Предновогодняя вошкотня. Повесть

младший лейтенант Карцева, - и подробно оповестила о редких дневных контактах Шумахера, предположив разумно, что вечером их будет больше, и надо бы продолжить слежку…
- Ни в коем случае! – мгновенно среагировал старший следователь и, чуть помедлив, пообещал: - Я вообще буду просить генерала, чтобы отозвал вас к себе.
Тёмные глаза младшего лейтенанта совсем потемнели, а матовые щёки посерели от обиды.
- Но почему? – вскричала в запале. – Разве я не справилась с плёвым заданием?
- Лучше некуда, - оценил он маленький подвиг. – Но не могу я терпеть, когда женщина, молодая девушка вместо того, чтобы дарить любовь, тратит силы, гробя здоровье и красоту на заурядное филёрство. Не говоря уж о настоящем сыске в любое время, днём и ночью, в любую погоду, в холод и в зной, в дождь и в снег, тогда как вся семья в беспокойстве ждёт не дождётся, не смыкая глаз, а мужа точит подозрение, что задержка может быть и не служебной, а …
- Тогда я попрошу генерала, - тёмные глаза сверкнули решимостью и гневом, - чтобы он сегодня же перевёл к вам в отдел в непосредственное ваше подчинение.
Лапшин так и осёкся, волком глядя в помутневшие от ярости глаза и понимая, что нашла коса на камень, и он не в силах преодолеть слабую, но упругую силу и настоять на своём. А генерал, от которого зависело окончательное решение, уже вернулся. И она сразу к нему.
- Товарищ генерал! – обратилась, ёрничая, чуть звенящим, требовательным голосом, исключающим отказ. – Прошу посодействовать о немедленном переводе в следственный отдел.
Генерал отечески полюбовался её пылом и перевёл понимающие глаза на хмурого Лапшина.
- А как начальник отдела?- поинтересовался для проформы, понимая и без того, что тот против. Настырка же, хитря, смягчела и взглядом, и напряжённым телом, и тоже повернулась к старшему следователю, настойчиво буравя пронзительным, умоляющим взглядом.
Лапшин передёрнул плечами, неопределённо глядя в сторону и пытаясь удержаться от непотребного, ошибочного решения, о котором придётся не раз жалеть.
- Не возражаю, - промямлил глухо, нервно застёгивая и расстегивая молнию на куртке. Оба родственника враз облегчённо вздохнули, а младший лейтенант вне уставных отношений смачно чмокнула в щёку папашу, а потом… Не ожидавший ничего подобного Иван Алексеевич даже отшатнулся и почему-то подумалось, что не против был бы и повторить согласие, и вообще не против такой подставы, когда влепили по одной.
- Вот и ладно, - наложил окончательную резолюцию главный начальник, - накажу, чтобы Варягин оформил назначение. Майор, я присоединил тебя на вольных хлебах к нашим следователям. Обмозгуете со старшим, Воронцовым, диспозицию и последующие действия. Ясно?
- Так точно! – вытянулся Лапшин и поспешил на выход.
Воронцова тоже звали Иваном, только Петровичем, и два Ивана быстро, не топорщась, столковались, дружно углубившись в обсуждение информации от Карцевой и из мобильника. Тем более что Чириков, ошивающийся среди чужаков с самого начала, познакомил их с ощутимыми вещественными уликами, не касаясь психофизических, не понятных для него самого. Сообщений в мобильнике не оказалось, зато вызовов – вдоволь и некоторые из них очень любопытны, видно, мужик был общительным, скорее всего, связником, подумал Иван, который Алексеевич. Сверившись со своим мобильником, Лапшин опознал знакомые номера Книппера, Козлова, Адама и, конечно, Веймара. Причём последний звонок исходил от последнего. «Жив, значит, курилка», - порадовался за ювелира и за себя - прозорливца. Воронцов установил звонки, принадлежащие начальнику спорта, заместителю генерала по кадрам и одному из своих следователей, недавно переведённому из соседней области. Зафиксировали у себя и все остальные телефонные номера, чтобы позднее через операторов узнать, кому принадлежат. Большего не успели, потому что вошёл генерал и приказал:
- Всем ко мне. - Когда все собрались – пришёл и Варягин – объявил, что даёт 10 минут на сборы. Потом… потом пришлёпнул-таки отщепенца, ожидавшего всего, но только не такого. – По результатам ознакомления с городскими делами мною приняты следующие кадровые решения, - и врезал, да наотмашь так, что у Лапшина обе щеки загорелись. – Подполковник Варягин Всеволод Олегович освобождён от занимаемой должности в связи с заявлением об уходе на пенсию, - прозвучало как гром с ясного морозного неба. – Исполняющим обязанности начальника полиции города назначен Лапшин Иван Алексеевич, которому одновременно присваивается очередное звание подполковника. Надеюсь, что смена руководства никак не повлияет на успешную работу отдела. Подполковник Лапшин включён в следственную группу по делу Веймара, которое будет производиться под руководством подполковника Воронцова. Всё! Вопросы есть? – Вопросов, как всегда, не было. И вышел, дав сигнал своим в спешном порядке собирать манатки и отваливать восвояси. Два Ивана только и успели обменяться телефонными номерами и договориться о ежедневных утренних консультациях.
Проводив с облегчением, как и положено, начальство, Иван Алексеевич враз отяжелевшими ногами поплёлся на передачу должностных функций к Варягину. Тот встретил, стоя у стола, на столешнице которого уже покоился туго набитый чемоданчик. Лицо пенсионера как-то мгновенно окаменело и посерело, а глаза упорно избегали взгляда преемника.
- Всеволод Олегович, - начал виноватым голосом Лапшин, - я… - и не знал, что сказать.
Варягин взял чемодан, перебил:
- Я настоятельно рекомендовал вас, вопреки желаниям Книппера и колебаниям генерала. Бумаги приведены в порядок… да вы и сами в курсе всех дел, так что… - решительно шагнул в абстрактное будущее, решительно оставляя неудавшееся прошлое, старательно обогнул стоявшего, безвольно опустив руки и глаза, Ивана Алексеевича, и направился к двери чёткой уверенной походкой. – Желаю приятных ощущений, - не удержался, чтобы не съехидничать напоследок по-простецки. Умный человек, он, конечно, знал о невиновности в произошедшем бывшего помощника, но и себя не хотел винить ни в чём, и потому предпочёл оставить вину всё же на безвинном, остающемся здесь по воле несправедливого случая. За спиной без вины виноватого гулко хлопнула дверь, заставив вздрогнуть, и – всё!

-11-
Он – один на один с собой и со всем, что ему здесь не по душе и что вряд ли пересилишь на свой лад. Росло и крепло чувство, что влез не в свою тарелку. Тускло уставясь, брезгливо перебирая аккуратно разложенные и пристёгнутые бумаги, в полной апатии и отупении отвечал на звонки-поздравления, словно не сам, а кто-то со стороны, давал распоряжения, которые можно было и не давать и т.д. и т.п. – сплошная рутинная дребедень, отнимавшая время и душевные силы, необходимые на сыск. Срочно нужен помощник, который освободил бы его от текучки, бумаг и малых дел. Чириков? Что-то верный товарищ, прячась за широкие спины, даже не поздравил с ярмом. Неужели подточили зависть и обида? И карьерный тупик, из которого без образования и соответствующих корочек не выбраться.
- Разрешите, товарищ подполковник! – «Наконец-то нарисовался!». Лапшин, не успевший ещё прикрепить вторую звёздочку на погоны, и забывший о ней, вышел из-за непривычно устойчивого стола, втягивающего в неотложку по уши, улыбаясь, поспешил навстречу. – Явился за ценными указаниями, - официально сообщил хмурый Сан Саныч, ехидничая.
- Будут, будут, - обнадёжил оживший Иван Алексеевич, - ещё как будут. Проходи, приземляйся, - потянул за рукав старого надёжного товарища и бесценного помощника поближе к пьедесталу. – Что такой пришибленный, словно в напряге от повышения жалованья?
- Дож-дёшь-ся …- пробурчал не склонный к панибратству с выскочкой ерепенистый подчинённый. – Мне тоже пора …
- Куда пора? – не врубился сходу Лапшин.
- Нехорошо с Варягиным.
Иван Алексеевич понял, о чём он и отчего в подавленном настроении. Присел рядом с расстроенным Чириковым, положил свою ладонь на ладонь друга, успокаивая и извиняясь.
- Он сам не захотел, - пояснил, почему не было торжественных притворных проводов начальника, которого не любили и который отвечал взаимностью. – Гордый. Нас и в грош не ставил. Обиженный всеми.
Сан Саныч убрал ладонь из-под руки нового начальника.
- А всё едино неприятно: словно метлой шварк – и нет тебя. – Помолчал чуток, переживая. – И меня – так.
Лапшин не стал успокаивать того, кто нахватался в жизни всяческих передряг и в минутном успокоении не нуждался.
- Никто не застрахован от фортелей судьбы, всяко может повернуться. К сожалению, чаще всего – задом. – Обнадёживающе прихлопнул ладонью по столешнице. Что о том думать! Главное, чтобы сам с собой жил в согласии.
- К весне слиняю, - упорно твердил глухим голосом неутомимый, полный сил помощник, уговаривая себя.
Лапшин поднялся, возбуждённо отодвинув ногой заскрипевший стул.
- А здесь кто? – со злобой вопросил упрямившегося капитана. Тот только пошевелился, скрестил пальцы рук, словно связал в замок нелёгкое решение, посмотрел в верхний угол, затянутый паутиной, где в безнадёге подыхала чудом ожившая зимой муха.
- Натаскивай молодых, - посоветовал зло, - а то они, желторотики с волчьей пастью, целыми днями ошиваются у компьютера, предпочитая гнобить жульё в интернете, а больше всего – крутить мозги смазливым чувихам.
- Знаю, - подтвердил начальник, - не я их делал, не моя вина, а натаскивать… на талант не натаскаешь, если его нет, никакая натаска не поможет. На подхват годятся, и то ладно.
Чириков скривился как от зубной боли.
- А зачем баруху взял?
Лапшин близко подступил к сидящему нытику, даже наклонился, чтобы быть ещё ближе.
- Я взял? – почти прокричал. – Мне её «взяли»! И поперёк не попрёшь – дочь генерала! – но о том, что дал согласие, умолчал.
- Вон как… - удивился Чириков и почему-то улыбнулся, может, обрадовался, что нечаянно обманулся в младшем товарище. – Я и не знал.
Лапшин отошёл, расслабившись.
- И я до приезда папаши не знал. Варягин принимал её и не поставил в известность. – «Может, хотел, чтобы я обжёгся на ней?», - мелькнула подлая мыслишка. – Наверное, думал в либеральном затмении, что главное – погоны, а не родство. – Иван Алексеевич снова присел. – Девка, правда, - бой, не чета нашим чмокам. Втемяшилось, видишь ли, стать следователем, а у нас с тобой подучиться. Думаю, до весны перья от нашей бытовухи пообтреплет и слиняет. – Лапшин приобнял товарища по оружию за плечи. – Не вижу, Саша, последышей. Придётся нам с тобой ещё поишачить, пока не засветится какой-нибудь самородок, которому можно будет безбоязненно передать наш опыт. Когда это случится? А чёрт его знает! А пока… пока надо терпеть.
- Где ты её пристроил? – уже миролюбиво спросил терпеливый ишак.
- Пасёт Адама с утра.
- Зря.
- Что зря?
- А то, что на толковище у генерала был и Козёл с неясной стати. Он, конечно, её засветил, а от него и Шумахер узнал, в чьей она шкуре. Как бы фертовый гад не навёл на девку уголовку: попортят физию, и тебе вместо того, чтобы навешивать вторую звезду, придётся сдирать и ту, что имеешь.
Лапшин нервно пригладил седеющие волосы.
- Как это я лопухнулся?
Теперь уже Чирикову пришлось успокаивать товарища.
- Бывает… - Он-то совсем отошёл душой, поняв, что томиться не о чем, что зря катил бочку на друга,