подозревавших и не ведущих о злом умысле их командира, так мастерски отловившим их. Отчитывая их у себя в кабинете, он объявил им, такую «радостную» весть, что они, теперь, продолжат свою службу в Афганистане. Правда, они, эти двое, отловленные им, были морально более устойчивы и стояли тверже на своих ногах. В сравнении с тем, первым, отловленным им прапорщиком. И были вполне, в состоянии, заверить его, что больше, на службе, на территории части, не позволят себе напиваться. Так они все и попали в тот самый, такой судьбоносный список.
Перед отправкой их в Афганистан, Курбан Гили Заде построил всю часть на плацу и в торжественной обстановке напутствовал их высокими, трепетными словами, помпезно наставлял им, горячо любить свою Родину, защищать её интересы там вдалеке, не чем не опозорить свою часть, быть честными и преданными воинскому долгу. Без тени смущения, говорил, перед стоящими в строю военнослужащими, что отправляет самых лучших из части офицеров и прапорщиков, что им, как лучшим, оказана такая высокая честь и большое доверие, и ещё то, чуть не слёзно говорил он, что это тяжёлая и невосполнимая потеря для его части и для него лично. Знал же своим другим лицом, уже без маски, что на их место, вскоре, по утверждённому прейскуранту цен, будут набраны другие, проверенные люди, пригодные для работы в хорошо отлаженной коррупционной системе.
Чтобы выжать ещё больше денег для себя, он использовал имеющуюся при гарнизоне хозчасть, которую, в шутку, иронично с издёвкой военнослужащие, остряки, называли это армейское хозяйство, незаконно обогащающее их командира Курбан Гили Заде и его подельников, – Курбановский «колхоз». Где военнослужащие хоз. взвода растили разный скот – коров, свиней, кур, выращивали зелень и овощи, под видом необходимости дополнительного прокорма военнослужащих части. На самом же деле, через фин. часть, с должностными людьми, ответственными этого отдела за поставку продовольствия, подделывая бумаги (документы), они присваивали какие-то, не малые деньги, эквивалентные, значительной, многим большей, той части, поставляемых продуктов с этого хозяйства к столу военнослужащих его воинской части. Лишь малая часть продуктов этого хозяйства доходила до солдатского котла, кое, что, если и доходило, то больше для видимости, нежели для кормления солдат его части, продуктами его хозяйства («колхоза»). Для работы в своём «колхозе», официально, по подложным документам, он оформлял гражданских лиц, якобы работающих там – в его пресловутом колхозе, обтяпывал эти замысловатые дела вместе с аферистами фин. части. И получал за это левые деньги, а работали там, бесплатно, как крепостные или рабы, военнослужащие его части. В хозвзвод обычно набирали всяких, не поддающихся исправлению, злостных нарушителей воинской дисциплины военнослужащих, – чаще всего, неисправимых пьяниц, хворых, плохо усвоивших устав караульной службы, ну, и ещё по каким либо критериям известным Курбан Гили Заде. Был эпизод, когда на стрельбище рядовой Воробьёв, перед стрельбой по мишени, так, от нечего делать, в ожидании своей очереди, почесал свой висок дулом пистолета. Так его после этого, приписали до окончания службы в хоз. взвод – Курбановский «колхоз», где он на протяжении всего срока воинской службы, успешно осваивал гражданскую профессию скотника и огородника.
Конечно, чтобы застраховать себя от проверок из дивизии (от их лишних вопросов), он выплачивал нужным людям из дивизии какой-то обговорённый с ними процент. Все эти произведённые в хозяйстве продукты, мясо, овощи, зелень, никак не доходили до стола военнослужащих, лишь самая малая их часть, с целью показухи и очковтирательства, чтобы произвести нужное впечатление какому-либо начальству или комиссии, иногда посещавших их часть. Тогда, что-то могло из произведённой в хозяйстве продукции попасть в солдатский котёл. Реализовывалось это всё (сбывалось) на городском рынке по рыночной цене, деньги делились коррупционерами между собой. И не только продукты, произведённые в хозяйстве, даже, разворовывались продукты основного армейского пайка. Был эпизод, когда от недоедания, военнослужащий стоявший дневальным в помещении казармы, упал в обморок с потерей сознания. В госпитале, где поправлялся оный военнослужащий, Курбан Гили Заде, чтобы скрыть факт недоедания, заплатил (дал взятку) врачам, за поставленный заведомо ложный диагноз, что у него якобы, что-то врождённое, то есть, не имеющее отношения к происшедшему здесь, на его службе, что это вовсе, не голодный обморок, а что-то вроде врождённой эпилепсии. Будто средневековье какое-то, не имеющее ничего общего с социалистическим устройством общества. В такую химеру, к этим порам выродился «развитой» социализм в то «спокойное» время, когда на троне был «дорогой» Леонид Ильич.
Все прочие звенья коррупционной системы, работая в едином тандеме, или, порыве с прокуратурой, они все, в зависимости от участия в тех или иных противоправных действиях, получали свою долю, от общей стоимости услуги, оказанной преступникам. Особенно дорого было откупиться преступникам, совершившим особо тяжкие преступления – разбой, грабежи, убийства, изнасилования, измена Родине. Если у них были богатые родственники, тогда они получали от коррумпированной судебной системы оправдательные приговоры и уходили от наказания. В противном случае, если не кому было выкупить их, они получали большие срока или высшую меру. Каждому преступнику отмеряли срок заключения согласно денежной сумме вложенной им на поддержание работы судебной коррупционной системы – согласно сложившемуся прейскуранту цен. К примеру, за уход от высшей меры, родственникам преступника, необходимо было заплатить наибольшую сумму – двадцать – двадцать пять тысяч советских рублей.
Рядовых военнослужащих к себе на службу в В.В. они набирали, как правило, из далёких областей России, или из Средней Азии. Чтобы те, по окончании срока службы, уносили подальше увиденное и услышанное ими на судебных заседаниях. За два года службы Михаил много всякого и видел и слышал в этих бутафорских судах, находясь там в карауле. И как зверски рвут иной раз, приговорённые, не откупленные преступники, (не имеющие богатых родственников) свои железные клетки, кричат всякие угрозы, и устрашающие проклятия, всем кому попало, в том числе и караульным военнослужащим. – Когда, невозмутимые судьи, не обращая внимания на их, не редко буйные выходки, зачитывают им суровый приговор. Как иной раз рвутся их родственники с многочисленной группой поддержки, срывая двери, порываются проникнуть в помещение суда, когда охрана едва управляется с ними. Пытаясь не денежной суммой, которую никак, некоторые сородичи преступника не смогли собрать, а такой оголтелой сварой повлиять на решение суда.
Тем временем, проходили первые слушания, ложно обвиняемого в убийстве военнослужащего, Сергея Н. На заседании суда проплаченный (купленный) судья зачитал материалы дела и цинично, заранее зная всю мерзость – неправомерность этого дела, спросил, признаёт ли подсудимый себя виновным. Сергей всё отрицал, не признавал себя виновным в том, чего не совершал. По уже, означенному, наперёд разработанному сценарию, вурдалаки в облике судей, вершили судьбу назначенного сверху виновного. Этим вурдалакам, лишённым совести, жалости, сострадания, абсолютно всё равно кому выносить приговоры, виновным или невиновным. По окончании первого слушания конвой отвёз его в следственный изолятор, тюремную камеру одиночку. Держали его предусмотрительно в одиночке, чтобы не допустить контакта с другими заключёнными. Чтоб не разнёсся по городу слух об этом преступлении. А главное, необходимо было тщательно скрыть фальсификацию этого дела, весь этот чудовищный обман построенный «правоохранительными» органами.
Родители Сергея знали, что их сын арестован, ходатайствовали за него, собирали по месту его работы характеристики, и ходили в прокуратуру с этими положительными характеристиками, пытались там убедить следствие, что их сын не мог совершить такого чудовищного преступления. Но разве были интересны эти характеристики этим демонам, уже приговоривших их сына? В прокуратуре им говорили, что их сына судят за особо опасное преступление – за разбойное нападение на караул и убийство военнослужащего. Они уверяли и заклинали, что это какая-то нелепая ошибка, их сын не мог совершить такого преступления. Они обращались и к «следователю», пытались докопаться, как их сын мог оказаться подозреваемым в таком чудовищном преступлении. «Следователь» совершенно невозмутимо, будто исключена, какая либо ошибка, и тем более, злой умысел с его стороны, с уверенностью отвечал им – все улики против него, ждём решения суда. Он, как само собой разумеющееся, без зазрения совести, хорошо отработанными психологическими приёмами за многие годы их применения, умело выставляет себя перед ними таким, что он следует только, имеющимся «уликам» и «фактам». Он говорил настолько убедительно, и так правдоподобно изображал из себя честнейшего и неподкупного следователя, что ни о каком коварстве всех этих злодеев и негодяев, родители Сергея, видимо, ни сколько не подозревали, думали, что это какая-то роковая, трагическая ошибка, не имеющая злого умысла. Во встрече (свидании) с сыном им было отказано, сославшись на особо тяжкое преступление совершённое им. Родители слали письма в прокуратуру Москвы, но всякий раз получали отказ. Им отвечали из Москвы, что следствие на месте во всём разберётся, и если, ваш сын не виновен, то будет оправдан, и с извинением выпущен на свободу, ну, а если виновен, то сами понимаете... . Забравшись высоко по карьерной лестнице, им там, беспринципным, малокомпетентным, лишённым всякого сострадания карьеристам, было ни к чему замечать боль и страдания, находящихся внизу маленьких людей.
Тем временем «Следователь» прокуратуры передал оставшуюся сумму денег, поступившую от заинтересованной стороны – партийных баев председателю суда и просил назначить подсудимому высшую меру, то есть, поскорее избавиться от ненужного свидетеля, торопил суд. Свыше, «следователю» обещали повышение, если он закончит это дело в срок, не затянет его с расследованием.
Одна из рот воинской части Курбан Гили Заде обслуживала Верховный суд Азербайджана. Следующей зимой, утром, конвой из пяти человек доставил Сергея и нескольких заключённых по другим делам, в суд. На третьем слушании Сергею будет вынесен приговор. Он так и не понимал, за что его судят. На самых первых порах он ещё верил и надеялся, что это какое-то нелепое недоразумение, в котором разберутся и выпустят его на свободу. В зале суда его поместили в железную клетку, обычную для преступников. Несколько часов судья читал материалы дела о содеянном преступлении, зачитывали заключение «экспертизы». Что-то промямлил, назначенный для исполнения формальностей его защитник. Допрашивали «свидетелей». Сергей в полном непонимании и изумлении слушал и
