"Изнасилованная страна"

заботится только о себе, стопроцентный эгоист.
  6) Дважды находился под следствием и провёл в предварительном заключении в общей сложности одиннадцать месяцев. За связи в криминальной среде был взят другом в компаньоны.
  7) Фирма преуспевающей не является, прибыль и зарплаты сотрудников – средние по городу.
  8) Состоит в разводе, с сыном видится редко.
  9) Спортом не увлекается, здоровьем слаб, в армии не служил.
  10) Предпочитает сходки лиц, имеющих трения с законом. С возлияниями и девочками.
  11) Наград, грамот, благодарностей и т.п. не имеет.»
  Сергей улыбнулся, чиркнул зажигалкой и, поднеся огонь к листу бумаги, сказал вслух:
  - Этому уроду в кэгэбэ работать. За пять минут накатал на меня такое, чего я и сам не знал.
  «Однако,- продолжил он мысленно,- я со всем был согласен. Ещё бы: Попцов сам предложил первую характеристику сделать похуже, чтобы потом доказать мне, что всё сможет перевернуть на сто восемьдесят градусов. И перевернул, гадёныш! По телевизору я и спортсменом был, и спонсором, и даже семьянином… Да и почему – похуже? Всё так и есть. Я всегда жил только для себя. Потому Ольга и ушла, хотя со мной не бедствовала. В

                                                         13
прошлом году Витькин день рождения пропустил. С такого бодуна был, что собственное имя забудешь… Да и пошла она, если захотела жить по-своему!..»
  Он посидел с минуту, ни о чём не думая, тупо глядя, как свернулась сожжённая бумага.
  «Ё-ка-лэ-мэ-нэ! Я для бизнеса-то не гожусь, а он хотел толкнуть меня на такой пост! Тоже мне – технология!..»



                                   Междусобойчик

  Это место в Москве можно было бы назвать сквером муз. Однако музыканты, художники, литературные критики, профессора, которых в окрестных домах водилось великое множество, говорили проще: наш скверик. Наибольшее оживление бывало здесь по утрам, когда часть посетителей совершала оздоровительные пробежки, демонстрируя последнее слово в развитии спортивной одежды и обуви, часть спокойно бродила, набираясь на весь день свежего, перемешанного с вдохновением воздуха, а отставные по причине преклонного возраста деятели культуры занимали на час-полтора места на лавочках. Потом на весь день сквер терялся среди окружавших его потоков машин, и лишь несколько мам могли забрести сюда со своими малышами. Для детишек сквер, конечно же, представлялся целым лесом, дикой природой, где даже водились звери: воробьи, сороки и жители старого муравейника у толстой сосны.
  И, наверное, только с детьми сквер ощущал себя большим, и поэтому открывал им свои сокровенные тайны. Побродив несколько минут по траве и хвое, какой-нибудь малыш уже спешил к маме, чтобы рассказать, захлёбываясь от восторга, про своё открытие, недоступное взгляду взрослого человека.
  Вечерами в сквере сидели и прогуливались парочки, люди творческих профессий, которые, став заслуженными, уже имели свободное время, а также владельцы собак со своими цепными друзьями. Все они исчезали, когда город окутывали сумерки; и в темноте деревья перешёптывались, безуспешно пытаясь поймать верхними ветками лёгкий ветерок.
  Однажды поздней весной, часов в семь вечера, когда на ближайшей к скверу улице немного поубавилось машин, сошлись на одной и той же лавочке хорошо знавшие друг друга режиссёр и художник.
  Лет в тридцать-сорок люди одного круга, стараясь казаться серьёзными, называют друг друга по отчеству: Петрович, Сергеич, Витальич; приблизившись же к пятидесяти, вдруг пугаются стремительно надвигающейся старости и переходят на имена: Коля, Витя, Гоша… Так и

                                                          14
наши герои.
  - О, Женя, добрый вечер!- сказал художник.
  - Здравствуй, Толя!- ответил режиссёр.
  - Как дела? Как здоровье? Рассказывай. Сто лет не виделись.
  - Жаловаться грех. Я ж в Америке полтора года работал. Так что подремонтировался. Лучшая в мире медицина.
  - По степени обдирания клиентов?- усмехнулся художник.
  - Ну, знаешь, дорогой мой, мне мои средства позволяют не экономить на здоровье. Что ни говори, а наше поколение много сил потратило на борьбу с Системой.
  - Вообще-то по-разному. Вон Валька со всеми системами дружил, а полная развалина. Родственники уже суетятся. Ваганьковское ему и так положено, вот таскается по кабинетам, просит, чтоб наградили Новодевичьим. А я, наверное, мавзолей себе закажу в завещании, и пусть наследники побегают…
  - Не всё ли равно, где червей кормить? Они везде одинаковые. Заботился бы я ещё о такой ерунде. Другое горько: как-то размыто наше положение в обществе. Много нас – равных. Опять же заграничного дерьма сколько хлынуло. С Феллини я, конечно, себя не сравниваю, но всё остальное – тьфу. Всё-таки раньше лучше было. Все знали, кто первый, кто второй…
  - Полностью с тобой согласен. Настоящая дурость. Премьер-министр одного художника двигает, вице-премьер другого, мэр своего. У питерцев совсем иного превозносят. Полный беспредел. И ладно бы заслугами брали, а то чем? Этот старинное здание отхватил: музей себе прижизненный сляпал; тот все выставочные залы на два года вперёд откупил. Кого хочет, того раскручивает. Дочка его лесбиянок рисует и месяцами выставлена…
  - Абсолютно согласен. У нас ежегодные премии получают или пошлейшие комедии (и это в такое трудное для народа время!), или примитивнейшие ремейки. Что выдумали: то Лескова перескажут, то Чехова. И называют это новым словом в киноискусстве. А ты, наверное, знаешь, как мы с Петей, моим сценаристом, относились к классике? Бережно, с благоговением.
  - У нас та же напасть. Одного называют современным Левитаном, другого русским Гогеном. Титулуют направо и налево. Мне кажется, при Системе не было столько увенчанных лаврами, сколько сейчас. А ведь тогда государство само кормило всю культуру.
  - Да-да. Пользуясь своей известностью, шастают от бизнесмена к бизнесмену, выпрашивают деньги. Новые русские, конечно, в чём другом, а в сценариях ни бум-бум, вот и дают под имя. А известности эти за миллионы долларов снимают полную дешёвку, которую обмывают потом…
  - Морем шампанского. И голодная интеллигенция за халявную икру превозносит эту мазню на всю Россию. У нас в искусстве, если есть деньги, нанимаешь с десяток журналистов, и тебя превращают в гения. Не надо никакого таланта.
  - Вот именно! Труд, талант, заслуги в прежние годы, уважение зарубежных

                                                        15
коллег – это всё не в счёт. Слово какое придумали: «раскручивание».
  - Как волчка. Нажал, начальный импульс дал, он и крутится себе. Годами.
  - Точно. Крутится, трезвонит, а внутри пустота. Главное: много шуму…
  - Из ничего…
  Режиссёр и художник перевели дух. Обиды были высказаны, полное единодушие – налицо. Но теперь в головах обоих возникла одна и та же мысль: «Разойдёмся, а он подумает, что у меня одни эмоции и зависть. Начнёт болтать и сплетничать…»
  - В принципе, я не жалуюсь,- сказал режиссёр.- Чего мне ещё желать? Народный, полтора десятков фильмов, кое-какие работы в Голливуде. С Кэмероном хорошие приятели… Конечно, две госпремии по нынешним временам не подвиг, но фильмы-то по телевидению идут. Значит, кому-то интересны. Меня даже в новом школьном учебнике истории упомянули. В общем, время всё расставит по своим местам. Время и народ.
  - Ты уверен? Вот помрёшь, кто-нибудь за взятку вычеркнет твоё имя из учебника и о себе целый параграф вставит. А по телевизору серьёзные фильмы скоро будут показывать только девятого мая. Вот и канешь ты в лету… Хотя, конечно, не ради славы мы трудились. Никто нас не раскручивал, а люди знали и любили. И мне тоже народного не просто так дали. И в Третьяковку картины взяли не по приказу из ЦК. Но обидно: ставят всё с ног на голову. Один-два дурака, бездаря решают, кто нужен, кто не нужен. Скоро люди, кроме абстракций и голых задниц, ничего другого на выставках и видеть не будут. А там, глядишь, продажные критики и Репина забракуют.
  - Да, народ обманывают, дезинформируют. Сам знаешь, на крупных фестивалях котируются только фильмы про педиков и психопатов. А где реализм? По статистике, мужиков с нетрадиционной ориентацией только пять процентов от населения. То есть они нетипичны. Психов, думаю, не больше этого.
  - Это среди простых людей. В нашей среде пятьдесят процентов.
  - Ты преувеличиваешь.
  - Даже больше.
  Снова возникла пауза. За время разговора появился ветерок, похолодало, и солнце склонилось к западу, но случайные собеседники не уходили. Оба чувствовали, что нужно поставить точку в разговоре, иначе получится, что они капитулируют перед теми, кто извращает настоящее искусство. Они, честно трудившиеся всю жизнь, не пресмыкавшиеся перед прежней властью, не могли себе этого позволить.
  - Жаль, я не имею способностей к журналистике,- посетовал художник.- А то бы учредил журнал, что-нибудь вроде «В мире искусства», и расставил бы всё по своим местам при помощи честного рейтинга.
  Журнал – чересчур хлопотное дело,- возразил режиссёр.- Если б что-нибудь попроще.

                                                         16
  - Ну, хорошо. Предположим, я учреждаю какую-нибудь общероссийскую премию, становлюсь председателем оргкомитета, и мы на всю страну констатируем: этот настоящий художник, а этот… Этому – антипремию. Главное, заклеймить пошлость, а там пусть пробуют отмыться. Тогда уж точно начнут относиться к своему делу серьёзнее.
  - Зачем, Толя, кого-то клеймить? Умолчание – это тоже оценка. Упоминаешь номинантов, кто-то становится первым, а остальных как бы и не существует.
  - Можно и так… Тогда уж народ не зомбируешь. Вот только премий этих столько развелось в последнее время. Люди в них просто путаются.
  - Нужна такая премия, которая поднялась бы над всеми. Желательно, негосударственная и не связанная с бизнесом. Можно даже без денежного вознаграждения. Зачем заслуженным людям деньги? Главное – справедливость.
  - Согласен. Тут дело не в деньгах. Кстати, Женя, ты подал одну хорошую идею: «Нужна такая премия…»
  - «…которая поднялась бы над всеми».
  - Да, нынешние премии относятся, так сказать, к одной отрасли: театру, кино… А мы возьмём всё искусство в целом.
  - Правильно. Такую премию не надо превозносить, она сама, одним своим названием станет выше всех. Только…
  - Что тебя смущает?
  - Ты предлагаешь нам вместе взяться за это дело?
  Художник и режиссёр пристально посмотрели друг на друга. Случайный блик заходящего солнца осветил усмешку на лице первого.
  - Женя, мы с тобой сто лет знаем друг друга, не раз помогали в трудных ситуациях. Вспомнить хотя бы моего старшего сына. Если б мне довелось выбирать лучшего из ныне здравствующих режиссёров, то это был бы ты. Конечно, наше кино имеет десяток замечательных имён. И в Каннах нас знают. Но эти ребята бросились в погоню за модой…или за деньгами…
  - Спасибо, Толя!- режиссёр поморщился, сдерживая навернувшуюся слезу.- Поверь, я очень ценю твои слова, тем более зная твой критический, насмешливый нрав.
  - Вот и прекрасно! Ты знаешь меня, я знаю тебя. Ты и при старом режиме не боялся вслух выражать своё мнение. Тебя даже шельмовали один раз.
  - Было дело. Но я уцелел…
  - Короче, у меня есть хорошие знакомства в правительстве Москвы. Думаю, через неделю всё закрутится. То, сё, и через пару месяцев это