавно умершей старушки как-будто специально для нас были оставлены небольшие запасы овсяных хлопьев, муки и сахара. И велика же была наша радость, когда в дровнике мы находили припрятанные баночки с засахаренным вареньем. Иногда нам подкидывали деньжат соседи и угощали нас селёдкой, картош-кой, поддерживали морально. Бывший послушник Макар, названный в своё время остроумным отцом Пантелеимоном «человеком – пилой», освободил нам часть дома. Его супруга Грета, бывшая одно время послушницей дивеевского монастыря, прониклась к нам сочувствием и симпатией. Но в основном, мы выживали через приобретённые в монашеской среде знания – как испечь хлеб, изготовить квас. И это было радостью, когда первый квас из овсяных хлопьев заигрался, забурлил и запенился на печи!Мы начали с жадностью его употреблять. Но у нас сразу покраснели носы и заболели головы. Тогда мы стали печь из него хлеб, замешивая опару на квасу и муке. Мы выпекали хлеб прямо в топке печи, предварительно крепко замесив его и дождавшись, когда он хорошо поднимется. В банке на полке мы нашли и чай. Он был древний и почти не заваривался. Для нас же это была великая находка! Чаёк с хлебом да квасок!
В этот период нашей жизни было много радостного. Впервые мной была записана вся музыка и песни, сочинённые за все годы. Мы встретились с блаженной Машенькой, с дивеевскими святыми женами. Батюшка Серафим нас защищал и охранял. К нам приходили царственные великомученики, и мы проживали поистине незабываемые часы и минуты в общении с дорогими нашим сердцам людьми.
Встреча с блаженной Машенькой произошла зимой. Тогда нас пустила её новая келейница. Прежняя – Маргарита – была сбита автомобилем насмерть. Теперь, в маленькой конурочке, принимала Машенька приходящих к ней за советом. Поднимаясь по лакированным ступенькам, я думала: « А какая она – Машенька, о которой рассказывал столько Миша?»
Перед нашей встречей он приезжал к ней, да и виделись они довольно часто, когда Михаил трудился в монастыре. Впервые увидев блаженную, Михаил был поражён глубиной её духа, вмещавшего, казалось, всю вселенную.
А потом она всегда появлялась, когда было особенно тяжело и даже невыносимо. Звонила на небеса по игрушечному сотовому телефону, и всё успокаивалось. Воевала, грозясь кулаком, и даже могла ударить, если нужно. Все понимали, за что. Коленьке глупенькому незадолго до его смерти показала на погребальный набор, - купи!
Изменившись в лице, он выбежал из церковной лавки, и вскорости был найден на дороге…
Незадолго до нашей встречи, уже после изгнания Миши из монастыря, Машенька подала ему полотенце с вышитыми на нём обручальными кольцами, но муж, ещё не уразумев предопределения Божиего, разрезал рушник ножницами поперёк колец, всё ещё надеясь на монашество. Но потом, пробираясь на Афон, и будучи задержан в Одессе батюшкой Ионой, по молитвам отца Павла уразумел свой путь, и начал искать меня и вымаливать. Днём работал на росписи храма Серафима Саровского, а ночью молился о ниспослании ему Богом определённой супруги.
Но меня всё не отпускал Стукинский «батюшка» со свойственной его народности фамилией, переделанной, правда, на русский лад. Никак, злодей, не мог добить своего регента, а напоследок вообще решил продать меня в рабство чеченцам…
Но тут Миша приехал к Машеньке и попросил прощения за разрезанный венчальный рушник, просил помолиться о дарова-нии ему определённой Богом супруги, и Машенька заступилась.
Она долго и серьёзно звонила на небеса по игрушечному телефону, а потом, стремительно схватив фарфоровый чайник, с размаху переставила его на верхнюю полку шкафа, где как раз находилось изображение глиняного батюшки-истукана. Она так хряснула носиком чайника по его рылу, что «батюшка» завертелся на месте, его развернуло на 180 градусов и он чуть не слетел с полки. Но что удивительно, - носик чайника не откололся. И тогда я смогла, наконец, вырваться, чудом избежав расправы на
