раз, а то и вовсе замирая в блаженстве... Я умирала от его движений и ласк - и я хотела этой грани, хотела еще - даже если в конце этого пути... реальная смерть. Еще миг - и вдруг повис надо мной. Очередная волна страха - и вошел в меня, разрывая сознание на части. Плавно, нежно... будто мы были созданы друг для друга. Я чувствовала Его в себе - и не было ни боли чуждой, ни дискомфорта, ни чего-либо еще... неприемлемого. Движения, напор - и каждый такой рывок - будто тысячи бомб во мне взрывалось, рассыпая осколки блаженства – но иного, невероятного, еще более сумасбродного, нежели доселе. Редко моргая, я не отрывала от Его лица взгляд. Мирон. Мой Мирон со мной... и уже только этого - мне было достаточно для счастья. Но очередное давление его власти – и я снова себя теряла, заливаясь вожделенным, разрывным стоном, криком. В глазах темнело, а ресницах проступала очередная волна невозможности справиться с чувствами. Еще мгновения участия, моменты удовольствия - и вдруг откровенный, всепоглощающий всплеск неги раздался, разразился внутри меня, заливая, наливая какой-то трепетной, колкой, теплой энергией. Вдох - и отстранился, вышел из меня, расходясь уже сверху на мне и сам в усладе...
Очередной гром в моем сознании понимания - и откровенно зарыдала, завыла я, не в силах сдержаться.
- Ты чего? – дернулся тотчас, пристыжено рассмеявшись, Мирашев. Вмиг завалился на бок и придвинулся ко мне ближе. Дыханием обдал губы: - Малышка! Ника! – силой содрал, убрал мои руки с лица. - Ты чего? - испуганно. - Сейчас еще продолжим, если хочешь... Или чего? – от тревоги еще сильнее просел голос. - Просто я очень...
- Нет, - резво перебиваю его, не давая винить себя. Невольно залилась психопатическим смехом, глотая рыдания. - Я не то...
Глаза в глаза - отваживаюсь.
Заботливо стер с моих щек слезы. Печально, тревожно улыбнулся.
- Просто... - криво усмехнулась и я. Закусила губу. Стыдно сознаться во всем том, что... надумала, что было, что... - Я думала... - пристыжено прячу взгляд. - Я думала... я неправильная, - тихий, едкий, самой над собой смех. - Дефектная... фригидная. Понимаешь? – и вновь истерически ржу. - Что у меня там...
Загоготал бесстыдно. Шумный вздох - и не дал договорить. Короткий поцелуй в губы:
- Всё у тебя «там» хорошо. Это за тем придурком… который не смог или не сумел тебя нормально завести, возбудить, косяк, а не… за тобой. Так что… - задумчиво. Немного помолчав, тут же добавил: - Это с него надо спросить, с того, кто вдолбил этот бред в твою голову, а не... - не договорил, да и я не дала.
Пристыжено улыбнулась, тихо рассмеялась. Взволновано сглотнула слюну, осознавая полностью, как идиотически все это прозвучит:
- Ты мой... первый, если так можно сказать, - несмело. – Ну… добровольно.
Отдернулся невольно. Отстранился на расстояние взгляда Мирон. Глаза в глаза. На лице отпечатался шок.
Дрогнули губы, но звука не последовало.
И вдруг ухмылка. Провел по волосам, погладил меня по голове:
- Хорошая ж ты моя... - криво усмехнулся, заливаясь то ли стыдом, то ли откровенной виной. - Так это я тот придурок, да? - гыгыкнул.
Опустила я тотчас очи и закачала головой, не в силах подавить в себе улыбку.
- Нет... дело даже не в том...
Хмыкнул, шумный вздох - завалился на спину. Но лишь на миг, затем, будто что-то вспомнив, в момент приподнялся, дернулся куда-то вбок, взвизгнул выдвижной ящик тумбы. Шорох – и вдруг ко мне приблизился. Вытер свою «радость» салфеткой - и снова в сторону, выбросил бумажку.
Разлегся на кровати, устремив взор в потолок. Колкие, пугающие мгновения тишины, его размышлений, а потому живо бросаюсь к нему - легла на грудь - обнял, прижал к себе.
- Прости меня... хорошо? – внезапно отозвался, отчего я даже вздрогнула. Тотчас провернулась, сложила ладонь на ладонь - и умостила сверху подбородок. Уставилась ему в лицо:
- За что? – нервически, смущенно улыбаюсь.
- За всё, - печаль искривила его уста.
Взор мне в глаза.
- Дурак, - обижено буркнула я. Резво убрала руки и в мгновение прижалась поцелуем к его груди; уткнула нос, а затем и вовсе разлеглась, как на подушке, прижавшись ухом, слушая родное сердцебиение. - Ты мне сказку подарил... Более того, я наконец-то узнала, как это быть… по-настоящему счастливой.
- Но и слез немало подарил...
- Слез, - перебиваю. - Их мне все дарили, а вот радость - единицы. Вернее, тетя - как мама, ее забота... Федька как брат - своей дружбой. А ты - с тобой... и того все иначе. Совсем не так. Вы хоть и похожи чем-то с Рожей. Всё равно, - поднялась. Взгляд в глаза: - С тобой я полноценная. Даже более чем с ним. С тобой - я наконец-то... женщина. Не Некит... а Ника... И это – не позорно… а, я не знаю, там… достоинство, что ли… - криво улыбнулась, давясь неловкостью от такого глупого откровения.
Провел по волосам, погладил меня:
- Какое ж ты еще... дитё, - пристыжено рассмеялся, на мгновение от смущения спрятав взор.
Удивленно вскинула я бровями. Смолчала.
Продолжил:
- Созревшая телом, с закаленным, правильным характером, но... тем не менее... - привстал - покорно расселась и я рядом. Очи в очи. - Да уж... - опустил взгляд.
- Что? - испуганно рявкнула я.
И снова в глаза в глаза учтиво:
- Знал бы... во многом иначе с тобой себя вел.
- Не переспал бы? - невольно грубо, с укором, c боязнью вышло, чувствуя, что все пошло уже куда-то не туда; чиркнул страх... потерять, оттолкнуть Его после всего своей глупостью и незрелостью. - Или жалости больше?
- Понимания, - ухмыльнулся добро, терпеливо. Обхватил рукой вдруг меня за шею и притянул к себе. Пылкий, ласковый поцелуй в губы - и, немного отстранившись, шепнул: - Ну что... продолжим, или на сегодня хватит?
Победно тотчас заулыбалась, рассмеялась счастливо я. Но вместо ответа - смело, запоем прилипла к его губам своими. Нагло повалила его на кровать – поддался, заливаясь радостным смехом. Его напор, немое веление - и забралась, села я сверху... Еще миг, его ловкость - и оба застонали от шальных, лишающих рассудка, ощущений и чувств...
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. «Кровавая вендетта»
Глава 35. Юбилей
***
(Н и к а)
Еще несколько недель кануло в Лету.
Пришли первые результаты повторных анализов, в том числе на гепатит, – пока отрицательно. Ждем срока очередной контрольной сдачи…
С Рожей… тоже все стало более-менее ясно. Мирашев, как и обещал, взялся основательно за его дело. Влив немалые средства, перевернул все с ног на голову. Так что вскоре... можно было надеяться, что суд, если и не вынесет оправдательный приговор на основании недостаточности улик для обвинения подсудимого, то влепит минимальный срок на щадящих условиях содержания.
На печаль, или на благо... виновных же во всей этой ситуации, кто стоял за этой подставой, пока так не отыскали. А значит… и моя тайна была в безопасности.
На встречу с Федей я так и не решилась, хотя и появилась тому возможность. Не смогла... духу не хватило, ведь, так или иначе, станет вопрос о том... нет, не то, что со мной произошло (он этого не знает… и, надеюсь, никогда не узнает). А вот кто и почему покровительствует нам, то эта тема разрывала его на части. Поначалу даже отказывался от непонятной, «якобы бескорыстной», помощи, но череда рассудительных бесед с адвокатом – и сдался, подчинился мой Рогожин – разум возобладал над его страхом и паникой. Не ради себя, а ради меня, оставшейся без присмотра, пошел на сделку, где сам обязался возвратить все затраченные средства на защиту, едва разморозят его капитал. Наивный… будто когда-нибудь нам будут по карману такие «золотые» услуги. Да и магазины его… давно уже истощены радетельной заботой некогда верного и добродушного партнера по бизнесу - Мазура. Странно, почему столь очевидный факт предательства Валентином Феди Мирон игнорировал, в том числе и нежелание помогать своему некогда товарищу в беде… Ведь ответ был на поверхности – кто во всем… этом виноват. Но, так или иначе, Мирашев верил в каких-то левых, непричастных к их кругу, врагов, конкурентов, которые «вдруг» захотели убрать соперников и на которых, вроде как, намекал в свое время, сердобольный, но ныне перепуганный (где-то пропавший) «братуха Мажа». И именно их он изничтожит, отомстив за нас с Рожей, за меня… едва появятся зацепки, выйдет на их след – и «поймает за я**а».
На меня же – хоть и обижался, что не признаюсь (поражаясь… что даже ради брата не соглашаюсь на вскрытие «непонятно с чего организовавшихся» тайн), но терпел… и добродушно принимал этот мой «за*б» вместе с остальными «б***скими тараканами» (и вновь цитата).
***
Конец июля, 2009 г.
Уже и перевалило за середину лета. В голове такой кавардак, что и не заметила… как резво добрались до этой точки. А там и Мирашев признался, что скоро, в начале августа, у него день рождения, а потому к печальным заботам прибавились еще и волнительные переживания о том, что бы ему такое подарить и как пережить тот массовый, сумасбродный сабантуй.
Ну а пока, если верить убеждениям Мирона, у меня появилась «благодатная» возможность отрепетировать столь «ужасное событие» (цитата его иронии надо мной относительно «беспочвенной паники», ибо «планы очень даже просты: насинячиться до реников и довести до оргазма свою Мальвину»). Тот еще… креативный, романтичный Буратино мне достался.
Так что… юбилей. Альберт Константинович Вольский, виновник торжества, которому стукнул… полтинник.
***
Едва мы вышли с Мироном из авто, как тут же, прямо на парковке, и встретил нас (весь при параде: дорогой темно-синий костюм, белая рубашка, расстегнутая на две пуговицы; золотая цепь изящного плетения, толщиною в палец, в довершение образа солидного дядьки) крупный мужчина средних лет. И пусть позади нас шли еще гости, он не особо спешил их приветствовать. А вот, едва увидал Мирашева, как тотчас кинулся навстречу, распахивая радушные, братские, теплые объятия.
Ответить взаимностью, выразить благодарность за приглашение и выступить с воодушевленной, от всего сердца, речью и вручить конверт с сертификатом, подтверждающем право собственности на, теперь уже его личные, «метр на два» с прилегающим участком в элитном месте на (закрытом с недавних пор для захоронений) не менее престижном, нежели сам «награждаемый», городском кладбище...
Загоготал Альберт Константинович, вчитавшись в строки:
- Мирашев, б***ь! – весело вскрикнул, заметав лихорадочно взор то на Миру, то обратно на документ. - Ты, как всегда, храбрый и веселый!
Гыгыкнул Мирон:
- А че ж грустить?! Все ж там будем…
- Так ты ж бессмертный, - внезапно послышалось где-то из-за спины юбиляра. Шаги ближе – не обозналась я: Майоров… да не один, с ее величеством Алисой…
Молчаливое кивание головой (ее, мое) - в знак приветствия. Мужчины же – радостно пожали друг другу руки и обнялись, похлопав по плечу.
- О! Косой, и ты здесь?! – ликующе, искренне удивившись, крикнул, отозвался неожиданно Вольский, роняя кому-то позади нас.
- Ну так? - ехидное. Будто кто шандарахнул меня тысячью вольт, передернуло на месте. Обмерла, оцепенела от знакомых нот.
- А Валю где потерял? Опять, что ль, тот в запой ушел без нас? Или на Канары урвал с какой-нибудь новой прошмандевкой?
Заржал его собеседник - не решаюсь обернуться. Сердце нещадно заколотилось, предчувствуя недоброе.
- Да я че ему... нянька? Где-то шляется. На мороз упал. Может, куш сорвал - пока не
Столько здесь никто читать не станет.