разваливая заборы, выбирался из деревни. Он уже пылил на околице, когда Костя выскочил на дорогу. Из-за волнения и бега он чуть-чуть запыхался. Вот когда ему пригодился опыт стрельбы из «калаша». Бронетранспортёр нёсся к реке. Костя поймал его на мушку, и, по привычке выдохнув воздух, нажал на гашетку. Первый выстрел получился неточным, поверх башенки: тонкий зелёный луч протянулся дальше реки и растаял в воздухе. Быть может, даже он зацепил башенку, но это никак не отразилось на скорости бронетранспортёра. Тогда Костя взял прицел чуть ниже, и теперь уже спокойнее и увереннее выстрелил ещё раз и ещё, и ещё и попал в ходовую часть. От бронетранспортёра во все стороны брызнули уже знакомые зеленоватые искры. Он ещё катилась по инерции, но уже было ясно, что собственного хода он не имеет. А когда на изгибе дороги, вместо того, чтобы повернуть вправо, он ткнулся в сосну, Костя вовсе обрадовался и понесся к нему. От бронетранспортёра поднимался чёрный дымок. Костя стал забирать чуть вправо, за изгиб дороги, чтобы хорошо всё видеть. Человек-кайман тенью метнулся к лесу. Костя побежал за ним, с каждым мгновением чувствуя, что тот уходит огромными, словно волк, прыжками. Он сгоряча выстрелил на ходу – раз, другой, но не успевал взять каймана на мушку и понял, что оба раза промазал. В отличие от «калаша», «плазматрон» не бил очередями, и это было его существенным недостатком. И когда уже казалось что человек-кайман вот-вот скроется под соснами, сбоку в его сторону хлестанул зелёный луч, и кайман упал. Так это ж Дрюндель! – обрадовался Костя, подбегая к убитому.
Человек-кайман лежал, раскинув руки. На правой лопатке у него отчетливо расплывалось красное пятно. От одежды шёл лёгкий неприятный дымок. Пахло так, словно осмолили свинью. Входное отверстие было крохотным, как от «мелкашки». Было даже несколько странным, что такой могучий человек умер от такого крохотного отверстия. Дрюндель подскочил и заорал, как сумасшедший:
– Это я его завалил! Я! Я! Я!
Он принялся отплясывать какой-то нелепый танец.
– Молодец! – снисходительно похвалил Костя, чувствуя, как возбуждение от боя оставляет его. – А говорил, стрелять не умеешь.
– Так-к-к… – захлебнулся восторгом Дрюндель. – Это ж я его специально караулил! – снова заорал он и снова стал плясать, как какой-то чучмек. – План такой был! План! Надо сказать – гениальный! Опа-опа-опа…
Румянец у него на щеках сиял ярче обычного. Пахло от Дрюнделя подозрительно. Коленки на молескиновых штанах и коровья доха на животе у него были вымазаны в грязи. Ясно было, что Дрюндель тщательно прятался в канаве, в которую стекала вода с поскотины. Но ведь подстрелил же всё-таки, снисходительно подумал Костя, значит, преодолел страх.
– Ну ладно-ладно, – согласился он. – Пусть будет гениальный, – и решил, что за такой подвиг следует простить слабость Дрюнделя, с кем не бывает.
– Ты ведь никому не скажешь? – вдруг перешел на шепот Дрюндель, проникновенно заглядывая к глаза Косте. – Никому?..
Ясно было, что Дрюндель всей душой хочет оправдаться в его глазах. А по сравнению со Скелом, Мелким Бесом и Телепнем он вообще выглядел былинным героем. Однако вместе с этим он невольно повесил на Костю обязательство договариваться с Чёботом, чтобы никто в деревне не узнал о его промашке и чтобы все считали его героем.
– Не учи дедушку кашлять, – равнодушно ответил Костя, невольно отворачивая лицо, чтобы не чувствовать вонь, исходившую от Дрюнделя. – А где остальные?
– Не знаю… – оглянулся на околицу Дрюндель, лицо у него вытянулось, а румянец на щеках разлился ещё больше.
Подбежал, запыхавшись, Рябой с «калашом», который тащил за ремень по земле. Левая рука висела у него, как плеть. Кровь капала на землю.
– Ах, сволочь! Сволочь! – пнул несколько раз труп. – Главным у них был, хорошо стрелял. Жаль, что готов! Ах, жаль, надо было, конечно, узнать, кто они такие и почему напали на деревню.
Рябой поддел носком сапога каймана и перевернул на спину. Костя отшатнулся, потому что словно увидел свои ночные кошмары. Невероятно, но это был тот самый десантник из «вертолёта», его нельзя было ни с кем спутать по тяжелому подбородку и шраму на лице.
– Что, знакомая личность? – спросил Рябой, приседая и одной рукой обыскивая труп, на груди которого, слева, было такое же крохотное отверстие, как и на спине.
Он отстегнул и снял с него разгрузку, в которой были три обоймы, парочка гранат и нож чёрного цвета с зацепом под руку. Костя пожалел, что не догадался так сделать, глядишь, и нож стал бы его собственностью.
– Даже сам не знаю… – с опаской отозвался Костя. – Мне кажется, он был в «вертолёте».
– Что? – Рябой нахмурился и посмотрел на Костю снизу вверх. Вид у него был ужасный, осунувшееся лицо с синяками под глазами. Губы злые, кривятся. – Значит, этот из-за «вертолёта». Эх, надо было мне самому идти с вами, чтобы разобраться! Эх, надо было! Знал бы, где упадешь, соломки подстелил бы. Но всё равно, ребятки, вы молодцы. Вы даже не представляете, какие вы молодцы!
Правда, сказал он это таким тоном, от которого у Кости на душе легче не стало, потому что Рябой ещё не знал о Косом.
– Кондратий Александрович, мне кажется, я видел его раньше.
– Где? – Рябой поднялся. – А от кого это так воняет?
– Не знаю… – сказал Костя.
Дрюндель брезгливо понюхал собственную руку, отступил по ветру и постарался сделаться незаметнее.
– Да нет же, воняет, как в хлеву, – Рябой с подозрением посмотрел на Дрюнделя, но ничего не сказал.
Левая кисть руки у него, словно в перчатке, была в крови. В густых цыганских волосах тоже запеклась кровь. А двубортный чёрный пиджак с металлическими пуговицами «а ля битлс» был выпачкан в земле и во всё той же крови.
– Мне кажется… – сказал Костя, как обычно, робея перед атаманом, – это связано с поездом, на котором я сюда попал.
– С поездом, говоришь?.. А что ты можешь помнить, ты же мальцом был? – спросил Рябой. – Тебе ж было пять лет. Даже я этого поезда не помню.
Эх, не главное это сейчас, не главное, понял Костя. Главное, что деревню отбили. А что было десять-двенадцать лет назад, никого не волнует.
– Я знал, что вы мне не поверите, – сказал Костя, – но это он.
– Ты представляешь хоть, сколько лет прошло? – словно не услышал его Рябой.
– Представляю… – уныло ответил Костя. – Вам бы руку перевязать…
– Рука – это ерунда… людей потеряли. Зверова Василия и Лукина Андрюху. Хорошие мужики были.
Костя знал их плохо. Мужики, как мужики, пахали и сеяли, к пацанам не вязались, лишний раз уму-разуму не учили. Нормальные мужики, старые только, даже на «промыслы» не ходили. Зато он сразу вспомнил, чем закончилась их собственная экспедиция. На время боя забыл, а теперь вспомнил и приуныл пуще прежнего.
– Кондратий Александрович… – произнёс он кающимся голосом.
Рябой мимоходом взглянул на него:
– Да знаю, знаю… Всё знаю… – он, скорчившись, согнул раненую руку, прижал её к телу и стал нянчить, как маленького ребенка.
– Откуда? – удивился Костя, стараясь на смотреть на чужую кровь.
Не привык он к виду крови. Плохо ему становилось от неё.
– Донесли уже. Прямой вины твоей нет, я понимаю. Но ты, как временный атаман, должен был всё предусмотреть. Однако ж… надо было мне с вами идти. А с другой стороны, деревню перебили бы одним махом, так что ты ко времени подоспел. Да, коряво всё сложилось. Здесь и моя вина тоже есть. Может, Павел Косых ещё выйдет на деревню? – предположил он.
– Не знаю… – потупился Костя.
Рябой внимательно посмотрел на Костю своими чернющими глазами, словно проник в душу, и сказал:
– Тогда бы дело поправимо…
Косого действительно звали Павлом. И хотя атаман говорил нормальные, понятные вещи, Костя стал испытывать к нему прежнее чувство страха, словно Рябой знал нечто большее, но не хотел делиться. Взрослые всегда так, невольно подумал он, непонятные они. Наверное, когда-то и я таким же стану.
– Ну а кто это тогда, – спросил он, набравшись храбрости, – если не кайман?
За такой вопрос можно было заработать по шее, но ему очень и очень хотелось докопаться до истины и, быть может, понять, откуда он вообще появился в деревне. Ему казалось, что это каким-то образом связано с откровением в тумане.
– Да мало ли людей со шрамами, – веско сказал атаман, мол, сказки всё это для детей, а реальность она иная. – Показалось. Не бери в голову. Сейчас наши приедут на подводе, утащим.
– А может, его здесь закопать? – ещё больше осмелел Костя.
Из могилы-то он точно не сбежит, суеверно подумал он. Земля если забирает, то уже не отдаёт. Так все говорят, даже отец Валериан Федорович. Но Рябой решил по-своему:
– Нет, надо вначале разобраться, кто это такие. Может, действительно, кайманы, а может, из какой деревни бандитствуют, или, вообще пришлые? Тогда дело дрянь. Кабы снова охота на людей не началась, – высказал он все свои опасения и с подозрением посмотрел на Лес предков.
В этом вопросе Костя помочь ничем не мог. Если уж атаман боится, то всем остальным сам бог велел.
Охота на людей закончилась ещё до его появлении в деревне. Быть может, деревню спасло то, что она стояла на задворках цивилизации и кормилась от леса и за счёт леса, который когда-то рубили и вывозили за границу. Теперь даже те давние вырубки стали такими же дремучими, как и старый лес, отличить нельзя, и зверья в нём прибавилось, и непоняток всяких тоже.
– Так я же говорю, я его видел в вертолёте, – уже совсем обнаглел Костя.
К его облегчению, атаман не возмутился, хотя, разумеется, следовало поставить Костю на место.
– Свежо предании, но верится с трудом, – равнодушно ответил он. – Возьми оружие и пошли.
Костя понял, что атаман ему ни на грош не поверил.
Возле деревенских ворот, попорченных бронетранспортёром, их встретили селяне. Женщины запричитали, заохали и принялись ту же на крыльце церкви перевязывать Рябого. Костю оттеснили, затёрли в толпе. Едва выбрался. Что делать?
Подбежал возбуждённый Чёбот, выпалил:
– Святые угодники! А я одного гада всё-таки завалил!
Костя посмотрел на него и позавидовал. Твердым был Ремка буквально во всём, в том числе и по отношению к своим врагам, не испытывал он ни душевного волнения, ни сомнений. Хорошо, должно быть, ему живётся, вздохнул Костя, а меня всё время мысли гложут, и я часто не знаю, как правильно поступать.
– Я, гляжу, ты тоже парень не промах, – Чёбот из-под руки посмотрел, как бабы и пацаны тушат горящий бронетранспортёр. – Здорово ты его подбил. Жалко, что вчистую, ездить нельзя.
Костя хотел сказать, что не виноват, что по-другому вряд ли получилось бы, да не стал, уж очень возбуждённым был Чёбот. Не хотелось его разочаровывать. Пусть думает, что я хороший стрелок, что лучше меня в деревне нет.
– Ничего, мы его здесь поставим на площади и из пулемётов, если что, будем шуровать. Твой нож?
Разумеется, внимание Чёбота привлёк необычный нож, торчащий из разгрузки. Глаза его загорелись ещё ярче.
– Нет, – ответил Костя, – атамана.
– Айда за подводой, мертвяков надо свозить, – сказал Чёбот, не отрывая взгляда от ножа.
Рукоять у ножа действительно была сделана с изяществом, а зацеп невольно привлекал внимание. Такой зацеп нужен был, чтобы рука никогда не соскальзывала с рукояти.
– Погоди… – ответил Костя и попытался пробиться к
