гладить теперь ее спереди совсем беспрепятственно. Я этим и воспользовался. Раз, еще раз.
- А ниже? – Спросила она. Я провел и ниже. Затем снова спину и спереди, потом опять ниже. В голове организовалась некая неустановленная команда чертиков, которые напропалую нашептывали и советовали, по отношению к Виктории, разные там, с моей точки зрения запредельные, гадости, и аморальные непристойные штучки, которые, даже не ожидая от себя, я тут же исполнял, ощущая, что мне это нравится, но, как оказалось, по мере их реализации, это нравилось и Виктории. Это было понятно по ее затаенному дыханию. Казалось, что она прислушивается к своим ощущениям. А еще полностью отсутствовали, с ее стороны, недовольные восклики. И когда я уже полностью перешел черту стеснения, делая массажные движения по всему телу, не пропуская вообще ничего, за исключением разве что… Да нет, вообще без всяких исключений. Виктория сказала:
- Подожди. – И перевернулась с живота на спину, одновременно снимая с себя последнюю нижнюю часть одежды. – давай, - сказала она. Но на такой вид массажа моих сил хватило буквально на несколько счастливых секунд, после которых произошел буквально физиологический взрыв, как водится, вполне ожидаемый в таких случаях, и я просто на пределе, на самом пике счастья, но обессиленный физически, отвалился в сторону, раскидав руки и ноги по кровати.
- Я в душ, - сказала Виктория, и бесшумно соскользнула с кровати. Я валялся среди скомканного и скрученного одеяла веселый и удовлетворенный, полностью парализованный временным бессилием, чувствуя, что я снова самый довольный человек на этом свете. Ощущения отправили меня прямым рейсом сразу на небеса, и я там кружился в невесомости, среди белоснежных пушистых облаков, среди бесконечности, любви и беспечности.
Виктория вышла из ванны, укутанная в короткое полотенце, оставляя открытыми плечи с руками и ноги. Стараясь демонстративно не открываться, она стала постепенно находить тут и там и одевать на себя свои вещи.
- Массаж помог, - тихо проговорила она, - но говорить об этом никому не надо.
Я согласно кивнул и счастливо улыбнулся в ответ, смотря, как она, под моим прямым немигающим взглядом, стеснительно одевается. По мере того, как женщина торопливо нацепляет на себя, накидывает и натягивает различные аксессуары, а я глядел на это волшебство, понимая, что нет ничего прекраснее для мужчины, чем зрелище стеснительно одевающейся женщины, и чувствовал, что еще быстрее, чем она облачается в свои одежды, у меня снова нарастает желание опять сделать массаж. Но Виктория торопилась, уже нервно застегивая на себе последние пуговки, опять превращаясь в настоящую недоступную бизнес вумен. Оставались сапоги и зимняя куртка. Сейчас она их оденет и исчезнет, оставляя меня в гостиничном номере совершенно одного, с непреодолимым желанием делать массаж. Дождавшись, когда она на мгновение отвернулась, я, сам не узнавая себя, проигнорировав основной постулат Виктории, гласящий, что прежде чем что-либо сделать, надо думать, а не прыгать в постель с первой же попавшейся женщиной, рывком поднялся с кровати и нежно обхватил ее сзади, прижимаясь к ее спине всем телом, вдохнув полной грудью божественный аромат ее духов и тела. Виктория бессильно опустила руки. Я расценил это, как согласие на немедленное повторение, и приложил силу, чтобы повалить ее на кровать, но она тоже сделала уже противоположное усилие, чтобы устоять на ногах. Но справиться с разъяренным мужчиной, пусть даже и ниже ростом, женщине ой как не просто, и поднажав еще сильнее, я опрокинул ее в мягкую постель. На этот раз Виктория попыталась молча сопротивляться, прерывисто дышать и отталкиваться руками и ногами, не давая ничего с себя снимать и расстегивать, но на этот раз это было уже и не нужно. Несколькими, похоже природой заложенными в мою генетическую память приемами, я сложил ее тело в положение, при котором активное сопротивление практически невозможно, это когда ее колени оказались почти возле ее же головы, а вернее: ее голова между ее же коленей. В порыве страсти порвал прямо на ней колготки, и снова сделал ей основную и заключительную фазу энергичной части массажа, которая длилась дольше, чем в первый раз, и была более брутальной, в исполнении, с силовой и немножко животной составляющей, и не терпящей никаких возражений волевой нагрузкой. И лишь когда ощутил полную удовлетворенность и выход наружу всей энергии, расслабился, распуская сковывающие объятия, и выпустил ее из своего любовного плена. Виктория торопливо встала, с неприязненным видом, быстро отряхивая невидимые пылинки и следы грубого к себе отношения, поправляя на себе одежду.
- Будем думать, - сказала она, - что это виноват бокал вина. Но больше так делать нельзя. Иначе мы поссоримся.
Я согласно кивнул.
- Вызовите мне, пожалуйста, машину.
- У меня нет телефона.
- По внутреннему гостиничному телефону попросите машину.
Я так и сделал: взял аппарат. На том конце сразу же, словно там держали уже у уха трубку, в ожидании звонка от меня, послышалось «алло».
- Мне бы машину.
- Машина у крыльца ждет вас, - проговорил очень добрый и мягкий женский голос.
- Машина ждет у крыльца, передал я слова Виктории.
- Виктория, ничего не отвечая, словно не услышав меня, прошла в гостиную, молча сунула ногу в один сапог, и замерла, о чем-то задумавшись. Я в это время успел одеть одну часть одежды на себя.
- Молнию не поможете застегнуть? – Спросила она.
- Что?
- Молнию на сапоге помогите застегнуть, - попросила она еще раз.
- Конечно! – Обрадованно кинулся я к ней, воспринимая эту ее просьбу, как некий великодушный жест примирения. Виктория выставила вперед ногу, поставив ее боком, на ребро сапога, чтобы молния оказалась передо мной. Я взялся за бегунок и плавно сопроводил его до самого верха, понимая, что данное действие было вполне под силу самой Виктории. Тем временем она сунула другую ногу во второй сапог, и тоже подставила мне для застегивания. Сапоги были сделаны из самой первоклассной, очень мягкой натуральной кожи. Я застегнул вторую молнию и провел ладошкой по ноге,
запуская ее под юбку.
- Меня дома давно ждет муж. – Сказала она тихо и устало, и я невольно отстранился, отпуская ее ногу, и осознавая, что она не моя женщина. Она тут же встала, подхватила свою куртку, и уже на ходу накидывая ее, направилась решительными шагами, не оглядываясь, к выходу.
- Спокойной ночи, - услышал я, и дверь за Викторией закрылась.
- Спокойной ночи, - промямлил я уже закрывшейся двери.
Ночью я долго не мог уснуть. Впервые за все время пребывания в Московской гостинице, взял пульт и включил в спальне телевизор. Телевизионных каналов было много. Я щелкал канал за каналом, улавливая только лишь несколько мгновений какой-нибудь передачи или фильма, или рекламы, и перелистывал следующий канал. Слишком много разнообразных впечатлений свалилось на мою голову за эти последние дни, которые кусочками всплывали в моей памяти, вызывая всплески еще живых эмоций и почти реалистичных ощущений только что имевших место быть событий, которые по своей силе произведенного впечатления с лихвой перекрывали интерес к любой телевизионной передаче. Теперь получалось, что я породнился здесь не только с Анжелой, но и с Викторией, и теперь идти к руководству, требуя вернуть Анжелу, и, при этом, подставлять под удар Викторию, было делом невыполнимым, противоестественным, и просто идиотским. Так получилось, что я незримо взял на себя обязательство оберегать еще и Викторию. Но и Виктория своим поступком возможно спасла меня от увольнения. Несколько раз я ходил в гостиную, закидывал из тарелки Виктории себе в рот кусочек риса с мясом, называемого на итальянский манер ризотто, затем снова возвращался в постель, к телевизору. Захотев еще раз, хотя бы в мечтах, снова прикоснуться к Виктории, я в один из заходов за ризотто, налил себе бокал вина, опять такой же полный, какой был у меня в первый раз, и поднял его перед глазами, оценивая колер нового для меня напитка, затем, отправившись с ним на кровать, сел перед телевизором. И лишь когда поза мне показалась наиболее удобной, я поднес бокал к губам, вспоминая, как Виктория вдруг придержала его снизу, не давая возможности отпустить, после первого же глотка, и вынуждая выпить его до самого дна. Так я и поступил на этот раз: выпил бокал до самой последней капли. Затем снова ощутив голод, я отправился в гостиную, сел за столик, и доел остатки ризотто.
Сон пришел уже тогда, когда ночь готовилась к встрече с утром.
Разбудил меня щебет телефона внутренней связи. Не сразу сообразив, что это так настойчиво чирикает и стрекочет, открыв глаза, пытался взглядом обнаружить источник акустического дискомфорта, пока наконец не сориентировался, что это издевательски себя вела трубка телефона.
- Алло? – Спросил я.
- Алло, Владимир? – Послышался мягкий, и как показалось, дружелюбный голос Виктории. От сердца сразу отлегло, потому что я полагал, что сильно обидел ее. Но голос, своей нежностью и пушистостью, торжественно свидетельствовал совсем об обратном, что никакой обиды нет, и даже совсем наоборот, между нами очень даже теплые, хотя и официальные отношения. Впрочем, Виктория продолжала сохранять деловую дистанцию, обращаясь ко мне полным уважительным именем, то есть до панибратства все же у нас не доходило, несмотря на все те события, которые случились этой ночью.
- Как вы себя чувствуете?
- Я? Нормально.
- Вы спали?
- Нет, давно не сплю.
- Очень хорошо. Я тут провела небольшую работу, попробовала звонить на ваш номер телефона каждые десять минут, в надежде, что может быть кто-то его услышит, поднимет и ответит. – Виктория сделала паузу, давая время, чтобы ее информация успела дойти до моего мозга. – И вот телефон нашелся.
- Да?
- Да. Его дворник нашел, убирая двор. Я его попросила сесть на такси и привезти телефон сюда, к нам в офис. Дала ему тысячу за такси и тысячу за найденный телефон. Мне кажется, он ушел довольный.
- Я отдам, - поспешил сказать я в трубку.
- Не обязательно. И еще, я узнавала, в нашем отделе кадров никаких данных по Анжеле, кроме, конечно, ее имени, нет, даже фамилию и отчество никто не взял на себя труд записать, то есть ее приняли на испытательный срок, с условием, что возьмут на постоянную работу, если сможет показать себя с положительной стороны, особенно сильно в это не веря. Я набралась смелости, вы уж простите меня за это, позвонила на номер Анжелы с вашего телефона. Хотела чисто по-женски поговорить с ней, убедить, что она вам очень дорога, и нужна вам. – Виктория опять сделала паузу. У меня, от напряженного ожидания, подступил ком к горлу. – Но на том конце автоответчик сообщает, что абонент недоступен. Может села батарея. Наверное, надо подождать.
- А телефон? – Спросил я.
- Телефон я к вам завезу в обед.
- Это когда?
- Официальный обед у нас с часу до двух.
- Так долго? Может я возьму такси и сам приеду?
- В смысле долго? Уже без десяти час. Вы что, до этого времени все спали?
- Я?... Похоже, да.
- Тогда все понятно. В общем, я скоро буду. Думаю, у нас остались добрые, но исключительно деловые отношения? – Наступила ожидательная пауза.
- Да, конечно, - наконец сообразил я, что нужно дать ответ на
С уважением, Пётр