Безумство страсти и любви

старушка-консьержка и, кажется, что-то  вязала - тонкие спицы так и мелькали в её, ещё проворных, старческих руках.
Увидев вошедшую, с удивлением разглядывающую помещение, девушку, она, не переставая ловко орудовать спицами, спросила: «Девушка, вы к кому?», и вопросительно, с неназойливым любопытством, подняла на Ксению чуть поблёкшие от старости глаза.
Ксения, почему-то заробев, быстро ответила: «Я к Данилюку Юрию. Он здесь живёт?»
Старуха, немного замедлила вязание, и коротко взглянув на девушку, то ли не расслышав, то ли не поняв о ком речь, прошепелявила:
- Ааа, так вы, значит, к хлопцу, спокойно ответила старушка, и, вероятно потеряв интерес к ней, равнодушно добавила: «Третий этаж, направо, шестая квартира».
Ксения, поднимаясь по широкой лестнице к квартире Юрия, всё больше и больше удивлялась, и поражалась увиденному. Она с нескрываемым любопытством, и в то же время с восхищением, разглядывала покрытые чистой кафельной плиткой, с отсутствующими на них скабрезными надписями, панели. А увидев стоящие на лестничных площадках кадки с растущими в них цветами, вообще умилилась.
Почему у нас не все подъезды в домах так выглядят, подумала она? Почему мы не бережём то, что нам принадлежит? А может в этом доме живёт другая порода людей? Так нет же, все мы люди, все мы человеки! Даа…, вероятно всё же мы чем-то отличаемся друг от друга, с лёгкой горечью решила она.
Возможно, мы отличаемся воспитанием, а возможно мы сами, взрослые, подаём плохой при-мер своим детям, не приучаем их бережливости к своим вещам, к дому и квартире, в которых проводим большую часть своей жизни? Жаль…
Остановившись напротив двери в квартиру номер шесть, Ксения почему-то вдруг заволновалась и, робея, нажала кнопку звонка.
За дверью было тихо: не слышно было шагов, или какого-нибудь движения. Решив, что в квартире никого нет, она направилась обратно к лестнице. Уже взявшись за перила, она  услышала позади себя: «Ксения, подождите», и быстро обернулась - в проёме двери стоял Андрей и, улыбаясь, делал приглашающий жест рукой.
Андрюша, почему ты здесь? Почему не дома? - спросила она, испугавшись, что он бросил её, ушёл от неё, и бледность мгновенно покрыла её лицо.
А он, продолжая всё так же широко улыбаться, сказал:
- Опять вы, Ксения, ошиблись, я Юра.
И вновь сделав приглашающий жест, добавил:
- Проходите, не стесняйтесь… 
И с каким-то, чуть проявившимся тайным намёком в голосе, договорил:
…будьте, как дома.
Ксения, входя в прихожую, всё же не совсем уверенно прошептала: «Да не могу я так ошибиться! Что я, не знаю своего Андрейку, что ли?
Юрий, наверное, не расслышал мой шёпот и, Слава богу, решила она. Вдруг я всё-таки ошибаюсь, и он… Юрий. Хотя…, я чувствую, что это Андрей. Господи, я совсем запуталась в своих умозаключениях: сомневаюсь в словах Юрия, сомневаюсь в себе, в Андрейке…
Но он же никак не отреагировал, даже не вздрогнул, когда я назвала его Андрейкой! И сейчас он спокойно пригласил меня войти…. Нет, не понимаю. Неужели я уж совсем такая тупая дура? 
А он, продолжая улыбаться, подхватил её под руку и, сказав: «Можно не разуваться», повёл её, словно хвастаясь и выставляя напоказ своё жильё, по квартире. Она, действительно, была шикарной - в ней  мог бы жить Арамис, почему-то подумала Ксения.

                                                                      Глава седьмая
    «…Любовь является наиболее приятным, светлым и тёплым чувством                                              которое может испытывать человек.
Любовь нельзя путать со страстью - животной, обжигающей, туманящей мозг, и заставляющей совершать безрассудные поступки…». 

Показав почти всю квартиру, Юрий подвёл её к последней комнате, и Ксения восхитилась её убранству: обставленная старинной мебелью, с висящими на витых шёлковых шнурах картинами в багетных рамах с позолоченными бордюрами, она походила на музей. Высокие стены комнаты, при переходе в потолок, заканчивались молдингами с каким-то ветвистым орнаментом, а над люстрой, тоже шикарной, украшая потолок, красовалась  розетка. И комната была огромной, не меньше чем сорок квадратных метров.
Увидев всю эту роскошь, она тихонько ахнула от изумления, и даже позавидовала:  «Живут же люди. Это не то что моя квартира с пятьюдесятью квадратами общей площади. И вздохнула тихонько - «Даа…, живут же люди». Она медленно обернулась, чтобы выразить хозяину квартиры своё восхищение увиденным - Юрий стоял рядом с ней, и губы его кривились в чуть уловимой улыбке превосходства.
Я, наверное, пойду, Юра, тихо сказала она, и направилась в прихожую. Она и сама не заметила, как великолепие комнаты испортило её настроение, а может это сделала его улыбка? Что-то в ней изменилось - то ли зависть, то ли обида на владельца всей этой роскоши повлияли, но настроение её упало «ниже плинтуса», как иногда говорили её сослуживцы.
Владелец всей этой «роскоши», вероятно, заметил, как погрустнело её лицо, и сделал попытку исправить впечатление от посещения его бунгало. Это он так назвал квартиру, когда сказал, что это квартира уехавших в Таиланд родителей, и ему не принадлежит, он в ней только живёт.
И, словно извиняясь, или чтобы она правильно поняла причину их поездки, пояснил: чтобы поправить своё здоровье и немного развеяться. И он же, взяв её руку и заглядывая в глаза, каким-то детским, просящим голосом, произнёс: «Ксения, пожалуйста, не уходите. Я прошу вас».
И она сдалась - может потому, что повлияла его просьба, а может потому, что он своим видом, своим голосом, напоминал Андрея.
- Вы, насколько я понял, только что из Киева приехали? - подводя девушку к дивану, и подкладывая подушку ей за спину, полуспросил, полуподтвердил Юрий. Затем, не дав ей времени для ответа, быстро, словно время было ему дорого, или он куда-то торопится, договорил, - я сейчас соображу что-нибудь перекусить. Кстати, чтобы вы не заскучали в моё отсутствие, посмотрите, он взглядом показал на лежащие  рядом с ней журналы, полистайте, и вышел из комнаты.
Юрий вернулся немного погодя, катя перед собой столик со стоявшими на нём - початой бутылкой какого-то вина, двумя бокалами и парой плиток шоколада, вазой с фруктами и виноградом, и парой тарелок с сыром и колбасой.
При виде столь богато сервированного столика, у Ксении, с утра ничего не имевшей во рту, кроме «маковой росинки», слюна наполнила рот, и она непроизвольно сделала глотательное движение. 
Вероятно, Юрий заметил, стесняясь своего желания немедленно наброситься на «вкуснятину», подумала Ксения, но потом решила - ну и, подумаешь! Он же теперь мой родственник! Почему я должна его стесняться?
Заинтересовавшись формой винной бутылки, она решительно протянула руку и, взяв, вначале стала рассматривать этикетку - «Рымникское» было написано на ней. Ага,  не  «нашенское», прошептала она, и форма бутылки какая-то интересная - пузатенькая, не то что наши поллитровки.  Рассмотрев и повосхищавшись её формой и красочной этикеткой, поставила обратно на столик. 
А Юрий, неправильно поняв её действие, или специально, быстро откупорил бутылку, разлил по бокалам янтарную, словно впитавшую энергию летнего солнца жидкость и, подав развёрнутую до половины шоколадку, бодрым голосом произнёс: 
- Ну, что, «невестка», давай выпьем за более близкое знакомство!
Что-то в его интонации, при слове «близкое», не совсем понравилось ей. В его предложении прозвучала какая-то двойственность, и это немного насторожило её.  Но, подумав, что это ей показалось (он же теперь её родственник), она решила, тоже с шуточной интонацией, ответить.
- Что ж, деверь, давай выпьем за «знакомство», - и она пригубила вино из бокала.
Дотянувшись до вазы с фруктами, оторвала виноградную ягоду и, положив в рот, разжевала.
Вино её понравилось - немного, самую малость сладковатое, оно источало еле уловимый запах летних трав, и не было противным.
- Не, не, так не пойдёт!- запротестовал Юрий, - за первое знакомство пьют до дна.
Она взглянула на родственника - вроде бы в его взгляде ничего «такого» нет. И она, произнеся: «За первое знакомство можно и выпить», опорожнила бокал.
Напрасно я выпила до дна на голодный желудок, подумала она, почувствовав, как хмель расте-кается по её телу и дурманит голову. А Юрий, пока она разбиралась в своём состоянии, уже цело-вал её, сильно и настойчиво.
Она попыталась откинуть голову назад от ненужного ей поцелуя, но спинка дивана помешала. Тогда она начала уворачиваться от него, но прижатая к дивану, осыпаемая поцелуями, она вдруг поняла - это губы Андрея захватили её в плен. Боже, как же так, она не может ошибаться - её целует Андрей! Но, как такое может быть? Что со мною происходит, ничего не понимая, совсем рас-терялась Ксения. Что за мистика? Откуда здесь Андрей? Я же пришла к Юрию!
Но тело её уже начало терять напряжённость, начало поддаваться горячим настойчивым ласкам, и… желание любви захватило её.
Юрий! Андрей! - прошептала она и, окончательно побеждённая желанием, закрыла глаза и перестала сопротивляться. А он, как только ослабло её сопротивление, подхватил на руки, и понёс в спальню. 
Под его настойчивыми, требовательными ласками в ней просыпалось что-то низменное, животное. В ней просыпалась другая женщина - зверь! Она кусалась, вонзала ногти в его тело, царапала, вскрикивала от нахлынувшей животной, не контролируемой страсти. Она раз за разом тонула в тёмном омуте экстаза, и вновь выплывала… 
Устав от постельной баталии, она прикорнула на груди деверя. В голове медленно, словно воды широкой реки, текли мысли. Но одна из них, более беспокойная, более настойчивая, всё не давала Ксении забыться во сне, всё твердила: никогда ты думала, что способна быть такой чувственной и развратной. Никогда даже не догадывалась, что «такая» чувственность может скрываться где-то внутри тебя, и Юрий, а не Андрей, разбудит «это» в тебе.
Но мне так хорошо, как никогда ещё не было, тихонько прошептала она и, смежив веки, усну-ла!

                                                    *    *    * 
Утром, когда ещё сослуживцы не пришли, Ксения уже сидела за своим столом и разбирала записи и пометки, сделанные на конференции.
Как всегда рано вошёл в отдел Александр Николаевич и сразу же направился к ней. Придвинув стул поближе к её столу, чуть кряхтя сел, и начал «допрос».
Они между собой называли такие беседы «допросом». Почему «допросом», Ксения не знала, но ей они нравились. Она на себе испытала, и неоднократно, пользу от таких «допросов». В результате такой беседы-допроса она внезапно находила в своём отчёте ошибку, или вдруг её  осеняла какая-нибудь полезная мысль. Ей даже хотелось, когда такая мысль её посещала, крикнуть «Эврика!» Я поняла! И тут же, при всех, поблагодарить начальника отдела за подсказку, но благодарность застывала на губах - она стеснялась. 
- Как съездили Ксения? - поинтересовался он. Привезли в голове что-нибудь для нас стоящее?
Она, не произнеся ни слова, вручила «деду», как они между собой называли его, заявление с просьбой о переводе преподавателем в любую школу города.
«Дед» развернул, быстро пробежал глазами по тексту, и положил его на стол, намерено или нет, поближе к ней.
- Об этом, Ксения Павловна потом, - строго поджав губы, сказал он. А сейчас, как говорится, в