дьявольской пассии – было бы признать Своё поражение в этой многовековой схватке с врагом рода человеческого, бросив ему в пасть самое дорогое и светлое, что осталось на земле. Господь разсудил так: спасая двух праведников, Я спасаю весь мир. Цена этих двух праведников – цена спасения мира и человечества в целом. Ради тех двоих Господь оставил землю и готовит её к новой эре – как новую землю и новое небо. Всё ветхое и старое совьётся, словно свиток, а на этом месте будет всё новое. И этому ценой стали они. Так неужели для нового неба мы, небожители, станем терпеть эту страшную вавилонскую блудницу с кровавыми губами, разрывающую младенцев подобно Урану и пожирающую чад Христовых подобно Плутону?
Смерть воинственно махнула косой. Я инстинктивно отшатнулась. Но она, не заметив моего испуга, продолжала:
- Идёт новая кара – бледный конь и на нём всадник бледный. Гиацинтовые брони ушли с земли. А я иду по этой земле победоносно, потому что дело моё право и я несу славу Бога Живаго, которую хотели попрать через вавилонскую блудницу служители сатаны. Блюдитеся, люди, яко опасно ходите! – она кричала теперь куда-то в пространство и была похожа на ураган. Полы её искрящейся мантии развевались, она стала больше земли. Такой взволнованной я её ещё не видела. Все орудия смерти передо мной открылись, когда взметнулась мантия. И я невольно ужаснулась. Молотки, серпы, ножи блеснули яростным блеском, серебряные колья и копья, топоры и всякие страшные оружия висели у неё на поясе. Странные сосуды и чаши были словно привязаны на крючья. Моя душа содрогнулась. Но внезапно Смерть повернулась ко мне и совершенно другим голосом сказала:
- Помните час смертный – и вовек не согрешите. Не обольщайтесь земным образом – всё тлен и суета. Всё это мимолётно проходит и растворяется в небытии. Любите друг друга. Любовь высока и нет в ней греха. Я любуюсь вами, вашими отношениями. А как всё вокруг мерзко - какие вокруг вас низкие души, грязные и смрадные тела. Мёртвые, источающие тлен, гной, гной земной. По земле ходят мертвецы, которые не видят неба. С какой радостью я опускаю серп свой на эту человеческую безформенную гниль. Эта масса не видит Бога и не знает о красоте мироздания. Само существование её для меня оскорбительно, потому что она не славит Бога. Помнишь, когда я первый раз приходила к тебе, тогда я рассказывала о небе? Я тебе показала тогда хартию грехов твоих, которые стирались один за другим. На чёрной тряпочке было написано мелкими-мелкими белыми значками. И ты удивлялась, - что означает каждый значок. Это – язык неба и он будет тебе понятен, и откроется через любовь твоего мужа к тебе. Помнишь схимонахиню, которая лежала в кроватке в уголке храма, куда тебя привели после смерти отца Георгия? Она тебе тоже давала такую же хартию. А схимник в куколе тебе читал, только ты ничего не поняла! Там был записан твой путь до сегодняшнего дня. Храм, который тебе показал отец Георгий из окна, стал местом вашего с Михаилом венчания. Тогда батюшка стёр рукой через открытое окно горы, препятствующие твоему пути к этому храму. Представь себе, как бы ты дошла до Михаила, если бы горы остались на этом месте? А сегодня свершилось то, что было написано в той хартии. А дальше – как решит Господь.
- Сестра моя, мне так жаль Господа. Сколько Он сделал для нас, людей, а мы так слепы. Кругом война. Вот сейчас пришла из гостей свекровь – Мишина мама и наша кормилица и заботница. Говорит, что слушала последние новости у тётки. Там телевизор работает наполовину: изображения нет, а только звук. Или радио включали, потому что не работает декодер. В общем, известия неутешительные. На Кипре рухнули финансы, денежные средства перекочевали заграницу. За два дня до разрушения денежной системы власти вывезли средства из страны. В Хорватии изменили визовый режим в отношениях с Россией. Что-то действительно надвигается нехорошее. Передел мира. И Господь сказал, что деньги заканчивают своё существование. Так и есть. Уже сегодня новости об этом, о чём вчера сказал Господь. Неужели будет война?
- Леночка моя, времена золотых дирижаблей прошли, когда сатана уничтожил Фаэтон и закрылся рай. Теперь только чёрные танки. Это единственное, на что способны современные недочеловеки. Они умеют только убивать и убивать. Грабить и убивать. А новую жизнь зародить не в состоянии. Потому и время их сочтено. Цивилизация чёрных пауков заканчивается. Земля умирает. Ну, а я спешу.
Смерть обняла меня, звякнув своими цацками. Я поёжилась.
- Какие страшные у тебя штуки висят на поясе, - заметила я.
- Без них нынче нельзя. Все, все идут в ход, не пугайся. Вон Лонго, как змий извивался, превращался, менял образы… А знай: собакам псячья смерть, - и они её получат! Я побежала.
И она действительно стремглав куда-то рванулась. И исчезла.
СИНИЕ СТЕНЫ.
Помню, что в детстве я часто болела. Мне не хватало материнской любви. Маму я не знала. Из далёкой Кубы мне прислали однажды плитку шоколада и бабушка, бережно отламывая, давала мне тёмно-коричневые крохотные кусочки.
Спустя пятьдесят лет моя свекровь найдёт детскую мою фотографию, которую бабушка послала на Кубу папе. Она так и написала: «Дорогому папочке от Леночки. Леночка не умеет смеяться. Ей фотограф говорит: смейся. А она не смеётся.»
- Почему бабушка не написала про маму? А только папе послала? – задала мне вопрос Мишина мама.
- И правда, почему? – удивился Миша.
- Почему??? – спросила я их обоих.
И мы здорово задумались…
Мне было три с половиной годика. Помню морозную вьюжную ночь, когда бабушка подняла меня с постельки в садик. Помню старую барачную печку, от которой я отрывала кусочки глины и ела. Помню огромную комнату с кранами и древними унитазами, где постоянно текла вонючая вода. Бабушка купала меня в корыте. А ещё вспоминаю керогаз, на котором бабушка целый день варила мне супчик из кильки, потому что банка кильки в томате была самой дешёвой.
Однажды мы пришли к папиной сестре и я почему-то сразу полезла под её кровать. А там стояла большая коробка. В коробке оказалась настоящая кукла, у которой закрывались и открывались глазки. Тётя Клава и бабушка Дуня подарили мне такой чудесный подарок. Но я всё равно не смеялась.
Даже от радости.
В моей душе жила какая-то затаённая, невысказанная и непонятная боль.
В детском садике дети все заболели желтухой. И меня положили в больницу. Мне зачем-то намазали всё лицо зелёнкой. А тут пришла моя крёстная – тётя Клава.
Мне было очень стыдно показывать ей своё обезображенное лицо и я отвернулась к стене. Синяя стена была очень холодная. Мне было холодно где-то внутри.
Крёстная посидела около меня немного и ушла. Потом, оказалось, она написала папе письмо, в котором говорила, что Леночка так больна, что даже не узнаёт окружающих. Через некоторое время папа приехал. Он отлежал в гаванском госпитале с сердечным приступом и ему сделали там операцию. А потом его отправили на родину. Он приехал с блондинкой, которой я совсем не помнила, хотя когда-то тоже с ней фотографировалась на документы, чтобы поехать на Кубу. Но меня не взяли. И я жила почти три года с бабушкой.
Но и приезд папы почти ничего не изменил. Теперь мы жили с папой и блондинкой, назвавшейся мамой, в кирпичном доме в коммунальной квартире. Папа привёз машину песочного цвета – огромную «Волгу» и ему завидовал весь город, но особенно переживали по этому поводу братья – старший и младший. В доме собирались многочисленные друзья. Они тихонько рассосутся, как опухоль, когда папа снова ляжет в больницу, а жена его станет продавать свои чемоданы с нарядами…
Я по ночам тихонько рисовала или разукрашивала красивый испанский букварь. Это было у меня единственное, привезённое с Кубы сокровище.Мне зажигали ночник и вся комнатка становилась таинственной и открывался тогда целый мир, где жили цветные животные, рыбки и птички. Это был мой мир, который тогда уже звал меня. И мне ничего не было нужно на земле, кроме этих моих удивительных нарисованных друзей.
С тех пор я не люблю синий цвет.
КРАБ.
Обычно любимым детям привозят подарки. Сладости, всякие красивые штучки, яркие книжки, девочкам – платьица, мальчикам – костюмчики. Мне привезли с далёкой Кубы два подарка. Букварь и огромного сухого красного краба. Я отчаянно его боялась и мне всё время казалось, что он сейчас подползёт и просто- напросто сожрёт меня. Он сидел на верхотуре шкафа и зловеще пялился на меня своими буравчиками.
- Ну что ты смотришь на меня? – шептала я ему.
А он пытался расправить свои страшные волосатые ножищи, чтобы схватить маленькую девочку и съесть её.
Тогда я закрывала глаза и думала, что вот теперь-то он обязательно куда-нибудь денется. Я открою глазки, – а его нет!Не тут-то было. Он ползал по шкафу и под его лапами скрежетали деревяшки, будто металлические.
Однажды папа заметил мой детский страх. Он взял страшилище и отнёс его в гараж. Так ушёл подарок с далёкого острова свободы. Но ещё долго ужасный краб будет появляться в моей жизни. Даже съеденный в гараже крысами, он напомнит о себе ужасным сном, который я увижу спустя много лет...
… Мы с Мишенькой в Москве однажды пришли на вечер памяти скульптора Клыкова, основавшего Международный славянский центр.Мы не были с ним знакомы при его жизни, но знали его чудесные скульптуры и его мировоззрение было нам понятно, потому что мы разделяли его, будучи монархистами. Слушая казачьи песни в исполнении Скунцева, мы радовались здоровому духу, тому, что память казачья живёт в людях и творчестве их. Тогда у нас был уже написан гимн двум царям – нашему Государю Императору Николаю Александровичу и сербскому царю Лазарю, жившему пятьсот лет назад.Тогда мы впервые задумались над вопросами, гнетущими Сербию, потому что по сути они были сродни нашим, русским. Услышав от журналистки Катарины историю царя Лазаря, мы буквально заболели этой темой, также, как и она. Но ей было легче в том плане, что её муж – серб привязал жену к своей родине любовью и преданностью памяти предков, к истории Сербии. Нам же пришлось изрядно попотеть, прежде чем мы хоть чуть-чуть стали понимать, что же всё-таки там произошло. Что это за такое Косовское поле, почему на нём столько завязано? Старинная история была запутана, а тут - и нынешние перипетии, и роль нашего русского царя… Как всё это осознать? Мы работали над гимном и думали о том, кто же сможет его исполнить. Тут-то и возникла идея, что спеть должны дети.
Приятной неожиданностью стал интерес к нашим скромным особам со стороны директора кадетского корпуса и вскоре мы уже проходили с экскурсией по коридорам и учебным комнатам морской школы. Священник показал нам класс, переоборудованный под молельную комнату.
- Нам было так трудно это сделать, ведь не положено, - пожаловался он. А потом протянул нам золотую тетрадь с поминанием особ царской фамилии.
- Вы молитесь о Государе? – удивились мы.
- И не только о нём, - ответил священник скромно.
- Но ведь здесь часто бывает лидер компартии, как нам рассказал директор. Как же Вам это удалось: и храм, и церковный курс педагогический, и молитва
