Возмездие теленгера (постапокалипсис)

Был он огромен и беспощаден в своем железном естестве. Железа было так много, что они в жизни столько не видели. Казалось, что вместо деревьев железом было заполнено всё-всё вокруг. Какой-то железный мир! Это ж сколько его здесь? – думал каждый из них и каждый же хотел спросить, зачем столько путей и куда они все ведут? Неужели столько паровозов сразу бегает? Но Семён не стал с ними рассусоливать о мироздании и что-либо объяснять, а прикрыл двери и поспешно убежал.
– Ох, ты! – очумело произнёс Дрюндель, глядя на Костю безумно-пустыми глазами. С него в миг слетела чванливость сына мельника, и он сделался таким, как все, то есть немного перепуганным и с мечущейся душой теленгера.
– Мудрено сотворено… – признался Телепень упавшим голосом.
Со стороны паровоза снова послышались незнакомые звуки: кто-то бил железом по железу. Вода перестала течь, и паровоз, дав короткий гудок, дёрнулся, гремя сцепками, и весело побежал дальше. В этот момент Костя и увидел человеческую фигуру, которая стояла у водокачки и махала рукой. Понятно, почему здесь нельзя расправиться с кайманами, сообразил он, свидетелей много, люди здесь живут точно так же, как и в нашей деревне, а как же иначе?
Вот когда пригодились часы Дрюнделя. Костя приказал ему засечь два часа и сам несколько раз смотрел на циферблат. Большая стрелка двигалась медленно, её словно привязали к короткой стрелке.
– Они у тебя правильно идут? – спросил он несколько раз, пока Дрюндель не обиделся.
– Да я их даже не заводил, – признался он, – идут себе и идут, хренотень японская. Классный хронометр. А где Япония-то находится?
– Где-то рядом с Китаем, – ответил Костя. – Маленькая такая страна, на островах. На нашем поезде за сутки можно домчать. – А сам подумал: вру, наверное?
Чёбот и сын рыбака – Телепень скорчили презрительные морды, опять, мол, Костя проявляет ученость и Дрюндель туда же, но промолчали, потому что чувствовали, что на этот раз и Костя, и Дрюндель правы – есть такая страна Япония.
По мере того, как длинная стрелка отсчитывала время, Костю стала бить дрожь. Заныла нижняя челюсть и все подряд зубы. Он посмотрел на остальных и понял, что они тоже не в лучшей форме. Телепень ударился в чревоугодие и доедал последний кусок хлеба, а Чёбот, как истинный сын попа, крестился, не переставая. Дрюндель же поочередно то краснел, то бледнел, и сидел, вцепившись в нары. Страшно было всем, но никто не хотел в этом признаться.
Озеро ушло куда-то в сторону, остались лишь каменистые ручьи, а слева на горизонте замаячили настоящие горы – голые и чёрные. Многочисленные железные пути, которые были на станции, куда-то пропали, и вокруг расстилалась пустошь. Поезд стал тормозить, вначале незаметно, потом всё ощутимее и наконец замер, тяжело громыхнув сцепами перед каким-то ржавым болотом.
Костя распахнул дверь и выпрыгнул из вагона.

***
Сказать о том, что он страшно удивился, очутившись во втором вагоне, значит, ничего не сказать. Во-первых, вагон был купейным, и Костя, который, разумеется, видел такой лишь в глубоком детстве, не сразу сообразил, что к чему и как даже двери открываются, а во-вторых, на его ступенях сидел не кто иной, как Косой собственной персоной, и уныло взирал на низкорослую тайгу, залитую ржавой болотной водой. В его родной деревне, которая находилась в северном оазисе, таких жутких мест, как Мокрая Сыча, отродясь не было. Увидел Костю, он спросил, страшно удивясь:
– Привет! А ты как здесь?!..
В следующее мгновение Костя понял, что Косой встревожился – и от этого он ещё больше стал косить: взгляд его ушел куда-то в небо, но Костя, у которого до предела обострились все чувства, не стал выяснять, как Косой умудрился оказаться среди врагов, а одним прыжком, почти не коснувшись ступеней, влетел в вагон. Сзади уже громыхал сапогами Чёбот. Они побежали по коридору, заглядывая в каждое купе, и в пятом увидели тех, кого искали: человека со шрамом на лице и его напарника, того самого, которого в деревне приговорил Чёбот. Оба пялились в окно.
– Всем лежать, руки на голову! – бешеным голосом заорал Чёбот, потрясая «тулкой» двенадцатого калибра.
Костя потом был ему страшно благодарен за находчивость, потому что здоровенные кайманы, увидев вовсе не «плазматрон», а допотопную «тулку», с её огромными чёрными зрачками, похожими на дорогу в преисподнюю, страшно перепугались. «Тулка», заряженная картечью, не давала им ни единого шанса, даже с их сверхспособностями к регенерации, потому что наносила такие увечью, которые были несовместимы с жизнью даже для кайманов.
В тот момент, когда заорал Чёбот, Костя совершил грубую ошибку. Он схватил каймана за ногу и рывком сдернул с верхней полки. Не рассчитал он только одного – что вторая нога у каймана окажется «быстрее» его реакции. Всё дело было в расстоянии, чем меньше оно до цели, тем опаснее. Если бы Костя боролся с кайманом, то ушел бы от такого удара чисто рефлекторно, потому что сработала бы его тактильная реакция. В этом отношении он был быстрее любого врага. А боксерский удар надо было «ловить» глазами, но как раз этого-то мгновения у Кости и не оказалось, слишком коротким было расстояние от ноги каймана до его лица. Поэтому он и получил жёсткий удар стопой – разящий, как бросок змеи. Такой удар «ловят» только от профессионала, который отрабатывает его годами тренировок, а потом в мгновении ока выстреливает в противника. Когда Костю ударили, его тело онемело сверху донизу, и он сбитой кеглей вылетел в коридор.
Чёбот отступил на шаг и выстрелил почти одновременно из обоих стволов: «Бах! Бах!» Купе наполнилось клубами сизого дыма. А потом на Чёбота прыгнуло что-то, жутко визжащее, орущее и принялось остервенело кусать за уши и за шею, в общем, везде, куда могло достать. В узком пространстве коридора Чёбот, обезумев от боли и ужаса, никак не мог справиться с этим существом. Не выпуская из рук «тулку», он шарахался из стороны в сторону, как слон в посудной лавке, мгновенно разломав и разбив всё, что находилось рядом. И вдруг в одно мгновение эта тяжесть на плечах куда-то делась, он шарахнулся в очередной раз, и «Бац!» – приложился прикладом «тулки» к тому, кто на него напал, а тот теперь, визжа, как сто енотов, катался по полу и хватал, и кусал всех за ноги. Этим кем-то оказался Косой. А сбил его с плеч Чёбота Телепень – сын рыбака.
Всего этого Костя, разумеется, не видел, он начал приходить в себя в ту секунду, когда из купе выскочил оглушенный кайман со шрамом на лице. Кровь хлестала у него из груди. Она-то и привела Костю в чувства, потому что Костя пребывал в приятных грезах, и чудилось ему, что он моется в бане. Но тут отец плеснул на него вовсе не холодной водой, а кипятком, и от неожиданности Костя пришёл в себя. Кровь каймана действительно показалась ему такой горячей, словно вода из кипящего чайника. В руках кайман сжимал огромный кухонный тесак, которым обычно шинкуют капусту. Ближайшим к нему был Чёбот. Кайман уже замахнулся, чтобы ударить его в спину, но Костя приподнял ствол «плазматрона» и одним выстрелом сразил каймана. Тот ударился головой о косяк двери и рухнул головой в купе. Во все стороны брызнули зеленоватые искры, запахло озоном, и вагон на мгновение наполнился зеленоватой дымкой. После этого наступила тишина. Костя вскочил и сунулся в купе. Сквозь дым, который ещё не рассеялся, он увидел, что кайман, которого он сдернул с полки и который так сильно пнул его ногой, мертв – мертвее не бывает, потому что львиная порция картечи из двух стволов превратила его в решето, а тот кайман, в которого выстрелил Костя, его враг со шрамом, тоже отдавал богу душу, если у кайманов есть душа. Костя подумал: «Вот как это выглядит» и отвернулся.
Он потрогал разбитое ухо, оно распухло и стало огромным, не умещающимся в ладони. Костя не знал, что если бы кайман попал чуть ниже, в челюсть, то валяться бы ему, как убитому, не полминуты, а все полчаса. А это значило, что им ещё повезло, потому что они остались живы и одновременно получили такой опыт, который ни на каких тренировках не получишь – опыт реального боя. А это много стоит.
Чёбот тоже заглянул в купе и спросил абсолютно деловым тоном:
– Головы резать будем?
И всё: будто бы они не пережили только что смертельную опасность, и сам он не был расцарапан, словно кошкой, с макушки до шеи. В этом был весь Чёбот – порой невозмутимый, а порой бешеный и рисковый.
– Обязательно, – ответил Костя, брезгливо вытирая с себя чужую кровь.
Косой снова завизжал, как заяц:
– Только не головы! Только не головы!
– Ты что, продался? – повернулся к нему Чёбот. – Святые угодники!
– Да! Да! Да! – закричал Косой, в ярости ударяясь головой о пол, – я теперь тоже кайман! Я теперь тоже кайман! Я теперь тоже кайман! Кайман! Кайман! Кайма-а-а-н-н-н!
Изо рта у него шла пена вперемешку с кровью, и зубы были красными от крови.
– Подумаешь, – невозмутимо возразил Телепень и как следует встряхнул Косого. – Ты на кого руку поднял?! Ты на своих руку поднял!
Но Косой, выказывая все признаки своей буйной натуры, не обращал внимания на тычки и оплеухи и продолжал орать: «Гады! Подонки! Уроды! Не трогайте их! Только не головы! Только не головы!» Он орал, пока они вытаскивали кайманов из вагона, орал, пока их не затащили в болото, и продолжал орать, пока им с помощью все тех же «плазматронов» не отсекли буйные головы и не закинули их подальше в трясину. После этого Дрюнделя рвало минут пять. Костя же отмыл куртку, свитер и штаны и, развесив их сушиться на кустах, устало смотрел на ночное солнце. Я так и не узнал, почему они убили моих родителей, думал он. Это нечестно. Выходит, история не закончилась, и мне придётся ехать дальше, в центр. Не могу я всё бросить, не узнав правды. Он так надеялся вернуться вместе со всеми в деревню, к Верке Пантюхиной, и получить своё, а вышло всё наоборот. Уже невдалеке загорелся огонь, уже дядя Илья и Семён сварганили тройную уху и заварили настоящего чая, а он всё сидел и сидел, отгоняя вялых комаров, которые прилетали из тайги. Подошёл Чёбот и как-то очень по-свойски, стараясь завести разговор, что-то произнес.
– Что? – переспросил Костя, – прости, я не услышал.
– Я говорю, спасибо тебе, а то бы кайман покромсал меня на кусочки.
– Да ладно, – махнул рукой Костя. – Чего там.
– Отец в таких случаях советовал: «Убивай всех подряд. Бог на небе разберётся».
– Ты думаешь, мне их жалко? – Костя оглянулся на болото. Его поверхность блестела в лучах ночного солнца и казалась золотой. Ничто не напоминало, что на его дне лежат трупы кайманов.
– Нет, конечно, – ответил Чёбот, давая понять, что даже в мыслях не подозревал Костю в слабости.
– А Косого мы тоже убьем? – спросил Костя и с любопытством посмотрел на Чёбота.
Нравился он ему всё больше и больше. Такой не подведёт в бою. Странное чувство признательности друг к другу возникло между ними, словно они заключили тайный союз, но ещё не знали об этом, а только догадывались.
– Нет, зачем?.. – смутился Чёбот. – Косой свой, хотя и сделался кайманом, святые угодники.
– Я подозреваю, – сказал Костя, – что на Большой Земле таких новообращенных кайманов видимо-невидимо, всех не перебьёшь.
– А мы их по одиночке, – подмигнул ему Чёбот и усмехнулся своей кривой остяцкой ухмылкой,