Дети выжженной пустыни бездуховности

надо было ей прямо в лицо выпалить и в самых непристойных выражениях, что именно кто-то думает о ней и ее душевном порыве?
Последствием этого, могло бы так запросто статься оказались два трупа и один человек в тюрьме!
Причем двойное несчастье в одной семье - вот это и есть, то самое дикое и непоправимое горе на всю оставшуюся жизнь.
Конечно, кто-то в этом может усомниться, но если бы он хоть раз поприсутствовал при чьих-то частых домашних сценах далекого детства…
То все сомнения по поводу возможной судьбы той девушки у него бы явно тогда пропали, а тут еще год с чем-то телефонного террора…
И кто ж это был во всем виноват?
Слепой случай или чья-то семейка?
Может все-таки лучше продумывать свои действия, а не отдаваться целиком во власть чрезмерно красивых чувств?
Сомерсет Моэм в его публицистической книге «Подводя итоги» пишет об этом так.
«Во всяком случае, это не тот поступок, который имеет целью счастье; если он приводит к счастью, то это счастливая случайность».

А кроме того бывают еще и несчастливые случайности и им тоже есть место в этой непростой жизни.
Сводить все, к чьей-то такой уж и грязной натуре, свойство тех, кто далек от истинной жизни, а вместо нее живет тщательно выстроенными из ничего миражами, вот от этого весь этот мир до сих пор еще может сгореть, в общем, на всех пожаре межправительственного ядерного конфликта.
Но если вернуться к плоскости личной, а не общественной то и там великая катастрофа может иметь тот же корень созданного силой воображения мире, в котором уютно лишь тем, кто имеет тот же самый набор радужных иллюзий, что и все люди данного круга.
Вот как описывает это классик мировой литературы Федор Михайлович Достоевский в его «Преступлении и наказании».
«Если в прямодушии только одна сотая доля нотки фальшивая, то происходит тотчас диссонанс, а за ним - скандал. Если же в лести даже все до последней нотки фальшивое, и тогда она приятна и слушается не без удовольствия; хотя бы и с грубым удовольствием, но все-таки с удовольствием. И как бы ни груба была лесть, в ней непременно, по крайней мере, половина кажется правдою. И это для всех развитий и слоев общества».

И на самом деле Достоевский, тем и велик, что познал всю невообразимую гамму человеческих страстей во всей их полноте, но только вот зря он их так обильно выпустил кишками наружу.
Нельзя так травить мух, создавая все условия для их изобилия.
Как раз из этих господ и вышли, те, кто их всецело чуть ли не силком в России подкармливал.
Вот как пишет об этом Марк Алданов в его книге «Бегство».
«– А какая примерно нужна вам сумма? – прервал его Нещеретов.
– Чем больше вы нам дадите, тем лучше.
– Ясное дело. А все таки?
– Другому крупному капиталисту я сказал бы: дайте нам на контрреволюцию столько, сколько вы в былые времена давали на революцию.
– Ну, я на революцию никогда ни гроша не давал, – отрезал Нещеретов.
– Я и сказал: другому. Вы редкое и счастливое исключение. Большинству богатых людей царский гнет не давал возможности делать дела. Стеснение инициативы, отсутствие гарантий и т. д. Надеюсь, их дела пошли лучше после революции, когда появились и гарантии, и инициатива».

Вот только так оно и бывает, горестно поплачут из-за ерунды, так что весь белый свет шататься начинает, а вот когда приходит истинная беда так все - лапки к верху и не чирикают тоже мне смелые люди…
Это они выпестовали одностороннее восприятие возвышенных истин.
И в переложении на сегодняшний быт оно и сегодня точно такое, как оно было в начале прошлого века.
Причем в практической области жизни, при таких ведь делах - всякое настоящее несчастье чреватое крушением на голову небес вовсе не гипотетично, а целиком практично и может оказаться непосильным бременем для чьей-либо конкретной души.
А между тем во всяком не самом крупном деле есть доля собственного самоучастия и его никак нельзя сбрасывать со счетов.
Однако, если женщину, оставшуюся одну в большом здании, даже (не дай-то Бог) не изнасиловал, а разве что не более чем всячески унизил и нанес ей оскорбление действием человек, поставленный это здание охранять, то тогда ее гнев имеет ли он нечто общее с криминалом, или нет дело то вовсе ведь неподсудное.
Применение насилия к этому человеку с ее или чьей-либо иной стороны никак не сделает никого преступником.
Она в данном случае только жертва, и не более того.
Но иногда суд может решить совершенно иначе!
Помнится, смотрел автор один израильский фильм, а там сюжет был такой:
Соседка слышала крики и выступила свидетельницей в деле об изнасиловании. Ее стал терроризировать брат «потерпевшего», а потом истинная потерпевшая наложила на себя руки, а насильника выпустили на свободу как невиновного.
И тогда брат, того, кому пришлось недолго посидеть в тюрьме, пришел к соседке в гости, чаек попить. Он так и сказал, «в этой стране мне ничего не будет».
После того, как эта женщина угостила его графином по голове, ей дали три года.
В конце фильма было указано, что он основан на реальных, имевших место событиях.
В Советском Союзе тоже ведь могли за любовь посадить, как это у зеков тогда называлось.
Такие вот массовые перегибы правосудия просто невозможны в западном мире.
А ведь вокруг же люди и коли жертва каких-либо издевательств молчит себе в тряпочку, никак не выражая пережитых отрицательных эмоций - это одна ситуация, а если не молчит, то это что-то совсем и во всем другое.
А значит, можно было прийти и поговорить с человеком, а в особенности, коли он не большой начальник, и чтобы попасть к нему на прием, не надо записываться у секретарши.
Ну, а кроме того надо было, коль уж услышал, про то, что где-то рядом творится что-то совсем неладное хоть как-то дать человеку об том знать, как это именно все его действия расцениваются и выглядят с какой-либо стороны!
То, что человек творит сам с собой – это ведь сугубо его лично дело, однако то, что он делает с другими - это нечто совсем уже в корне иное.
Однако при отсутствии явно проявленного злого умысла его вряд ли сразу так следовало бы обвинять в том, что, то зло, что он причинил, было сознательным и продуманным устремлением всей его души.
Нужно бы для начала с ним поговорить, разъяснить ему, что подобных вещей еще следовало полностью во всем избегать.
Да и попросить уйти тоже вполне так возможно даже и по телефону, в конце-то концов, вежливая форма обращения с интонацией крайнего раздражения тоже может возыметь свое действие.
Вот если с человеком провели небольшую, но основательную беседу, ясно дав ему понять, что именно в нем вызывает столь сильные отрицательные эмоции и чего ему в будущем следовало бы избегать, а он продолжает делать то же самое, то тогда кому оно может быть  непонятно, что словами тут никак не отделаешься.
И тогда что-то должно было произойти!
Совершенно при этом не обязательно марать об кого-то руки, можно ведь и с работы попросту выгнать и всего делов.
Но все это вовсе не для прекраснодушных и возвышенных личностей!
Иногда правда бывает трудно подобрать нужные слова, или кому-то кажется, что человек сам все отлично понимает и буквально-то нарочно сознательно издевается.
Но все ж таки далеко не всегда человек осознает все то, что он причиняет своими поступками другим людям, так или иначе, его непосредственно окружающим.
Потому что осознание чего бы то ни было процесс связанный не только с жизнедеятельностью мозга, но и с ассоциативным мышлением, а его развитие целиком обусловлено уровнем культуры, приобретенным человеком от его главных воспитателей, коими являются его родители.
Человеку чего-то недопонимающему крайне важно было дать понять, что и как, и иногда этого окажется более чем предостаточно, хотя хватает примеров, когда люди просто-напросто игнорируют упреки в свой конкретный адрес, переводя стрелки на всех остальных - таких же.
Но тогда надо действовать иначе, но главное, это ведь действовать, а не ожидать чудес.
И сколь важно пресекать зло еще в самом его зародыше!
Так что если кто-то позволил ему продолжаться довольно-то долго и так ничего и не сделал, дабы, в любой даже и словесной манере, его хоть сколько-нибудь предотвратить, то следственно и он тоже виноват в его весьма тяжких для чьей-либо души последствиях.
И тогда он должен каяться перед людьми за его недальновидность и попустительство, а не давать команду «Ату его» «фас мои дорогие, верные друзья».
Чего еще только можно натворить уже после того как совсем ничего нельзя будет исправить из навсегда ушедшего в прошлое?!
Конечно - это не так, когда кого-то подло обманули, и все ему казалось в полнейшем порядке, пока вдруг в один злосчастный миг с его глаз не спала плотная пелена, и он внезапно для самого себя не узрел воочию, как все на самом-то деле ужасно и отвратительно.
В таком случае ему все равно полагается каяться и себя, в том числе тоже считать хоть в чем-то виновным, но все же совсем не так, как в том случае, когда он все видел, имея с происходящим самый прямой визуальный контакт, но ничего конкретного, и разумного в надлежащее время не предпринял.
Люди вообще нередко ищут кого-то крайнего, дабы снять с самих себя ответственность за произошедшее и вот найдя врага, делают его экзекуцию коллективной, чтобы все было значиться по закону.
В этом смысле ничего с каменного века так и не изменилось, осталось, как было.
Вот только методы бывают совершенно разные!
Автор утверждает, что определенные меры по пресечению уже полностью совершившегося зла – это всего лишь явное безрассудство и демонизм по отношению к большому числу людей.
Распространение слухов, кроме тех, что расползаются сами по себе без чьего-либо сознательного участия, и есть то самое грязное белье, ополаскивание которого на сильном ветру, вредит многим, а не кому-то одному.
Они же всегда обрастают как корабль водорослями всевозможными яркими подробностями, а это в свою очередь ведет к укреплению уже всех имеющихся в обществе стереотипов, что, в конечном счете, негативно сказывается на взаимоотношениях различных этнических и социальных групп.
А страхи и психозы ими вызываемые - это что разумное сведение счетов с одной отдельной личностью?
Еще Гоголь в «Мертвых душах» писал о том, что стоит лишь человеку совершить что-нибудь совершенно непонятное, как тут же на него возводятся все какие только окажутся возможны напраслины и поклепы, а вслед затем может и дойти до настоящего театра абсурда.
Так сказать путем обвинений кого-то в том, что он либо нечистая сила, либо вообще император Наполеон собственной персоной.
А о том, что все страсти начались, собственно, из-за мелкого пустяка никто уже и не вспоминает, поскольку все охвачены страстью к перемалыванию чьих-то чужих бедных косточек.
А это и есть главное садистское удовольствие всякой толпы разрывать на куски того, про кого много чего разного порассказали.
Но не сами ведь по себе все страсти разгорелись!
Вот как значит, оно с нудным жужжанием над ухом-то выходит…!

А все оттого только, что мозги у кого-то были набекрень завинчены чьей-то неуемной болтовней?
Да нет тут скорее душа птичкой певчей все гадила и гадила на элементарный здравый смысл, а все от прекраснодушия и