В поисках простых истин

и до слез.
Но не спешу сочувствовать, а воображаю себя сыном самого себя – будто передал опыт прожитых лет в юное тело. И до того реально, что, кажется, на щеки возвращаются следы гормональных боев юношеского созревания, а в душу уверенность, что жизнь следует начинать со следующего понедельника, а вчерашний день, если он не был удачен, можно и вычеркнуть – ни грамма не жаль!
И сразу - буря эмоций! Словно хлынула благодать и смыла тоску, печаль, горе, отчаяние и безысходное ощущение нынешней немощи и бесполезности, и приближающегося конца. С головой ухожу в сладкие глубины, темные аллеи, вешние воды воспоминаний – что было, что не было...
Набоков утверждал, что воображение – это форма памяти (может, генной?). Предположим, я выдумал все про себя - тогда получается, что я всего лишь исказил воспоминания? Старчеству это можно простить.
Печально? Пусть - печаль моя светла ….
Сквозь листву просвет оконный
Синью жгучею залит,
И тихонько ветер сонный
Волоса мне шевелит...
Не доделан новый кокон,
Точно трудные стихи:
Ни дверей, ни даже окон
Нет у пасынка стихий,
Но зато по клетям сруба
В темной зелени садов
Сапожищи жизни грубо
Не оставили следов,
И жилец докучным шумом
Мшистых стен не осквернил:
Хорошо здесь тихим думам
Литься в капельки чернил.
Схоронили пепелище
Лунной ночью в забытье...
Здравствуй, правнуков жилище,
И мое, и не мое!
                         (И. Анненский)
Когда реальность становится скучной, не грех напрячь воображение и нырнуть в сказку. Поверить в Перро и братьев Гримм, как верят в Бога и деда Мороза, поверить в счастье, что можно любить кого-то, не выпуская его руки, поверить в перераспределение доходов и всеобщую справедливость, в мирное сосуществование наций, возрождение плоти и бессмертие души. И даже Бараку Обаме можно поверить….
Впрочем, пусть для дипломатов сей президент будет Баракой – им так велит этикет. Мне ж, обывателю, этот правитель беспринципной страны, повинный в крови братьев-славян, мнится не иначе как Ибала-Ушатая-С-Гранатой. Доиграется – видит Бог…..
Но пойдем дальше.
Уверен, детство не находится на противоположном конце жизни, оно остается в нас на всю жизнь. Несомненно, это истина, которую надо знать. Но никакие истины не избавляют от грусти. У человека нет пути иного, как до конца отгрустить все, что ему уготовано - грусть потери родного и любимого человека, грусть забытой дружбы, грусть отгоревшего желания, грусть уходящей жизни…  
И ведь заранее не знаешь – где, когда и по какому поводу опять загрустишь.
Порой грустно грустить, иногда – нравится.
Завершая шестой десяток, многое воспринимаешь по-другому. Зачастую чувствую себя смотрителем музея. Воспоминания, как экспонаты, застыли в различных позах, но стоит коснуться – они оживают. И продолжают до сих пор учить чему-то, как перечитанные книги.
Прошлое, конечно, неотменимо. Да и что в нем менять?
Я ведь не женщина, чтобы решать – дать жизнь другому, значит забить на свою. Таких проблем не было.
Я любил, и меня любили, но это никогда не совпадало по времени. Такое было.
Супружескую пару у нас по-прежнему позиционируют как модель счастья, но мнится мне, не жилица она в цивилизации однополых браков, в которую так рвутся майданутые мутанты с ридной неньки. Такое есть.
Очень скоро буду считать истиной глупость, безответственность и абсолютную бесполезность женщин вообще и жен в частности. Истина не терпит объективности - только субъективность может указать верный путь и спасти мир. Ибо субъективность освобождает нас от хождения строем и пробуждает ответственность за поступки. Над этим думаю, но могу заблуждаться…
И, наконец, открыл для себя то, что следовало открыть: Истина – дочь Веры.  
Думы, бесконечные думы… Возможно, в мире существует нечто еще более прекрасное, но мне оно не повстречалось.
И великую пустоту, что ждет каждого в будущем, не отменишь, не отсрочишь, не уступишь, как очередь, другому. Ведь это ужасно, что прихотью судьбы придет день, и не станет меня. А звезды из созвездия Стрельца и туманности Андромеды по-прежнему будут смотреть на Землю живыми мигающими глазами.
Ну, как же так, зачем так быстро мчатся годы?
Жизнь пролетела, как моторка по волнам.
Мы все заложники у матушки-природы,
Ведь лет отпущено не так уж много нам.
Всё, что казалось нам значительным когда-то,
Уже не жаль, как облетевший пустоцвет.
Перебираем дорогие сердцу даты
Прошедших лет, но к ним, увы, возврата нет.
Согласно возрасту, и внешность изменилась,
И мы смирились, уж чего греха таить.
Но вот душа – она годам не подчинилась,
Её бессильно даже время покорить.
По морю жизни нас несёт она, как парус,
Легка и также бесшабашно молода.
Ведь наша юность в нас по-прежнему осталась,
И нипочём ей ни седины, ни года.
                                               (Г. Кудряшова)
Теперь должен сделать признание, которое давно уже не дает мне покоя, но все боюсь чего-то, стесняюсь кого-то и откладываю на потом...
Потом, мне кажется, пришло!
Так вот, окружающие (да и ты в их числе) считают меня спокойным уравновешенным редко увлекающимся человеком – типичным флегматиком с налетом сангвинизма. Как будто не плохо?
Вот что говорят о них умные книги:
- флегматик - спокойный, всегда ровный, настойчивый и упорный труженик жизни;
- сангвиник — горячий, очень продуктивный деятель, но лишь тогда, когда у него есть много интересного дела, т. е. причина постоянного возбуждения; когда же такого дела нет, он становится скучным и вялым;
На самом деле, старик, я – холерик.
«Холерический тип, - отмечает И. П. Павлов, - это явно боевой тип, задорный, легко и скоро раздражающийся. Увлекшись каким-нибудь делом, чересчур налегает на свои средства и силы и, в конце концов, рвется, истощается больше, чем следует, он дорабатывается до того, что ему все невмоготу».  
Легко и скоро раздражающимся я был первые два десятилетия своей жизни - такой моторный: минуты спокойно прожить не мог и истощался под проблемами, налетая на них со всего маху. Иначе говоря - дел до бровей, и все бестолковые. А вот в анапском учебном отряде к вопросу «Кто я?» добавился второй терзающий – «Какой я?»
И пошло, и поехало….
Появилась идея заставить себя в любой ситуации сохранять невозмутимость, которая требовала серьезной подготовки и мозгового штурма. Думаешь, легко себя переделывать? Ни Боже мой! Я никогда так в жизни не мучился, контролируя свои слова, поступки,…. даже мысли. Любая физическая боль легче душевных томлений – если не знал, то поверь.
Представь: учебная рота – невозможно и минуты одному побыть, если не сидеть на толчке. Да и туда постоянно кто-то ломится. Даже в личное время – священное время писания писем – нет покоя: курсантам он только снится.
Странные какие-то люди – обязательно им общество требуется. И ничего не поделаешь: человек - животное социальное, хочет общаться. Да неспроста: люди постоянно воюют с кем-то – окружающими, жизнью, самим собой. В голове у них складывается некое театральное действо, либретто к которому записывается под диктовку неудач и разочарований. Беда в том, что они не могут играть эту пьесу в одиночку и вовлекают других актеров: если мне плохо, пусть тебе будет еще хуже.  
Наше общение - это богатство. Кто сказал? Не тот ли, что заявил: невозможно жить в обществе и быть свободным от него? Да треп-то флотский - ну, я уже говорил – гадость сплошная! Целая рота одноклеточных матершинников – но когда топают псевдоподиями, земля дрожит. Элита военно-морского флота – флот пограничный!
Интересно, если на границе в секрете придется сидеть – выдержат ли без трепежа? А если катер потерпит крушение, и кто-нибудь попадет на необитаемый остров – что будет делать там? На голове стоять, семафоря ногами? Сам себя материть? По принципу – главное, чтоб язык занят был: голова все равно как у барана….
Хотелось бы соврать, что я-то как раз непохож на других – во всех ситуациях сохранял безмятежность в духе дзен-буддизма, но это неправда. Порой от безысходной жалости к своей персоне и злости на окружающих хотелось закатить истерическое торнадо по высшему разряду - разрыдаться, в рыло товарищу дать, старшину послать нах…. Ведь баран в отаре стыда не имеет – кипятить эмоции можно в полную силу.
Но никак не хотелось быть таким как они, ибо считал себя человеком.
Стиснув зубы, себе заявил - врете! не дамся! таким мне не быть! ведь я не морпех американский, удирающий из Сайгона, а советский моряк-пограничник, мужественно-сдержанный весь из себя. И поставил задачу: терпение, терпение и еще раз терпение – ни слова лишнего, как бы не чесался язык. Задавить в себе нытика и балабола, воспитать выдержку и спокойствие – это главное, что мне сейчас надо!
После отбоя, вспоминая, сколько раз за день не сумел удержать бескостного за зубами, злился на него:
- Обрежу! Будешь себя так вести – проткну штык-ножом к чертовой матери. Вот пойду в наряд…. Или выпрошу у дневального….
В темноте рядом с ухом раздался смешок.
- И у меня та же проблема – стоит словно кол.  
Черт! Точнее – сосед по кроватям. Я и не заметил, что вслух говорю.
- Что стоит?
Да, блин, опять прокололся! Ну, секундочки три подумать, не спешить языком, и сам бы домыслил, что у него там колом стоит. И почему это одноклеточных так тянет размножаться? На самом деле – как бы размножаться, потому что любимая тема их разговоров это секс без последствий.
Но желание и упорство дают результаты – все чаще мне удается «шустрика» своего удерживать за зубами. Даже с инструктором смены, и тот сделал замечание:
- Задаешься много. Рискуешь на наряд внеочередной нарваться: не люблю, когда задаются больше меня.
Прозвучало как похвала – я на верном пути! И позволил себе фразу сухим менторским тоном после пятнадцатисекундной паузы:
- Несправедливо поступите.
Опустив даже «товарищ старшина».
Ты, наверное, заметил: человек, который непонятен окружающим, имеет над ними необъяснимую, алогичную, почти мистическую власть. Как говорят, сатанинским взглядом в землю вгоняет или Бога номерок телефонный в кармане таскает. Так вот, прихватив новое, совершенно незнакомое, тревожное и сладкое чувство превосходства за счет сдержанности в словах и неторопливости, почти королевской величавости в движениях, а также удостоверение водителя маломерного судна, отправился охранять границу. А ведь там «старики», там командиры совсем не отцы, там….
Нет, это уж чересчур – нашептывало чувство самосохранения, - прогнись, умерь амбиции. Погоди, через год-полтора судьба сама коронует тебя.  
А я ему – король он от рождения король, а не по выслуге лет.
Действительность превзошла мои ожидания. На сторожевом пограничном катере типа «Ярославец» (проект 376-У), несмотря на прилагаемые титанические усилия, никак не мог избавиться от амбивалентности и настроиться на анапскую волну. Там было проще: в учебке все-таки доставало времени, взять себя под контроль – обычно в строю. Здесь – никаких построений, лишь на подъем флага. Здесь обычные явления моментом выбивали из колеи – ветер сменился, чайка окликнула, радио включили на верхнюю палубу, а там замечательная мелодия…. Вроде бы ничего особенного, можно и не заметить – но не замечал идиотской улыбки своей, или