доберусь.
Невольно глаза в глаза со мной, отчего тотчас я вздрогнула, дернулась невольно в его хватке, пронзенная бесовским полымем, сочившимся из взгляда, но удержал. Притиснулся вплотную к моему уху вновь и, обдавая дыханием, будто тот аспид, зашипел:
- Всех… Ника. Хочешь ты того или нет… всех вспорю... без стыда и жалости, без суда и следствия. Всех.
Силой разворот, сжимая за плечи, очи в очи маниакальным взором, а на лице – психопатическая ухмылка:
- Ты моя баба. И тр*хать тебя… буду только я! – стиснул еще сильнее, отчего едва уже сдерживаю писк. - А уж тем более… недобровольно.
Вмиг впился, будто с цепи сорвавшись, грубым, повелительным поцелуем мне в губы – покорно отвечаю. Напор – шаги вслепую, попятилась – уперлись в стену. Скользнул руками по голому телу, жадно, до откровенной боли сжимая мою плоть. Еще миг – и подхватил себе на руки.
Чуть в сторону – и усадил на тумбу. Резво раздвинул ноги и приблизился вплотную. Ловкие, почти на автомате действия – и тотчас вскрикнула я, окончательно утопая в его власти. Резкие, деспотические, шальные движения, окончательно расставляя все точки над «и» и закрепляя мое рабство под своим началом.
Сдерживала крик, сдерживала плач от его топорности… Но минуты «истязаний» - и в какой-то момент осознание того, что всё это творит со мной Мирашев, а не кто-то иной, перебороло, победило всё: нездоровой, шизофренической волной захлестнуло, превращая боль в наслаждение, вырываясь стонами, роняя меня с головой в какой-то жуткий, откровенно развратный, пошлый… полоумный, наверняка, неестественный, сладострастный экстаз, транс… омут дикой жестокости и непоколебимой защиты, абсолютной неприкосновенности извне и безмятежной неги... вседозволенности.
Еще мгновения, еще его напор – и обмер во мне, разливаясь тирана блаженством…
Не сразу, но момент – и коченела я, осознавая… произошедшее.
…Стремительно приблизился к моему уху. Сражаясь, наперебой с учащенным дыханием, что все еще не хотело приходить в норму (да и сердце колотилось, словно ошалевшее), шепнул:
- Я люблю тебя, - будто кто иглами меня пронзил. Замерла, не дыша, совершенно уже разбитая, растерзанная шоком. По коже побежали мурашки. - И ни с кем… не собираюсь тебя делить. Я быстрее сам сдохну, чем это произойдет – запомни это… раз и навсегда. И никогда! Слышишь? НИКОГДА(!) …не смей во мне сомневаться.
Глава 36. Contra spem spero
***
(Н и к а)
И хоть тяжело каждый такой выпад, «взрыв» Мирашева, мне давался… однако, именно они, эти вспышки всех чувств в одночасье, меняли его до неузнаваемости – и не просто на миг, а навсегда, все больше и больше превращая… из дикого зверя в человека. Как, в конечном счете, однажды и сознался он сам: «Я просто... больше не боюсь казаться слабым, проявляя свои чувства к тебе. И это не может не радовать, ведь спасает, в итоге, нас обоих».
***
02 августа, 2009 г.
Рогожин. Почти полгода заключения… ни за какой хр*н. Но, не это уже самое главное. Важно лишь то, что удалось... Нам, ему, моему Мирашеву, удалось сломать тот гнет, тот камень, что тащил Федьку на дно. Поняв, откуда ноги растут, кто за всем этим стоит… и на какие рычаги было надавлено, Мирон… пусть и не с легкостью, но все же смог выдушить из «правосудия» более-менее справедливость.
***
В зал суда, да даже… в самое здание – мне духу не хватило зайти. Мирашев туда не торопился, а я - тем более: если все не срастется толково, то приговор… вот так, воочию, уж точно не выдержу. Хотя… наверно, просто не хочу «выдерживать». Нет сил уже ни на что. Нервов. И так сколько всего пережили. Я нынче уже, как тот Мирон, – с пол-оборота да на максимум взлетаю. Вот только если Мирашев все вокруг громит, то я – лишь себя изничтожаю, заживо съедаю, ни на грамм не щадя.
А потому… сели на каменном выступе, обрамлении высокой клумбы, и принялись покорно выжидать вердикта… который нам, если не сам Федька, то его адвокат… принесет и огласит.
***
«…Рогожина Ф. Р., обвиняемого в совершении преступления, предусмотренного ч.3 ст. 30. ч.1 ст. 228.1 УК – оправдать, за отсутствием в его деянии состава преступления в соответствии с п.3 ч.2 ст.302 УПК.
Меру пресечения — содержание под стражей Рогожина Ф. Р. отменить, освободить его из-под стражи в зале суда. Рогожин Ф. Р. имеет право на реабилитацию, а также право на возмещение имущественного и морального вреда в порядке, предусмотренном законом…»
***
Когда открылась дверь и наружу вместе с адвокатом вышел Он… я даже не сразу поверила своим глазам.
- Ну, че сидишь? – гыгыкнул Мирон и стукнул меня локтем в бок.
Первыми… сорвались слезы. А после – и вовсе дикий, жуткий… агонии, догорающей адекватности, писк вырвался из моей груди. Еще миг – вскочила с места. Рванула вперед…
Казалось… земля загорелась под ногами.
Кинулась Ему на шею, едва не сбив с ног. Пошатнулся, но удержал равновесие, а вместе с ним и меня заодно.
- Ладно, я побежал, а то очень спешу! – послышался знакомый голос, но игнорирую.
- Ага, давай, - кивнул головой мой Федор.
- Ни… - только склонился мне что-то сказать, как не дала договорить: тотчас впилась дружеским, но жадным, голодным поцелуем в губы. А далее, словно полоумная, принялась семенить по всему лицу.
Ржет, смущенный:
- Некит, ты че? - пытается вырваться. Еще его напор – и поддаюсь. Останавливаюсь, немного отстранившись, давая себе возможность хорошо разглядеть родные глаза, улыбку…
- Отпустили, да?! – отчаянно, мольбою глупою, едва осознанно.
- Нет, - гогочет. – Сбежал…
Рассмеялась и я пристыжено.
- Насовсем же, да? – все еще не могу поверить, давясь соплями и горечью облегчения, остатками всего того, что столько времени гноило мне душу.
- Да, Ник. ДА! – излишне громко, радостно; улыбается добро, а у самого тоже уже блестят от переизбытка чувств глаза. – Оправдали!
Вдруг шорох позади нас. Несмелые шаги. Движение взгляда Рожи – и окоченел от ужаса.
Резво отстранилась я от брата, обернулась – Мирашев… застыл в метре от нас. Ехидная, лживая улыбка исказила его уста, кроя истинные эмоции:
- Ну, поздравляю, - миг сопротивления… комканья своего «я» (явно ради меня) – и протянул руку Рогожину в знак приветствия.
- А этот х** че здесь делает?! – гневно, давясь скрытой тревогой, рявкнул Федор.
Обомлела я от услышанного, будто кто помоями окатил. И хоть это было ожидаемо, предсказуемо, но шок, обида, стыд взрывом негодования в момент раскромсали всю меня на части.
- Понятно, - хмыкнул Мирон и скрестил руки на груди. Полуоборот от нас, взор около; шумный вздох.
- Он со мной! – резво вмешиваюсь в эту жуть.
Ошарашенный, колкий взгляд устремил на меня Федька:
- В смысле? – оторопел еще больше. – В смысле «с тобой»? – колкая пауза, немо вымаливая подтвердить, что он ошибается, что просто совпадение, просто встреча, случайная встреча. - Ты серьезно?! С ним?! НИКА?!! – и вновь бесконечные секунды тишины терзаний. – Так это что… он меня, что ли, вытащил, да?! – жестким, с отвращением, рыком.
Едко прыснул от смеха Мирашев, ничего не ответил, лишь только сильнее отвернулся.
- Ты больная, что ли?! – завопил на всю глотку Рожа, и вовсе уже слетая с катушек, едва очередная волна прозрения накатила на него. – СЕРЬЕЗНО?! Да, с*ка, лучше б я там сгнил! – разъяренно махнул рукой. – Чем ты ради этого тр*халась со всякими отморозками!
Заржал громко Мирашев, перебивая мои мысли, попытку ответить:
- Так еще не поздно что-то изменить! – ядовито-убийственное. Кивнул головой на дверь Суда: – Не далеко ушли! Иди – кайся! Да не скупись! Побольше проси!
- Мирон, замолчи! – буйно рявкнула на него, метнув не менее их, взбешенный взгляд. Тотчас взор на Федьку, уже покрасневшего от исступления: - И ты заткнись! – приказом на брата.
- Да пошли вы! - вдруг разворот – и пошагал по ступенькам вверх мой полоумный.
Словно кто кислотой облил меня - даже пошатнулась на месте. Но едва хотел Мирон подхватить, помочь выровняться, как вмиг увиливаю.
Кидаюсь следом за безумцем:
- У тебя совсем крыша поехала, да?! – ору, словно сумасшедшая. Успеваю, хватаю за локоть – послушно тормозит.
Взор мне в лицо, желая испепелить:
- Руку убрала! – с презрением.
- Ты совсем чокнулся, да?! Че за концерт тут устроил?!
- Просто, в отличие от некоторых, - рыком, - у меня еще есть гордость… и честь.
Рывок – выдрал свою руку из моей. Разворот – вновь пошагал дальше.
Рассмеялась я ядовито, не сдвинувшись уже ни с места. Закивала головой:
- Да ты что?! – паясничая, криком вдогонку. - И как далеко ты на них уедешь, а?! Или куда? На зону, да? Опять мне письма мелким подчерком строчить?!
Резко по тормозам. Обернулся, взгляд в очи:
- НЕ БОИСЬ, Б***Ь! НЕ СТАНУ!
- ТЫ ПРИДУРОК! – неистово, горестно, сплевывая разочарование и гнев в лицо. Шаги мои покорно ближе. На глаза проступили слезы. Болью давясь из-за непонимания… из-за предательства всех наших с Мирашевым стараний и надежд. – Я ЕГО ЛЮБЛЮ!
Оторопел Федька, не дыша.
Жуткие, режущие, палящие мгновения молчания, тишины – и тихим, осиплым, полным мучений и страха, голосом:
- А он? Он… любит тебя? Или будешь, как Ритка? Бежать за теми, за тем, кому и на**й не нужна?
- Любит, - несмело, не сразу… но ответила я.
Вдруг шорох позади.
Шаги ближе.
Приговором:
- Люблю, - узнаю голос Мирашева…
Поежилась невольно. Мурашки по телу…
Залилась я доброй, смущенной, кривой улыбкой, спрятав взгляд.
Не оборачиваюсь – но и не надо, еще миг – и замер вплотную ко мне мой Тиран – чувствую спиной родное тепло.
- Ну так женись, - дерзкое, с вызовом, Рогожина, едва нашел силы на звук. – Или слабо? Только пи**деть можешь?!
Рассмеялся ядовито Мирон:
- А это… уже не твое дело, - гаркнул. – Мы сами решим… что нам и когда делать.
Загоготал, паясничая, Федор… едко, горько, опечалено. Взор около; закивал головой. Резво мне в лицо:
- И ты этой… скользкой твари веришь? – заледенела его ухмылка, а глаза заблестели от боли, от разочарования… во мне.
- Как себе, - не лгу. Четко и искренне. Серьезно.
Застыл Рогожин.
- Федя… - Отваживаюсь… вопреки всем своим собственным запретам и уговорам самой себя, на откровение: - Ты даже не представляешь, что этот человек для меня сделал. И это даже не… сегодняшнее решение Суда, - от удивления вздрогнули того брови, но смолчал. Выжидает. – Я его люблю… и это не просто слова. И не тебе решать с кем и как мне быть. Больше нет. Прошли те времена… А муж он мне или так… - неважно. Я знаю, что без него – я не хочу, да и не смогу жить. И этого достаточно, - приговором.
Побледнел. Нервно сглотнул слюну. Молчит. Тяжело, шумно дышит, распятый ужасом прозрения, Рожа.
- Он мне нужен… какой бы не был. И поверь, я не лучше.
***
Согласился… Причем на все мои уговоры, Федька согласился...
Да и будто был выбор?
Первые дни - пока побудет, поживет вместе с нами, в квартире Мирашева, а затем, как доберется до своих активов и хоть как-то разгребется с долгами и уже закрытыми магазинами (пламенный привет Мазура, высосавшего из них практически всё), пойдет своей дорогой дальше (раз так уж сильно того хочет).
***
Быстро день ляпнул. Пока туда-сюда, пока приехали, пока еду приготовила, накормила всех, душ, телевизор – а там и ночь уже настала.
Благо, места у Мирашева дохр*на. Так что, Федьке постелила в одной спальне, в нашей с Мирой – я, а в залу… отправила… не в наказание, но и не в поощрение… Мирона одного почивать. Не
Столько здесь никто читать не станет.