Гадёныш

ещё вспомнился кредит за малосемейку, заботливо обустроенную, но такую мелкую. В конце концов, предательская кривая вывела её на образ нынешнего любовника, на своё положение и на то, что предстояло сделать на этих выходных. И чего совершать совсем не хотелось… От воспоминаний об Иосифе девушка поморщилась. Может лучше сделать аборт и избавиться от обоих разом, а может родить детёныша для себя, ведь делают так многие, а дальше как получится, как выйдет. Но, что выйдет, что получится, Наташа прекрасно понимала! Это значит прощание с Владивостоком, с небольшой, но руководящей должностью, с заманчивой перспективой на многие годы. А ещё заботливые глаза соседей и школьных подруг, которые так и не смогли вырваться из проклятой тишины далёкого захолустья, глаза, в которых искорками прописана русская поговорка, из тех, что не преподают филологи и не печатают в учебниках: «Чужое горе – тройная радость». Сочинённая, как вопль отчаянья вечно обманутых и вечно честных, вечно готовых подставить вам плечо и мечтающих подставить ножку, эта поговорка приклеится к ней, как назидание другим, таким же ретивым и амбициозным, чтобы помнили, чтобы место своё знали… А после появится слюнявый сынок местного лавочника, который окажется моложе на целую вечность и который так и не сможет повзрослеть. Она станет презирать его с первой секунды и будет с наслаждением изменять ему при первой же возможности, убеждая с издёвкой это местечковое убожество в том, что ему всё кажется и, что его ревность не более чем предмет для рассмотрения психиатров… А дальше – аляповатые тряпки с китайских прилавков, целлюлит и морщины! Для кого держать себя в форме, для кого терзать тело пилатесом? Кому это интересно среди убитых дорог и остатков мужского населения, для которых камуфляж – верх удобства и эстетики? А в это время городские подруги, не обременённые чистоплотностью и гордыней, посетят и Филиппины, и Фиджи, а Иосиф заведёт новую любовницу, и та, быть может, всё сделает правильно, коль придётся! Мысли теперь уже скакали и прыгали, воображение выписывало апокалиптические картинки собственной жизни, сердечку уже не сиделось на месте, ему не хотелось к старушке-матери, в её панельное жилище с не проходящим запахом заслуженной старости. И решение как-то незаметно вползло в душу, вползло этаким маленьким ужаком и обосновалось там, и уже до смерти, став чем-то родным и до очевидности правильным… План Иосифа признали достойным и даже остроумным, а, главное, не придётся сходить с дистанции и отправляться в огромную армию сбитых лётчиков, туда, где обыденность – как череда упущенных возможностей, где томные вечера состоят из воспоминаний, кручины и тяжёлых вздохов.

   Была ли у милой барышни другая стезя и была ли она лучше? Тяжек выбор между мерзостью и подлостью, между собственным унижением и унижением другого! Кто станет судьёй для молодой особы, даже если задуманное воплотится, кто вынесет приговор и кто его исполнит? Сможет ли человек, сломавшись однажды, начать сам жить по-иному или лучше каяться у православных батюшек с завидной регулярностью, обвешавшись распятьями и завалив жильё иконами, чтобы за пару лет до смерти с суеверным страхом бормотать молитвы перед ликами святыми?

*  *  *

   И опять преданный дружище-джип весело шуршит по асфальту, светило наше незабвенное – уже практически в зените! Оно, наконец-то, очнулось от субботней дремоты, поднатужилось и в плановом порядке включило всю свою мощь, дабы наделить теплом и беспечных голубей, увлечённых блужданием и поиском корма, и трясущегося от похмелья дядьку, в затасканных шортах семенящего за пивом, и вон тут парочку на гранитном парапете. Стройная девушка совсем даже прилично выглядит, а вот кавалер её какой-то никакой, с этакой улыбочкой счастливого придурка, влюбился, наверно. А ещё с просторов мирного моря заявился добродушный бриз, сегодня ему не до озорства, нет, сегодня он обласкает всех, потреплет немного по щекам и шевелюрам, зацелует лица наших приморских красавиц, скользнёт, как бы невзначай, холодком в пройму платья и, согревшись о грудь, вынырнет между двух холмиков, самых очаровательных, самых желанных… Старый сатир даже слюну сглотнул от вожделения, он бы ещё и блаженно зажмурился, но сейчас пальцы уверенно сжимали руль, а управление дело хоть и не хитрое, важен опыт, но весьма ответственное, особенно, что касается людей, их здоровья и жизней.

   Встречи по бизнесу Иосиф уважал, более того, он жил ими, он умел слушать собеседника и слышать недосказанное. В словах для него была лишь формальная информация, а вот мотивация, как правило, таилась в интонациях, в выражениях лица, в движениях глаз или рук, но, главное, в сопоставлении сказанного и иных данных, в том числе заранее подготовленных для беседы. Ещё учитывались сопутствующие факторы и возможные интересы третьих лиц. Наводящие вопросы и, как бы случайные, оговорки, так же реакция на них уважаемого визави, позволяли начертать более или менее сносную карту местности. И вот по ней предстояло проложить свой собственный путь, но желательно удобный и для противоположной стороны, так, чтобы сторона эта сама захотела перейти в состояние партнёрства, стать сообщником и соучастником в проекте или маленькой части его, с вытекающими дружбой, помощью и взаимными обязательствами.

   Пятница у нас святой день, почти такой же, как суббота, на земле обетованной, только с выпивкой, банями и дежурными встречами с отдушинами нашими от семейных банальностей, с милыми нашими подругами, которых почему-то принято называть любовницами… А потому жители Владивостока, в большинстве своём или состоятельные, или просто достойные, приходят в надлежащее состояние лишь к обеду следующего дня, и только тогда садятся за рули автомобилей удобных и красивых, в отличии от чудовищ отечественного автопрома, которых у нас мало и их не жалуют… Именно в этот час Иосиф и попал в затор на одной из трасс второстепенной значимости. Движением, конечно, подобное безобразие не назовёшь, но прошедшие переговоры с руководителем интересного проекта казались удачными, и настроение приподнялось выше средней планки! Удалось-таки подружиться с полу трезвым небритым питерским интеллигентом, конечно, пообещав определённую сумму, от чего у того глазки забегали, заискрились, и он заказал себе кружочку холодного светлого, на раненую вчера в артёмовской сауне душу. Проклятый гомункул мирно посапывал в глубинах подсознания, насытившись безобразным соитием с красавицей Наташей, и птица Феникс, в очередной раз, восстав из пепла, подгоняла творца нескольких текущих миров к дальнейшим действиям.

   Серая лохматая кошка из пустяшной дворовой братии неспешно перебежала дорогу и остановилась, обнюхивая новый бордюр. За ней метнулся чёрный котяра, явный повеса и местный авторитет с разодранным ухом и частично потерянным хвостом. Интересно было наблюдать за их пантомимой! Женская особь, как бы и не выказывала заинтересованности, и держала нужную дистанцию, но стоило пушистому самцу немного отвлечься, замешкаться, как та притормаживала, пытаясь что-то найти с сосредоточенным видом, будто в своей босяцкой жизни она имела ещё нечто, полученное после рождения. Притом возможный отец ближайшего приплода из вида не выпускался! Так они и ушли парой, короткими перебежками в сторону большой парковки у театра Горького. «Интересно, - подумал предприниматель, - а что если кот откажется от своих намерений и просто остановится или свернёт в сторону? Кошка побежит за ним или смерится с неудачей?». А и действительно, что произойдёт, если проказник не станет больше преследовать свою избранницу или заметит другую, более доступную, и отправится за ней? С людьми всё гораздо проще, проще до озвученной предсказуемости! «Чем меньше женщину мы любим…»!

   Затор, казавшийся бастионом, внезапно распался, словно некто доброй рукой, перекрестив стояльцев, открыл запруду, позволяя автомобилистам, уняв раздражение, растечься по торговым центрам, по взбудораженным набережным и придремавшим кафешкам. Иосиф любил Владивосток! И было за что!

   Сморщенный сопками ландшафт города, архитекторам эпох начиная с царской таки не получилось изуродовать! Природа сама позаботилась о том, чтобы упрямым застройщикам не удалось возвести на диких склонах ни перпендикулярно-параллельных кварталов с их сакраментальной обыденностью, ни поражающих воображение божественно-вычурных колоссов, а то, что вышло, в конце концов, не особо портит общую задумку творцов уже иного порядка! Ведь местным зодчим пришлось воплотить старую, но добрую террасную систему с вынужденной логичностью размеров и приятной последовательностью, адаптируя её к изыскам взбалмошных окрестностей. Центр Владивостока великолепен! Конечно, это не Регенсбург и не Брюгге, но, что совершенно точно, блуждая по его проспектам и улочкам, легко заблудиться и, заплутав, совершенно точно не скажут, мол, кажется, я уже был тут или, что всё здесь на одно лицо! И это касается даже тех мест, что появились на свет благодаря пятилетним планам наших вождей из советского прошлого…

   Чуть дальше прибрежной зоны, обосновались навеки здания почти музейной категории, радующие глаз канонической гармонией высоких этажей и величавых фасадов с непременными арками, с колоннами всех размеров, с фальшивыми и подлинными портиками, с замысловатыми башенками, увенчанными частоколом шпилей. Чуть выше взобрались уже иные постройки, с более спокойной геометрией окон, крыш и очертаний, но и тут ещё, как вскрик фантазии, нет да, проявится витиеватость форм, чтобы уже в следующих уровнях утихнуть окончательно, доведя простоту и технологичность до положения безусловности. Современности нашей достались уже совсем крутые и скалистые участки, те, что ближе к вершинам, но и их покорили, оккупировав нестройными рядами таунхаусов, которые словно на выставке демонстрируют все текущие стили, начиная от мудрёной псевдоготики до совершенного минимализма. И, разумеется, в цветах разнообразных и ярких, будто в город с экватора заявилась весёлая популяция пёстрых попугайчиков. Остались одни гребни, но и их то там, то тут уже облюбовали вездесущие инвесторы. Предвкушая приличную прибыль, они изначально предназначили свои строения для личностей с удачной судьбой, имеющих серьёзный достаток, и желающих расположить свои семейства поближе к небесам, видимо, «… чтобы чаще Господь замечал…». Возводимые на макушках сопок дома, не являются копией американских небоскрёбов – гораздо скромнее и, а в архитектурном смысле, разнообразнее, от чего город становится интересней, добавляя себе рельефности и роста, как бы восстанавливая вековую справедливость, реставрируя, стёртые временем пики старинных гор. И, наконец, мосты! Подлинно величественные сооружения с непреклонными пилонами и ажурной паутиной вант, они явились одними из самых сложных, больших и красивых на планете Земля! При подходе со стороны моря, их очертания первыми, словно сторожевые башни, проявляются сквозь туман, как бы, сообщая своей безусловной доминантой, что путешественника ожидает