Гадёныш

посторонних звуков, выверенный организм железного друга являл собой пример безмолвной преданности хозяину, и хозяин отвечал, конечно же, взаимностью, хорошее топливо, масло, необходимые регламенты и уход всё производилось своевременно и без финансовых ограничений. Почему же живые люди не понимают такой простой истины – чем больше хорошего ты сделаешь Иосифу, тем выше он станет ценить тебя и не оставит в беде, поможет, оплатит и не столько службу, а, скорее, признание старшинства и верховенства.

   Шины приятно шуршали по умытому ночным туманом асфальту, глубочайшая синь неба приморского города без единого облачка обещала день приятный для семейного отдыха. Для спокойного пребывания среди красот дальневосточной природы, на прогретом песке после объятий солёных волн, сегодня кротких и ласковых. А ещё можно весёлым коллективом с шутками и музыкой прорваться за живые стены зелени, в самые дебри тайги на пару денёчков с палатками, с вином и хорошо промаринованным мясом, к кристальной воде горной речки, вечно звенящей и поющей обо всем, что встречалось на её каменистой дороге.

   Солнышко ещё не совсем проснулось, повинуясь логике выходного дня, оно ещё томно, с ленцой пыталось одолеть первую четверть дневного пути, почти не грея, посылая лишь вскользь лучи на грешную твердь и высокое небо, подмешивая к его сочной голубизне едва уловимую капельку золота, совсем небольшую, только для сияния, для ощущения счастья.      

*  *  *

   Девушка встретила своего тайного любовника и покровителя в простецком халатике без пуговиц, в совсем коротком халатике, который можно даже не снимать, не распахивать, всё доступно, всё его собственное, вся молодость, упругость и зовущий аромат! И это только его, пока только его... И тут в далёком уголке сознания проступила крошечная мысль, от которой уже не найдётся спасения, она только маскируется в ничтожество, но она настойчива, и она прожорлива, её уже не получится усыпить или изгнать, она много лет блуждает среди желаний, отравляя собой самые пристойные устремления. Иосиф сразу сник, включился автоматический режим, и личность распалась на части. А он со стороны, испугано забившись в тишину души, наблюдал как одна половинка, обычная и повседневная, используя привычные штампы, функционирует, пьёт отвратительный чай красноватого цвета с безвкусной булочкой, шутит, вещает банальности. В то время, как вторая, словно уродец, рождённый без кожи, сдирает со своих конечностей пелену плевры, измазанную сукровицей и слизью, желая поскорее вырваться из родового вместилища, чтобы наполнить весь оставшийся день зловонной желчью и ненавистью. Мужчина боялся этого гомункула, он не выносил видения его алых мышц с трещинами синюшных вен, с желтизной суставов и сухожилий. Хотелось поглубже утонуть в безмолвии холодеющего сердца, хотелось заскулить, расплакаться, не вытирая слёзы, чтобы все узнали насколько он несчастен, как сильно его обидели. При появлении этой твари, всегда голодной, всегда требующей корм, в голове, как гимн ревности всякий раз всплывали две строчки: «…Мне вдогон смеялась речка: «У милашки новый друг» …». Иосиф знал, он точно знал её основное меню, она питалась местью, с приправой из злобы, злобы до зубовного скрежета, злобы до лопнувших сосудов в глазах! Лютая злоба и, как следствие, чёрная месть могли успокоить, погрузить в дремоту жуткое существо, но лишь в дремоту с едва прикрытыми веками и чутким слухом.

   Мужчина не стал снимать халатик с Наташи, всё произошло крайне грубо и изощрённо, в бешенном темпе без удовольствия, а лишь с остервенением и разрядкой словно смертельный выстрел из гаубицы. Девушка знала о подобных эмоциональных всплесках ненаглядного дружка, она даже знала о причине, их порождавшей. Разбирательства на эту тему не являлись редкостью во взаимоотношениях русой красавицы и седеющего сатира, бегущего не то чтобы от старости, но, видимо, и не за молодостью. Вот сейчас, после кульминации чувств внезапно расстроившейся психики, любовник замрёт с подавленным видом, может даже расплачется, а после станет снова милым и трогательным как щенок, отвалившийся от сукиной сиськи. Она женским чутьём, отлаженным на восприятия мужского настроя, чувствовала, что тот страдает, что мучается, но унять коверкавшие жизнь подозрения не могла, она пыталось как-то облегчить его боль, однако, гомункул, завладевший сердцем Иосифа, всегда побеждал, оставалось только безропотно пережидать омерзительные атаки из глубин воспалённого мозга. Скандалы, затеваемые ревнивцем, всегда заканчивались близостью, которая поначалу ею воспринимались как знак неконтролируемой страсти. Наташа честно старалась насладиться этими всплесками, но получалось плохо. Организм всегда отставал от его напора и к моменту заключительного аккорда неспешное естество самки могло лишь добраться до стадии поверхностного возбуждения, после чего едва разогретое тело, не получив удовлетворения, ввергалось в состояние разочарования иногда до полного ступора. И уже раза с третьего или четвёртого включились защитные рефлексы, и девичье сознание перешло в режим симуляции с необходимыми для партнёра признаками, достаточными для насыщения эгоизма, царившего в голове безумной твари. Красивые чувства, пробуждённые ранее солидным ухаживанием, постепенно превратились в уважение к его статусу и в жалость по материнскому типу, в жалость к несмышлёнышу-подростку, которого нужно поминутно успокаивать демонстрацией своей безграничной лояльности. И ещё остался душ с тёплыми струями, под которыми можно прейти в себя, и под которыми так удобно удалять мужские выделения, удалять буднично и бесстрастно…
 
   Иосиф выполнил должное, отвратительная скотина в мозгу задремала, на прощание бормоча проклятья Сергею, хорошему парню, по воле скрытого кукловода предназначенного на роль мужа и отца чужого ребёнка. И совсем неважно, что тот даже не касался ещё Наталии, а, скорее всего, и не видел её, но он уже виноват, он уже враг, так как хотя и с санкции творившего реальные судьбы, но он будет тискать и целовать ненаглядную красавицу, от которой, впрочем, пора избавляться… На сегодня их близость не планировалась, но в теле любовницы нужно было оставить след, поставить печать, отметиться, прикрепить значок хозяина, и пусть теперь это убожество лобызается с ней в губы, обнимается, там теперь есть часть его генетического материала, а это значит, что он тайно опустил, унизил своего соперника, раздавил его по законам Иосифа, сделал ничтожеством, презренной тварью… Успокоение тяжело, но всё же возвращалось в душу, теперь наступил черёд инструктажа и последних наставлений.    

*  *  *

   Управляющий заимки не умолкал, добрый дядька пенсионного возраста, ещё крепкий, но с совершенно белой шевелюрой явно из бывших военных, он проводил девушку в бревенчатый домик, внешне напоминавший сказочную избушку. Древесина не успела потемнеть даже снаружи, а внутри от неё исходил приятный запах свежих опилок. Скромные апартаменты делились на пару комнат с широкими кроватями и небольшое общее помещение с обстановкой в стиле минимализма турбаз времён советской власти. На окнах белые занавески, на полу ковровые дорожки с красным орнаментом, как в далёком детстве, на потолке китайские люстры с плафонами в виде истрёпанных соцветий, стопка журналов про моду и правильное поведение, графин со стаканом на сложенном столе-книжке. Ещё на стене красовался плоский телевизор, единственное, что указывало на современность, остальное же упорно возвращало постояльцев к тихому застою семидесятых годов, а реечная этажерка без книг так и вообще к временам интервенции.  

- Наташенька солнышко, ну вот и ваш домик, вся постель чистая, только сегодня из прачечной. Если есть скоропортящиеся продукты – можно принести маленький холодильник. Душ тоже есть, вход с другой стороны, если нужна банька, мы топим каждый день, только заказывать нужно сейчас, минимум за полтора часа, смотрите, а то мужики займут, народ-то прибывает. Погода так и шепчет – налей и выпей!! Но не дома же… Разумеется, есть веники, простыни, полотенца, это всё за отдельную плату. Так вот сейчас. Мы до октября точно не простаиваем, - дядька явно хотел понравиться. Девушке он напомнил недавно умершего отца, бывшего таким же приветливым, так же балагурившим без остановки, когда она студенткой приезжала в свой тихий городок, ещё более провинциальный, чем весь российский Дальний Восток. И столько же искренней радости, и готовности поделиться с новым слушателем настроением, выпалить за час все новости, скопившиеся за полгода отсутствия любимой доченьки.

- Я всё поняла, спасибо большое. Только покажите, как газ включается, у нас в городе электрические печки, - Наташа тоже хотела подружиться с добродушным администратором, папы явно не хватало и место его в сознании, как и стул главы семейства в маминой кухне, оставалось пустым.

   Мужчина с энтузиазмом принялся показывать краники, достал и подарил не курящей барышне спички. И всё от души и с радостью, ведь можно помочь, помочь, а не услужить.

- А когда ваша подружка приедет? Она будет на своей машине или её подбросят? Я спрашиваю опять же насчёт баньки, - дядька замер в ожидании ответа. Ему так хотелось, чтобы девушки обязательно попарились в настоящей русской бане на дровах, с настоящей парной, с раскалёнными камнями, с вениками.

- Да вы не беспокойтесь, если она задержится, мы и завтра можем сходить, мы не пьём даже пиво, мы можем и днём, - никакой подружки быть не могло, это мифическое существо выдумал Иосиф, оно своим отсутствием должно приманить необходимую персону к скучающей и якобы разочарованной особе.

   Они поговорили ещё минут десять о разной всячине, о ближайшем магазине, о том, где купить уголь на шашлыки, а если девушки предпочитают на дровах, то и их можно организовать. Потом у дядьки заголосил телефон, он тут же преобразился в саму строгость и, выслушав доклад со сдвинутыми бровями, командным голосом отдал распоряжение, после чего гордо улыбнулся и, радуясь собственной востребованности, произнёс: «Дела», развёл руками и скоренько удалился.

   Наташа уселась на кровать, понаблюдала возню пары мух у плинтуса, откинулась на махровое покрывало и закрыла глаза. В гостиничных номерах трудно создать уют, в них всё подобрано лишь для временного пребывания, всё для скорой руки, для сна и для бездумного отдыха под ненавязчивое бормотание телевизора. Они, по определению, не могут быть ни отчим домом, ни уединённой берлогой или интимным логовом… Даже самые шикарные из них, по сути, всего лишь привал среди таёжных взгорий, место с дежурным костерком, с похлёбкой, часть той системы, которая заставляет и позволяет личности находиться в тонусе, а за душевным комфортом мы уползаем совсем в другие места, туда где никто не выскребает ежедневно твой запах, где с ночи оставленную подушку и сбитую в объятьях простыню не потревожит чужая рука, там всё подобрано, там всё облюбовано.

   Мысли девушки расслабленно перемещались по незначительным делам на работе, по старым выездам на природу с подругами и прошлыми кавалерами,