приготовила терминал.
- Семь тысяч, - озвучила она цену моей покупки. Я вынул из кармана карту гостиницы и коснулся ей терминала. Тот удовлетворенно пиликнул, и в качестве своеобразной благодарности, выдал белый чек с черными буквами и цифрами.
- Я заберу вчерашнюю тележку? – Спросила она, хотя и не видела, где та спрятана.
- А, да. В той комнате, - показал я на спальню. Девушка размеренно, будто демонстрируя собственную важность и достоинство, прошла в спальню, и оттуда уже вышла, катя перед собой тележку с пустыми грязными тарелками. Еще несколько секунд, и от нее в номере остались лишь одни положительные воспоминания, да бутылка вина на столе, за семь тысяч рублей. Глубоко вздохнув, я еще раз обвел взглядом номер, ища какие-нибудь изъяны в уборке помещения. Вроде бы ни на чем серьезном внимание не остановилось, признавая мои успехи в качестве начинающей горничной. И тут опять в дверь постучали.
- Открыто! – Обрадованно крикнул я, улавливая незнакомые ноты и ритм выстукиваемой мелодии, совсем не такой, каким обозначала свой приход Виктория. Дверь осторожно открылась, и в помещение вошла незнакомая девушка, примерно моего роста, если мерять вместе с каблуками сапог, на которых стояла. Вместо шапки, несмотря на довольно холодную погоду, стильно уложенная прическа из недлинных, можно даже сказать коротких волос. Черты лица неземной красавицы. Пожалуй, Джоконда Леонардо да Винчи, рядом с ней выглядела бы по-деревенски убого. Молния куртки расстегнута. Под ней проглядывал черный жакет с белоснежно-белой юбкой, а под жакетом еще и черная шелковая рубашка с стоячим воротником, и свободолюбиво расстегнутой верхней пуговицей. В руках она держала очень маленького размера черную кожаную сумочку-клатч, с длинной блестящей цепочкой.
- Здравствуйте, - проговорила она довольно приятным меццо-сопрано. – Вы Владимир?
Я согласно кивнул.
- А я Алена, от Виктории. Можно войти?
- Д-да, пожалуйста, - произвел я широкий приглашающий жест рукой, пытаясь быстренько перестроить свою психику от ожидательного состояния прихода Виктории, к внезапному появлению, вместо нее, совсем незнакомой мне гостьи, обладательницы черного пояса по красоте, двадцать там девятого уровня очарования, и еще полным набором всевозможных и невозможных женских отличий, и достоинств, от которых мужчины, по своей природе, обычно просто теряют голову, и по уши влюбляются сразу и безоговорочно. Алена грациозно шагнула вперед, смотря немного мимо меня, явно изучая обстановку, и похоже пытаясь определить, один ли я сейчас в номере. Одну руку она, как бы небрежно, согнула в локте, раскрыв ладошку, обозначая тем намек, что туда следовало бы чего-нибудь положить. Я, сообразив, что это явно просьба не закурить, быстро выхватил из кармана четыре пятитысячных купюры, разделил их поровну, и одну половину положил в эту самую ладошку. Пальцы, будто ракушка моллюска, поймав свою добычу, тут же захлопнулись, и две бумажки переселились на новое место жительства в клатч.
- Красиво у вас, - выдала она комплемент, уже увереннее проходя в гостиную. Сориентировавшись, что кругом лежат ковры, спросила.
- Я сапоги сниму?
- Да, пожалуйста. Может, вина?
- Вина? – Переспросила она.
- Да, вот.
- Ну если совсем немного.
Я торопливо взял штопор, как профессиональный бармен, и ловко открыл им бутылку. Затем налил половину бокала и предложил его Алене, а сам наполнил так же наполовину второй бокал, сделав вид, что собираюсь его выпить, но ожидая, когда гостья начнет это делать первой. Но девушка лишь слегка пригубила вино.
- М-м, очень вкусно! Приятный букет. – Оценила она напиток. Я тоже сделал один небольшой глоток, стараясь не отставать от нее в элегантности. Да и кто его знает, как себя вообще следует вести истинному джентльмену в подобной ситуации? Где план действий? В каком порядке необходимо следовать этикету? И какой он из себя, этот самый этикет подобных случаев? Когда тебе отводится всего два часа на то, чтобы успеть познакомиться с девушкой, успеть ее очаровать, соблазнить, и выполнить остальные, полагающиеся в таких случаях, процедуры, а потом расстаться, как будто ничего и не было. Что-то тут было во всем этом противоестественное, антагонистическое моему всему предыдущему воспитанию. Да и поступают ли так джентльмены вообще? В воздухе повисла немая пауза. Но Алена использовала ее профессионально, можно сказать по прямому назначению, любопытно заглянув, тем временем, в соседнюю комнату. Там она увидела мою безразмерную кровать, и тут же настороженный взгляд, превратился в дружелюбно-хитрющий. Видимо кровать ей пришлась больше по душе, чем гостиничный диван.
- Владимир, вы тут спите? – Спросила она, как бы подзывая меня тоже войти в спальню. – М-м, а она мягкая? – Похвалила она, трогая ее ладошкой и еще раз чуть пригубив вино. – Я куртку сниму? – Спросила Алена, и не ожидая ответа, вернулась в гостиную, поставила бокал на журнальный столик, положила куртку в кресло, и снова взяла в руку свой бокал с вином. После, не давая мне времени выйти из спальни, она вернулась обратно к кровати. Я стоял как вкопанный, только поворачивая голову, внимательно следя за ее передвижениями и действиями. Все красивые слова и комплементы перечеркнулись отданными десятью тысячами, и я никак не мог подобрать то, что бы подходило именно сейчас. Видимо Алена поняла, что я собрался стоять в почетном карауле возле своей кровати все отведенные мне два часа, еще и прикидываясь немым, поэтому спросила у меня, - можно? – И при этом приняла у меня из руки мой бокал, согнула колени, приседая, и ставя мой и свой бокалы вместе рядом, прямо на пушистый ковер, возле кровати, а вставая, расстегнула у себя единственную пуговку на жакете.
- Вы не обнимите меня? – Состроила она виновато-просящие глазки.
- А? Да-а. – Потянул я руки к ее тали, но она их одними своими пальчиками приподняла чуть выше, и сама шагнула вперед ко мне, чтобы объятие получилось не фигуральным, чисто символическим, а настоящим, всем телом к телу, а мои руки двумя скобами обхватили ее спину. И я опять замер.
- Ну? Как? – Поинтересовалась Алена.
- Приятно, - честно признался я, понимая, что мои руки прошли под ее жакет и обняли ее тело через тонкую шелковую рубашку.
- Теперь дальше, - шепнула она, обдавая сладким фруктовым запахом своей губной помады. Я подумал, что ее следует конечно же поцеловать, и потянулся губами к ее лицу. Но она вдруг резко отпрянула от меня своей головой.
- Только в губы не целовать, - строго предупредила Алена. Я снова опешил, не понимая, а что тогда можно делать. Но девушка чуть отпрянула от меня всем телом, заставляя распустить захват, и поймав одну мою руку своей, сама сунула мою ладошку себе под блузку спереди, прямо до своей груди. – Ну же! – Прошептала ласково она, намекая, что пора бы уже стать активнее.
И так, каждый раз, не давая мне замереть и просто тихо прочувствовать, и насладиться происходящим, как она опять, пусть и ласково, понуждала к активным действиям, торопила, подгоняла, не позволяла спать на рабочем месте. Наверное, это можно было поставить ей в плюс. Когда дело дошло до непосредственной реализации моих мужских функций, то появилась резинка, пусть и с фруктовым ароматом. Для мужчины это примерно тоже самое, что любовь в скафандре: глаза видят, а ощущение близости, к которому в общем-то и стремится каждый мужчина, почти отсутствует. Затем был короткий передых, после которого Алена опять стала атаковать, вынуждая проявлять чудеса бодрости и физической выносливости. Если первый раз я, хоть и с некоторыми проскальзываниями и замираниями, был радостно-доминирующим в своих действиях, то во второй раз, без всяких мудрствований, Алена взяла бразды правления над моим телом полностью в свои руки, так как моих морально-волевых качеств уже явно не хватало, на почти сразу же немедленное повторное исполнение главной солирующей ключевой сцены спектакля. И лишь благодаря ее неуемной энергии, и нечеловеческой активности, она все же вывела меня на новую высоту моих спортивных достижений, превзойдя в этом даже моего тренера по борьбе, в деле, как оказалось, не совсем-таки легких, любовных утех. После мы, переводя дыхание, допили свои бокалы вина. До прощания оставалось немного больше часа. Все что хотелось, как в хорошей сказке, уже исполнилось. В сфере разговорного жанра Алена, по всей видимости, была не так развита и продвинута, чтобы составить кому-то компанию, в качестве собеседника. Я попробовал рассказать несколько анекдотов, но после первого она посмотрела на меня очень внимательно и серьезно, как бы спрашивая: «Ты что, идиот?», после чего необходимость в следующих анекдотах сама собой у меня просто отпала. И вроде бы наступала опять пауза, как Алена, видимо отрабатывая свой гонорар очень добросовестно, с еще большей боевой злостью и рвением накинулась на меня, вытворяя уже не только все мыслимое, но уже даже и немыслимое, чтобы снова разбудить во мне настоящего мужчину. Я даже какое-то время смотрел на это совершенно безучастно и отрешенно, используя взгляд со стороны, словно дело происходит совсем не со мной, а так, с кем-то другим. Как бы говоря: «Ну, ну, давай, давай, посмотрим, что у тебя получится, детка». Но, через небольшое время, мой организм сам по себе вдруг постепенно начал откликаться на ее волшебные усилия. Еще через несколько минут я вдруг ощутил себя мощным разъяренным бизоном, которого уже ничем нельзя остановить, и схватился за дело с ранее неведомой для меня силой и энергией. Голова, похоже, совсем перестала контролировать тело, которое, ощутив истинную безграничную свободу, подчинило себе Алену со всей возможной страстью, на которую был только способен человек, у которого, помимо основного, подключилось еще и второе дыхание, и запустились все, доселе, спящие резервы организма. Когда же состоялась финальная кульминационная сцена, сыгранная, как и учат в театре, с полной отдачей себя, с эмоциональным и душевным надрывом, и даже с надломом, и изданием непечатных гортанных звуков, напоминающих безудержный беспричинный смех сумасшедшего, то тут стало ясно, что Алене удалось сотворить с моим организмом нечто ранее мной непознанное, и не представляемое о себе, что я могу быть вот таким. Далее, меня словно выключили выключателем. Я самым настоящим образом вырубился, забыв про свою гостью, отметя любые предрассудки о такте и гусарских манерах, предписывающих проводить женщину, в каком бы виде не был сам, поправ тем самым честь офицерского мундира. Хотя из всего мундира на мне присутствовал лишь кусочек резинки со вкусом жвачки.
Очнулся я где-то посреди ночи. Свет был заботливо выключен, девушка, словно ее никогда и не существовало, просто исчезла, оставив в моей постели неповторимый армат своих духов, крема и пьянящий запах собственного тела. Ощущения были, словно по мне несколько раз туда-сюда проехался асфальтовый каток: не оставалось ни одного живого места. Я бы так и продолжил валяться в кровати, снова погрузившись в сон, но еще сильнее, чем спать, хотелось кушать. Пришлось, хоть и с великим трудом, но все же шевелиться. Каждое движение откликалось множественными покалываниями в различных местах организма,
С уважением, Пётр