доводит!
– А тебя спрашивали?! – разъярился Веселопедов, – Чего лезешь-то?!
– Не, ну-у-у... Если господу угодно, расскажи ему, как шел на мировой рекорд, и как перед самым финишем японский киллер с березы сшиб тебя на максимальной скорости резиновым кирпичем, – ритмично манипулируя ладонью, выдала Гениталья.
– И не-е было никаки-и-их проститу-у-уто-ок!!! – вскипел Афоня, – Я спиною-то об лавку гранитную! Об угол лавки-то, а не об колено!
– Тьфу на тебя! – воскликнула Гениталья и развернулась к Дыроколову, с коим и продолжила прерванные дебаты о пользе пьянства...
– Злая на меня, – кивая на супругу, вкрадчиво прошептал Афанасий, – А было б за что... Хрен теперь памперс поменяет... Ты это... Игорь.
– Я весь – внимание, – радушно откликнулся бог, – Чего там у тебя? Говори – не менжуйся.
– Так памперс мне пора бы сменить, а она злая. Как собака, – продолжил окольный подход к сути Веселопедов, – Ты это...
– Ну, чего тебе(?), друг мой ситный, – скорчил бог любвеобильную мину.
– Смени памперс. А? – наконец-то насмелился Веселопедов, – Вроде, и рано менять-то, но почему-то сильно уж в праздник хочется свеженького. А она злая. Давай отъедем на кухню, а ты там мне и того... Памперс и поменяешь.
– А нафига тебе памперсы менять? – с интригующей усмешкой спросил бог.
– Так это.., – растерялся Афоня, – Так... Для гигиены ж и... для комфорта, и для праздничности настроения...
– А хотел бы без памперсов и без этого кресла на колесах? – аж как-то по-охотничьи азартно застрелял глазенками бог, – Хотел бы полноценно(?), как в молодости.
– Спрашиваешь, – прозвучало в ответ пропитанное безнадегой, – Кто б не хотел?
– Ну, тогда пососи мой указательный палец, – поднося ко рту Веселопедова скомбинированную в пистолет заскорузлую кисть, предложил бог.
– Да ты чего-о-о(?), Игорек, – отшатнувшись от божественной длани и отрицающе замотав головой, пробормотал Веселопедов, очевидно ошарашенный зело странным предложением, – Ты за кого меня принимаешь? Я тебе... не из этих.
– Сос-си, идио-от, – тыча окаймленным полумесяцем грязи ногтем в плотно сжатые афонькины губы, нахмурился господь, – Чего развыкобенивался? Люди ради здоровья и не такое сосут. А я тебе по-дружески всего-то палец. Сос-си, ур-род...
Быстрехонько отвыкобенившись, Афоня, кривясь от брезгливости, все-таки принялся робко насасывать божий перст указующий. Увлеченные ж дискуссией на тему алкоголизма в инопланетных цивилизациях Гениталья с Дыроколовым даже и краем глаза не заметили оного действа...
Минут через пару-тройку божественный врачеватель сказал «хватит» и, вынув изо рта пациента заметно отмытый слюною перст, шепнул на ухо:
– Приспусти штаны.
– Я на это не подписывался! – пуще прежнего взволновался Веселопедов, – В жопу не дам! Даже хоть чем не дам. Даже хоть пальцем.
– Да нужна мне твоя сраная жопа. Я ж тебе не извращенный проктолог, – осерчал господи и принялся разворачивать инвалидную коляску с пациентом тылом к себе, – Тоже мне целочка. Скорее, пока палец не обсох...
Повазекав обслюнявленным пальцем по афониной пояснице и энергично отшлепав ее, бог толкнул инвалида в загорбок и напутствовал: «Иди. Шагай во имя отца и сына, и святого духа. Аллах акбар! Аминь! Харя Кришна!»...
Ошарашенный, как ему мнилось, отстойной аморальностью врачевательной процедуры Афоня даже и не попытался шевельнуться, застыв потрясенным до глубины души изваянием...
– Ну, чего ты? Вставай! – с нетерпением понукал пациента Игорек, – Вставай, слюнтяй! Иди!..
– Не могу, – промямлил пребывающий в ступоре Веселопедов, – Не верю.
– А ты поверь, и всё будет о'кей.
– Не верится...
Бог шатко встал и, ухватившись за ручки инвалидной коляски, неспешно покатил Веселопедова вон из залы.
– Куда? – справилась вослед Гениталья.
– Да сейчас мы. Мигом, – бросил через плечо бог, – Покатаю чуток твоего велосипедиста по квартире и... И сразу ж обратно. Пусть развеется.
– Ну, покатай-покатай. Развей, – дозволила Гениталья, – Да только не лихачь. Только не с ветерком. А то еще чего-нибудь сломаешь. А мне еще с ним жить да жить.
– Лады. Я тихохонько, – заверил бог...
Спустя где-то с десятиминутку, когда Гениталья с Дыроколовым увлеченно хаяли российский олигархический бомонд, бог вернулся. Усевшись за стол, он затяжно позевнул; после чего нимб замигал, замерцал и скинул накал вплоть до минимальности. Уронив голову на скрещенные на столе руки, господь вскоре умиротворенно запосапывал...
Спустя чуть в залу шаткой походкой вошел потирающий ягодицы Веселопедов. Кинув на дрыхнущего господа отрешенный от мира сего взгляд, Афоня проворчал себе под нос: «Тоже мне футболист тут нашелся. Всю задницу распинал.»
Подойдя к столу, Веселопедов зацепил из тарелки солидный пучок квашеной капусты.
– Куда-а-а?! – пресекающе шлепая супруга по кисти, разгневалась Гениталья, – Ру-уки мы-ыл?!..
Вот на этом самом месте Веселопедова потеряла дар речи, отвесила до ключиц нижнюю челюсть и выпучилась на супруга, будто ее только что поперек тулова переехало паровозом...
– Чего с тобой? – с неподдельной тревогой вылупился на ошалевшую собутыльницу Дыроколов и с размаху долбанул ее кулаком по загорбку, – Поперхнулась?
– Хуже, – наконец-то обрела дар речи Гениталья и замедленно указала на сызнова тянущего руку к квашеной капусте супруга, – Гляди.
– Гляжу. И чего? – перенацеливая взор на Веселопедова, поинтересовался Дыроколов.
– Он-н х-х-ходит, – последовало пояснение.
– Да и пущай себе ходит, – буднично произнес Дыроколов, – Кто ж ему запретит?
– Аф-фоня м-мой х-ходит, – завороженно прошептала Гениталья.
– Ё-ё-ё..! – выплеснул из себя изумление Дыроколов, на чём и осекся. Его алкоголичная ряха приняла аналогичное намедни скорченному Генитальей выражение, будто его тоже переехало поперек паровозом или чем-либо иным недюжинно тяжеловесным и несовместимо с жизнью травмоопасным...
– Ты... это... как? – наконец-то сбросив оцепенение, выдавила Гениталья.
– Да нормально я! – отправляя в рот клубок квашеной капусты, бодрехонько заверил Афанасий.
– Как пошел-то? – прозвучало уточнение.
– Так это... Игорек это. Я у него палец пососал указательный, а он меня потом этим самым пальцем и вылечил. А если бы не пососал, то бы и не излечился, – с хрустом нажевывая капусту, пояснил Веселопедов.
– А-а-а.., – машинально выказала понимание так и окончательно не оклемавшаяся от шока Гениталья, – А чего на капусту-то накинулся? Вон – икры-ы – и черная, и красная; вон – мяса всякого накускованного; вон – рыбины и мелкие, и крупные, и без чешуи, и даж с чешуею.
– Успею, – беззаботно произнес Афанасий.
– Ага, успеешь, – переводя отрешенный от мира сего взгляд на так и пребывающего в прострации Дыроколова, согласилась Гениталья, – Ага. И объясни-ка мне, пожалуйста, какой это разэтакий Игорек тебя на ноги поставил?
– А и ник-кому не поставить меня н-на эт-ти самые – н-на ноги, – пробормотал Дыроколов, – Не видишь что ли(?), что я в с-стельк-ку пьян.
– В-вижу. Н-но-о... не о т-тебе речь, – переводя ошалелый взор обратно на исцеленного супруга, выговорила заплетающимся языком Гениталья, – Афонюшка, родненький, н-ну, и кы-кто ж так-кой Игорь?
– Так вот же он, – сложенною в экскаваторный ковш ладонью черпая из старинного блюда красную икру, кивнул на дремлющего бога Афоня, – Он меня (царствие ему небесное и земля ему пухом) и того... Вылечил.
– Скоти-и-ина-а!!! – порываясь через стол к богу, вдруг истошно взвыла Гениталья, – Ты чего-о, баран, натвори-и-ил-л?!!
– А чего я натворил-то? – очухиваясь от дремы, опешил нимбоносный.
– Ты что-о, ирод, с моим Фонюшкой сде-е-ела-ал?!!
– И что, любопытно, поганого я сделал с твоим Фонюшкой? – на подъеме нимбового накала с иронией переспросил бог.
– Так ты-ы ж, скотиняка безрогая, его на-а ноги поста-а-ави-ил-л!!
– И чего? Сама ж только совсем недавно стонала, что выздоровление Афони было бы за великое счастье, – пытаясь усесться повертикальней, привел довод недоумевающий господь, – А теперь взад пятки-и?.. Экая ж мутная вы, мадам Веселопедова.
– Это я-я-я-то да му-у-утная-я?!! Эт-то я-то мада-ам?!!
– Цыц! Чего раскудахталась(?), курица! – сквозь заляпанные икряной краснотой губы приструнил Гениталью Афоня, – Не ссы в умывальник, ссыкуха!
– Это кто ж тут ссыкуха?! – оторопела побагровевшая личиной Веселопедова, – Это я-я-я(!!!) тут ссыку-уха-а?!
– Ну, не я же, – невозмутимо произнес Афанасий и кивнул на бога, – И, само собою, не он.
– И не я-я-я-я-я, – съехидничал от порога заглянувший в залу черно-пестрый кот.
– Бр-ры-ы-ыс-сь, Леопо-о-ольд!!! – лихоматно взревел набычившийся Дыроколов, – П-порву-у-у в клочья этими вот рука-а-ами-и!!!
– А ты сперва-а-а дотяни-ись, слизняк проспиртованный, – сдерзил Леопольд.
– Брыс-сь, неч-чистай-я с-сила! Расплюш-щу! – пытаясь отыскать суетным взглядом, чем бы запустить в животное, пригрозила Гениталья.
– Кур-р-рва-а, – злобно промурлыкал котяра и горделивой походкой скрылся из всеобщего поля зрения.
– Сам курвец! – огрызнулась Гениталья, – Мышей, сука, не ловишь, а корчишь из себя тут путевого! Гандон мохнатый!
– Сам-ма-а-а, ку-урва-а, жри свои-их мыше-е-ей-й пога-аны-ых-х, – донеслось уже не из коридора, а, похоже, из кухни.
– Я это. Пойду-ка – поброжу! – смачно облизывая пестро испачканные в еде пальцы, задорно воскликнул ликующий Афанасий.
– Так это ж.., – недоуменно выпучилась на супруга Гениталья, – Как ты хо-одишь-то в самом деле?!
– Обыкновенно, – твердой поступью направляясь к порогу, ответил тот, – Как все.
– Так ты же не должен ходить-то! У тебя же мясо-то на ногах атро-фированное! Все ж доктора так говорили...
– Да мало ли чего говорят? Мало ли чего болтают? Их – докторов-то – и хлебом не корми, а дай только языками почесать, – выдержав паузу, беззаботно выпалил Афоня, пытающийся катнуть свою инвалидную коляску по коридору к выходу из квартиры, – А я, пожалуй, продам-ка эту свою колымагу, а на вырученные деньги куплю себе на первое время простенький гоночный велик и стану тренироваться. А потом приобрету суперклевый!
– На какие шиши-то?! – вознегодовала Гениталья, – Инвалидную пенсию-то коли сымут. И кто ж ты без нее-то?! И кто я без нее-то?! И кто мы без нее?!..
– На работу устроится, – после скрипа притворенной Афоней входной двери попытался утешить бог.
– Ага-а-а! Держи карман шире! – Гениталья вперила в господа заряженный лютой ненавистью взгляд, – Вот сам пойди-ка и поищи работу в нашей дырище!.. Ты на хрена нас, урод, афонькиной пенсии лишил?! Ты чего натворил(?), ни дна тебе, ни покрышки! Знал бы, как мы тут проживаем по-скотски.., – на сих словесах из-под отечных век безутешной Веселопедовой извилисто заструило по слезному ручейку, и она ритмично завсхлипывала...
– Да не убивайся ты, – с сочувствием пробормотал бог, – Чего уж сразу-то и в тоску смертную? Не так уж и страшен черт, как его малюют. Подсоблю я вам с Афоней по мере возможностей. И его мало-мальски прилично пристрою, и тебя засуну куда-нибудь в теплое местечко.
– Да знаю, не пристроишь и не засунешь, – обреченно махнула рукой горемычная, – Был бы ты президентом, тогда бы другой разговор. Он-то своих козлячьих дружков-приятелей регулярно подкармливает и в теплые местечки засовывает. Но не в говенную жопу, куда ты меня с Афонькой только что впендюрил по самое «не хочу».
– Оно и
