«вертолёта» в сторону Девяти холмов красных дьяволов вели большие, глубокие следы четырёх человек, которые, естественно, никак не могли принадлежать Косому. Костя почувствовал, что его от страха начинает трясти. Трудно было понять, как кайманы при таких ранениях ушли восвояси. По природе вещей этого не могло произойти. Разве только, что на них были бронежилеты или они вовсе не люди? От этих мыслей брала оторопь. Хотелось оказаться в родной деревне, где тихо и спокойно, где нет этой непонятной угрозы, исходящей от тумана и Девяти холмов красных дьяволов.
Туман сделался ещё гуще. Стало видно не дальше вытянутой руки. Костя, как на автопилоте, прошел примерно на полста метров по следам кайманов. Туман, словно река, тёк вокруг него, завиваясь кольцами, как дым от самокрутки, и в какой-то момент показался Косте почти живым и хищным, со странной, неопределенной целью своего существования. А ещё ему показалось, что туман его специально заманивает в ловушку, и стоит сделать ещё шаг, и ты попадёшь в неё, как муха в варенье. Ему хватило здравого смысла остановиться. Он так и просидел на кочке в прострации, тупо глядя в землю перед собой. Время вдруг стало совсем другим, не таким, как на перевале, оно искажало смысл человеческой жизни, представляя её завиральной, глупой и никчёмной. Другие ценности, непонятные человеческой логике, вдруг стали весомыми и главными. Эти ценности говорили о том, что следует полагаться только на туман и идти дальше и глубже, погружаясь в него, как в свою судьбу, с чем трудно было спорить. Туман очаровывал, пленял воображение, уводил в лабиринт бесконечных рассуждений, где главным оказалась несопоставимость человеческой жизни и будущности человечества. Будущность была безрадостной и тупиковой. Иные существа вышли на арену под названием Земля. А что это были за существа, Костя так и не понял. Он только прикоснулся к этой мысли, как внезапно очнулся, вспомнив, что один пистолет они так и не нашли, а с «тулкой» соваться против боевого оружия было глупо. Так ни с чем и подался назад на перевал, где к нему кинулись с объятьями, потому что считали его уже, как и Косого, погибшим.
– Тебя же не было целые сутки! – кричали они, прыгая вокруг, как стадо обезьян.
– Не может быть, – отбивался Костя, – я там пробыл всего-то полчаса.
Костя посмотрел на них совершенно другими глазами: ни у кого из них не было будущего, и у него самого тоже.
– Где ты был? – кричали они, размазывая по лицу грязные слёзы. – Где?!
– Внизу! – терял он терпение.
– Ничего не знаем! Какие полчаса?! День! Чёбот ходил за тобой, но не нашёл. Где ты был?! Где?! Мы боимся!
Больше всего они жалели самих себя, а не его или Косого, который пропал бесследно.
– Внизу, где ещё?! – отбивался он.
– Не было тебя там! – веско сказал Чёбот. – Врёшь ты всё! И «вертолёта» уже нет. Утащил кто-то.
Костя схватился за голову, в которой у него царил полный бардак. Хотел он им всем объяснить, что когда возвращался, то «вертолёт» валялся там, где и положено ему валяться, да не стал. Судя по их перепуганным до смерти лицам, они бы не поверили ему, а главное, не поверили бы в тайну, которую он узнал: человечеству кранты, и всем нам тоже, хотя мы ещё о чём-то рассуждаем и что-то делаем, но мы уже мертвы. Правда, сказать об этом у него не поворачивался язык. Это и так ощущалось в той жизни, которой жила деревня. Вымирала она, чтобы там ни говорили. Вместе с деревней вымирало и человечество. Не было у него будущего. Однако постепенно откровение, которое явилось ему в тумане, поблекло, потеряло остроту, и Костя уже не знал, так ли это на самом деле, или нет, и не придумал ли он всё это, сидя в отупении на кочке.
Начало стремительно темнеть, и они заночевали среди скал, дрожа то ли от страха, то ли от холода, потому что не догадались захватить с собой дров, да и стоило ли приманивать кого-то из страшного и непонятного тумана?
Ночью со стороны Девяти холмов красных дьяволов раздавались жуткие, заунывные звуки, словно кто-то неведомый тягал «вертолёт» по скалам туда-сюда, туда-сюда. А утром, едва ветерок разогнал туман на вершине, они, не оглядываясь, почти бегом спустились с перевала Семи братьев и были рады, что унесли ноги целыми и невредимыми. Не радовало ни то что они сбили «вертолёт, ни то что разжились невиданным оружием и пистолетами в жёлтых кобурах. Ехали молча, понуро, испуганно озираясь по сторонам и вздрагивая от малейшего шума. Даже вечно весёлый Дрюндель с кисельными мозгами, который всегда был готов поржать по поводу и без повода, молчал, как в воду опущенный.
Костя не представлял, что скажет Рябому, а тем более – матери Косого. Теперь из деревни выгонят точно, обречённо думал он. А куда податься?.. А Верка?.. А родители?.. Их жаль больше всего. Похоже, так думал не только он один, потому что с ним никто не разговаривал. Впрочем, никто не разговаривал и друг с другом, поэтому Костя зря принимал всё на свой счёт.
Лес предков уже не казался родным и хоженым-перехоженым из края в край, а полным шорохов и непонятных звуков. А не доезжая деревенской околицы, они действительно услышали эти самые звуки, только они оказались до ужаса знакомыми. Так могли «стучать» только два «калаша», оставшиеся в деревне – короткими очередями по два патрона, когда их берегут и считают каждый выстрел.
Первым сдрейфил Скел, а за ним – Мелкий Бес. Даже Телепень поддался панике и развернул лошадь так резко, что едва не свалился на землю. Только их и видали.
У Дрюнделя задрожали щеки, а на глазах заблестели слезы. Он больше других боялся опозориться. Но и вояка, однако ж, был из него аховый. И действительно, кто мог напасть на деревню – только люди-кайманы, о которых столько говорили, но ни разу не видели. А как с ними воевать, если ты их боишься до смерти? И напали они, словно точно зная о том, что в деревне нет ДШК.
Костя спрыгнул с лошади, выхватил из ящика, который был привязан к одной из грузовых лошадей, «плазматрон», приладил к нему обойму. Она села на место с мягким чмокающим звуком, словно присосалась.
– Держи! – он кинул «плазматрон» Чёботу. – И ты тоже! – следующий «плазматрон» оказался в руках Дрюнделя. – Да не бойся! – крикнул Костя, заряжая «плазматрон» для себя. – Будешь прикрывать тылы за околицей. Дальше не суйся! Понял?!
– Понял… – простонал Дрюндель. – А как стрелять-то?..
– Как из ружья… – бросил Костя на ходу, когда они уже с Чёботом бежали к углу поскотины. Дальше за ней виднелся угол хлева.
Они прокрались с наружной стороны забора, потому что он был единственным прикрытием на расстоянии трёхсот метров до первых домов. За этими домами косо высились деревенские ворота и маковка церкви, а перед церковью находилась площадь. Там-то и шел бой, и «калаши» отбивались уже не двойными, а одиночными выстрелами: «Ту-ту, ту, ту, ту…» Враг, должно быть, уже праздновал победу, потому что сыпал в ответ длинными очередями: «Та-та-та… та-та-та…», загоняя защитников деревни в угол между лесом и рекой Зыбью. Эх, надо было всё-таки ДШК взять, подумал Костя, с недоверием сжимая в руках «плазмотрон», сейчас как пальнули бы, сразу стало бы ясно, кто здесь хозяин. После ДШК сухие выстрелы автоматов казались ему игрушечными, ненастоящими. Ещё неизвестно, как эта штука себя покажет, Костя с сомнение посматривал на «плазмотрон». Эх!.. На душе стало горько и безрадостно. Всё катилось под горку: Косой, «вертолёт»...
Это была последняя его здравая мысль, потому что всё последующее произошло так быстро, что времени думать вовсе не осталось.
Перед первыми домами, от которых тянуло дымом, Чёбот метнулся влево через дорогу и сразу пропал из вида. Костя утопил на «плазматроне» единственную кнопку на панели, и сразу сбоку высветился длинный индикатор зелёного цвета, и никаких тебе затворов, предохранителей, и отсекателей очереди, что, впрочем, не добавило странному оружие уважения. Он добежал до дома тетки Зиминой, к которой Ксения Даниловна порой посылала его то за солью, то за спичками, и у которой муж дольше всех пропадал на «промысле» Лоухи, а сейчас, говорят, подался ещё дальше на север, будто бы там новый «промысел» «открылся». А как те «промыслы» выглядят, Костя даже не мог себе представить. У Зиминой даже огорода приличного не было, потому что они жили с «промыслов».
Путаясь в молодых побегах крапивы и не обращая внимания на её ожоги, Костя прокрался огородами на звуки выстрелов и выглянул из-за забора. То, что он увидал, поразило его больше всего. Прямо в грядках лука тетки Зиминой стоял самый настоящий бронетранспортёр с огромными колесами, с тросом, изогнувшимся, как змея, на борту, с фарами и двум распахнутыми лючками. Костя даже немного растерялся, потому что не знал, как воевать с таким чудовищем. Он застыл, зачарованно глядя на заляпанный грязью бок. Самым большим механизмом в деревне были два полуразобранных гусеничных трактора. Разобрали их потому, что горючее было даже не на вес золота, а дороже человеческой жизни. Эти два трактора казались Косте вершиной человеческого гения. Он не единожды пытался понять, как они должны работать, откручивая всякие медные трубочки, поэтому и пялился сейчас на бронетранспортёр, как на диковинку, пока наверху снова не раздалась длинная пулеметная очередь: «Та-та-та… та-та-та…» Только тогда он разглядел того, кто стрелял. Стрелок, не жалея патронов, бил из ручника вдоль единственной улицы деревни, а оттуда, ближе к лесу ему отвечал всего лишь один «калаш». Пару раз над головой просвистели горячие пули. Тогда Костя неуверенно поднял «плазматрон» и, прицелившись в стрелка, нажал на гашетку, и даже не понял, что выстрелил – отдачи не было, не было самого момента выстрела, которое обычно есть у ружья или винтовки, а здесь – нажал, и всё: ни инерции, ни паузы, просто плазма ударила с шипением быстрее молнии, и от врага во все стороны брызнули зеленоватые искры, а потом возникло ударное облако такого же цвета, на миг озарив огород, забор и дом напротив. А ещё запахло, как во время грозы. Костя растерянно опустил «плазматрон».
Ему хватило ума не остаться на месте, чтобы разглядеть результат своего выстрела, хотя он понял, что стрелявшего отбросило на край люка, а рвануть ещё дальше, за следующий дом. И тут же в него начали стрелять с противоположной стороны церковной площади, и щепки, отлетевшие от дома Коровиных, оцарапали ему ухо. Впрочем, стреляли недолго – когда он обежал дом и высунулся из-за него, стрельба прекратилась. Кто-то завыл страшно, на высокой ноте, и Косте захотелось зажать уши и ткнуться головой в землю. Вой оборвался так же внезапно, как и начался. Надо было что-то делать, потому что наступила звенящая тишина. Костя некоторое время прислушивался, потом ясно различил топот. Бежали по улице к бронетранспортёру, да так быстро, что Костя успел заметить только тень, а ещё в него выстрелили – не прицельно, а чтобы испугать. Он послушно рухнул на колени и даже закрыл руками голову, решив, что это не самое лучшее впечатление в жизни. Из оцепенения его вывел громкий звук двигателя бронетранспортёра. Что-то затрещало. Дом тетки Зиминой покачнулся, из окон полетели остатки стёкол. Костя, сжимая в руках «плазмотрон», побежал, сам не зная зачем, вперед. Бронетранспортёр,
