Возмездие теленгера (постапокалипсис)

ничего интересного в нём не было. Неясная тоска поселилась в их душах, хотелось встретить хотя бы одного сведущего горожанина и расспросить его о том, что здесь произошло. Однако, как назло, улицы были пустынные и голые, только где-то в отдалении послышались шаги, но так и смолкли, словно человек не решился показаться на глаза.
– Хорошо жили, – с завистью согласился Чёбот, когда они пошли дальше по тротуару, заросшему по краям и в щелях травой и мхом. – Вода тебе…
– Из кранов горячая… – подсказал, дразня его, Костя.
Он надеялся между делом попасть в книжный магазин и взять оттуда пару книг. Но ни одного книжного магазина так и не увидел. Пустой был город, словно его вымели огромной метлой, пустые витрины, пустые прилавки.
В отдалении, перебежав дорогу, мелькнул испуганный, тощий горожанин с шаткой походкой и плохо одетый. Был он больше похож на заморыша – сутулый и блеклый, как привидение.
– Что у них здесь происходит? – удивился Костя. – Покойников в гроб краше кладут.
– Ага, – кисло согласился Чёбот. – Чем не рай?
От его слов на душе сделалось ещё хуже. У них появилось стойкое ощущение, что они зря сюда прикатили, что ничего хорошего из этого не выйдет, что город выкинет такой фортель, от которого им не поздоровится. Да что там говорить, может быть, они своими юными жизнями рискуют?
– А на кухне, между прочим, газ был, – снова не удержался Костя, ему казалось, что он всё-всё знает об этом городе.
На этот раз Чёбот всего лишь пожаловался, оценив преимущество жизни в областном центре:
– А мне, чтобы вымыться, приходится дрова колоть, печку топить и воду полдня из реки таскать, а здесь на всём готовеньком.
– Видать, легко они жили, – с туповатой завистью согласился Телепень и приготовился заржать, но почему-то не заржал, а показал пальцем: ещё один худосочный горожанин промелькнул, как тень.
– Куда они все бегут?
– Пожрать, – сказал Костя.
Некоторое время они шли, завидуя всеми фибрами души тем, кто жил в таком удобном месте. Внезапно невдалеке раздалась автоматная очередь. Вороны, испуганно каркая, взлетели над деревьями и унеслись прочь.
– «Калаш», – определил Чёбот, приседая и сдергивая с плеча «тулку».
Раздались быстрые шаги, и улицу трусливо пересек ещё один человек. Больше ничего не произошло. Они подождали и пошли дальше, но уже осторожно, и крутили головами, стараясь вовремя заметить опасность.
Костя догадался:
– Лёгкой жизни здесь нет. Кончился город. Магазины разграблены, жратвы нет, народ напуган. В деревне лучше.
– Во… точно… – согласился Телепень, показывая на витрину: – «Соки-воды». А я соков в жизни не пил.
В темной, как поверхность моря, витрине ничего не было видно. Дверь в магазин была выбита и давно заросла травой.
– Что же со страной сделали, – спросил Костя, – если здесь такой разгром?
Чёбот посмотрел на него, как на полоумного, мол, чего болтать о том, о чём не имеет смысла болтать, и вообще, хватит выказывать учёность, мы сами жизнью учёные.
– Знаете, что?.. – возмущенно сказал он. – Кончайте трепаться. Нам ещё рынок надо найти.
Костя устыдился и замолк. Телепень некоторое время ещё бухтел: «У людей всё было… просрали… профукали…» А Чёбот возгордился, что осадил Приёмыша, и криво усмехнулся: «Будет тебе наука!»
На перекрестке стояли дома, похожие на кубики: грязно-белые, окантованные тёмными рейками, краска на которых давно облупилась. Через дорогу высилось здание с колоннами, дальше дорога с горки убегала к озеру. А ещё их удивили деревья, они здесь были большими, можно сказать, как у них в оазисе вокруг деревни.
Рынок они нашли случайно. Если бы из подворотни, как черт из табакерки, не выскочил какой-то чаморошный парень вороватого вида с выпученными от страха глазами, и Костя, чисто из лихачества, не подставил бы ему подножку, они прошли бы мимо и топали бы аж до самой Онеги, не зная, что прошли мимо своей судьбы. Но Костя заставил парня кувыркнуться, выронить тяжеленную связку сухой рыбы. И тут из переулка выскочила толпа, в большинстве своём состоящая из тех, кто ехал в поезде, и судьба предстала перед Костей в виде здоровенного патлатого мужика в джинсовой засаленной куртке и с мятым, словно после долгого сна, лицом.
Парня схватили и под радостные крики: «Поймали вора!» потащили туда, откуда он сбежал. По пути его тузили от всей души, но не так, чтобы жестоко, а больше для острастки и чтобы злость выместить.
А патлатый мужик в джинсовой куртке бросился к ним, как к родным, и заорал:
– Спасибо, ребята! У меня товара потянули на пять тысяч, едрить его налево! – он показал на здоровенную связку лещей. – А я вас узнал, вы с нами ехали! – обрадовался он так, словно они были из одной деревни.
Был он примерно, как два Телепня вместе сложенных, квадратный, как тюк с сеном. Под курткой бугрились мышцы, от этого локти у него не прилегали к телу, а торчали в стороны, как кулисный механизм у паровоза.
– Ехали, – признался Костя, вовремя сообразив, что мужик не сулит им никакого подвоха и что он свой – таёжный, рыбак, должно быть. Но больно здоров, как бронетранспортёр, ей богу!
Узнав, что им надо продать птицу, он обрадовался ещё больше:
– Идите за мной и ни с кем не разговаривайте. Я вам бизнес сделаю, едрить его налево!
На рынке, который располагался под покосившейся крышей и представлял собой мрачные, тёмные ряды, полные продавцов и редких покупателей, к ним сразу стали приставать и даже хватать за полы:
– Продай уточку! Дорого дам! Триста рубчиков!
– Рябчик? Почём?!
– Покажи товар! Давай меняться! Пятьсот целковых! – громогласно кричал здоровенный мужик, похожий на юродивого. При этом он страшно скрежетал зубами и строил самые зверские рожи.
Костя шарахнулся от него, как от буйно помешанного. Телепня, который от шума и толкотни впал в прострацию, он толкал перед собой, следя чтобы у него в толпе не свистнули птицу.
Мужик в джинсе упорно тащил их через все ряды. Завел в какой-то курятник, бросил: «Ждите!» и пропал. Пахло кухней и подгорелым маслом. Где-то рядом пискнула крыса. За тонкой стенкой гудел возмущенный рынок.
Чёбот посмотрел в дверную щель и выразительно покосился на Костю, мол, ты у нас начальник, ты и решай:
– Бахнут нас здесь! Святые угодники! Точно бахнут!
Костя с перепугу полез за пистолетом. Но бахнуть их не успели, мужик в джинсе вернулся с каким-то узкоплечим и косоглазым поваром в сером колпак.
– Свежее? – только и спросил косоглазый с китайским акцентом.
– Свежее, – подтвердил Костя, пряча оружие.
– Беру!
Он сунул Косте в кулак деньги, схватил птицу и так же внезапно исчез, как и появился.
– Ну что?.. – то ли спросил, то ли предложил мужик к джинсе. – По пивку за сделку? Я угощаю! Едрить его налево!
– Не-е-е… – испуганно замотал Телепень головой. – Я пиво не пью…
– Лимонада купим, – тут же нашёлся мужик.
– Я пью, – необдуманно заявил Костя, хотя не знал, что такое пиво, а тем более – лимонад.
Крепче самогона ничего не бывает, храбро подумал он.
– Я тоже… святые угодники… – согласился Чёбот, по его взгляду невозможно было понять, боится он или нет. По крайней мере, «тулку» он сжимал решительно, а глаза его, чёрные, как две бусины, буравили незнакомца, словно дрель.
– Ладно… – махнул Телепень, – попробую. Но, чур, много не пить, – попросил он, – а то мне мамка не велела.
К его слезной просьбе отнеслись, как к просьбе малолетки, то есть несерьёзно и с насмешкой, хотя издевались недолго.
– Это как получится, – весело глядя на них, сказал мужик. – Кстати, меня Малахием зовут. Можно просто Малаха, не обижусь. А вы откуда?
– Из Чупы, – быстро соврал Костя.
– Земляки! Едрить его налево! – ещё пуще заорал Малаха. – Я же из Каменки, едрить его налево!
– Ага! – на всякий случай сказал Костя, хотя даже не представлял, где находится эта самая Каменка и проезжали ли они её вообще.
– В тридцати километрах от Кеми. Топали всю ночь, – пожаловался Малаха, – едрить его налево!
Они снова прошли через рынок, но в другую сторону. Малаха бросил кому-то по пути:
– Земляки, приглядите за товаром!
– А ты куда?
– Пойду угощу парней, едрить его налево!
– А-а-а… ну да, ну да… – понимающе ухмыльнулись в ответ и свежо заулыбались, словно провожали на нужное, а главное – благородное дело.
Они выскочили следом за Малахой, но не на ту улицу, по которой шли давеча, а в лабиринт каких-то дворов, где под ногами хлюпали огромные вонючие лужи, гнили бочки, сети и мешковина, пахло мочой и тухлой селёдкой, где тёмные личности пили и закусывали, сидя на земле среди этого хаоса. Лабиринт закончился деревянными покосившимися воротами, за которыми открылся простор и блеснуло озеро. В запущенном парке стоял позеленевший памятник с десятком древних пушек, которые неожиданно привели Чёбота в неимоверный восторг. Он посидел на каждой, заглянул каждой в ствол и заявил, что им в деревне как раз таких не хватает для обороны. На что Малаха со знанием дела сообщил:
– Фигня всё это! Они не стреляли лет триста!
– Как?.. – удивился Чёбот и, конечно же, не поверил, решив, что его разыгрывают, слишком грозными и внушительными выглядели пушки.
– А ты посмотри, какой год. Едрить его налево! Погляди!
– Ну?.. – Чёбот растерянно обратился за помощью к Косте.
Кося взглянул и сказал:
– Одна тысяча семьсот семнадцатый.
– Ну и что?.. – спросил Чёбот, предвкушая, что их новый знакомый крупно ошибся и что сейчас он над ним от души посмеётся.
– А сейчас какой год? – ядовито поинтересовался Малаха, и в его взгляде появилось презрение. – Едрить твою налево! – Он уставился на них, как на самых больших, мягко говоря, чудаков.
– Какой год? – всё ещё не веря, спросил Чёбот у Кости.
– Две тысячи пятьдесят третий.
– Мать моя женщина! – сказал Телепень и задумчиво почесал голову. – Мудрено сотворено!
В общем, Чёбот был посрамлен, однако не сдался:
– Какая разница, какой год, главное, чтобы стреляли!
Но его уже никто не слушал. Всем стало ясно: опозорился Чёбот так, что дальше некуда. Так могли опозориться только малолетки у них в деревне, но никак не многоопытный Чёбот, сын полупопа, полушамана, почти что интеллигент в третьем поколении.
Жадноватый Телепень принялся приставать к Косте:
– Сколько он тебе заплатил? Сколько?.. Не продешевили?..
– Не знаю… – растерянно признался Костя.
Во взгляде Телепня читался немой укор: «Продешевили!» Но Малаха со знанием дела успокоил:
– Ли хорошо платит. На рынке вам втрое меньше дали бы. Раскрутили бы, заморочили бы голову и взяли бы в крайнем случае за двести рубликов. А сколько вам Ли дал?
Костя стал считать, и оказалось, что целых тысяча четыреста рубликов.
– А это много или мало? – спросил Костя.
– Я же говорю, очень хорошие деньги. Ли не обманет. Если сравнить, что кружка пива стоит пятёрку, то у вас целое состояние.
Костя обрадованно сказал: «Ха!» И Телепень заметно повеселел. Чёбот после своего конфуза страдал в одиночестве, поэтому не участвовал в обсуждении, продешевили они с птицей или нет.
– Пиво здесь классное, я с собой баклажку на два ведра всегда вожу, – хвастался Малаха. – У вас-то в деревне пиво, небось, варить не умеют?
– Не умеют, – согласился Костя. – Один самогон гонят.
– А здесь умеют, – с этими словами Малаха толкнул стеклянную дверь, до половины забитую фанерой, и они