Р А З Г О В О Р Ы О Т Е Н Я Х

Тристаны, Изольды, Сирано, Чацкие вместе со своими Молчалинами и Софами; Ланселоты, Прометеи и, что уж там говорить про Пандору, зачем всё это?

«Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес»…

Потом писатель Шлегель цитировал из своих Erоtische Sonette… из эротиче-ских сонетов у нас ещё рано.
Цитировал из Катулла:

Quaedam, siplasethoctibi, Priape,
fucosissima me puella ludit
et nec dat mihi nec daturam…

Так одна, коль тебе, Приап, угодно,
разрумяненная со мной шутит:
не даёт и отказывать не хочет, -

из Аретино, «Sonetti lussuriosi», из Овидия: «Наука любви», «Лекарство от люб-ви» и «Притиранья для лица»…

Слова, слова, слова! Чего только ни наговорят, ни наделают. И наказать их ни-кто не может… не отшлёпаешь же их, не поставишь в угол, не лишишь сладкого.

- А дальше, - продолжал, извините, разбушевавшийся хер Шлегель, - дальше больше, дальше… «Кукольные штучки»! А? господин профессор?
- Но это же… это же… - бедный мой профессор.
- А что - «это же»?, «это же» не про Вас что ли? про другого? Сценарий кто пи-сал?

Упала в шахте бадья. Бадья упала в шахте. В шахте упала бадья.

Светила Луна – та, без которой не было бы любви, не было бы…  да, чего бы там ещё только не было бы?.. да! ничего не было бы. За громадным окном, устро-еннным прямо в крыше, меж клеток деревянных рам, было видно, стояла она – Луна – неподвижно, замерла. Казалось, она пристально вглядывается во что-то, пытается отыскать кого-то, спрятанного от неё на Земле в складках и потных складочках Земли. Казалось, профессор, казалось! Своего изменщика Эндимиона она уже давно отыскала и отвоевала и, о! как смешно, и родила от него уже… те-перь другим устраивала всякие свидания и условия… Вот Вам, например. Смот-рите: пол и стены разлинеены клетками оконных рам, вкосую, гипсовые гатамела-ты и аполлоны, капители, орнаменты; большая ваза с засушенными полевыми цветами и стеблями высоких трав (она любит засушенные цветы) и стрелками ка-мыша, уже потрёпанными, потёртыми, попорченными, облетевшими сверху и, поэтому, похожими на оплавленные белым воском чёрные свечи.
Как грохнуло тут это тутти! На все голоса. Свирели запищали, скрипки завере-щали, затренькали балалайки, и геликон, как сказано, «меднорожий», заохал да и кто только не заохал?.. правильно! и тарелка вылязгивала. Шаривари началось, начались пляски. Всякий старался как мог. Прыжки, пируэты, «Вернись в Сорен-то» и эта, та, что у Гофмана: «Ох да Ах!», «Ах да Ох!» Куклы выплясывали. Кук-лы, которые были развешены по стенам, которые манекены, которые лежали и висели в витринах… теперь сорвались с крючков и вешалок и выплясывали…

Куклы! «Кукольные штучки», - это доктор Жабинский пошутил… тогда… ко-гда после семинаров в морге ей стали сниться кошмары: покойники выстраивают-ся с лозунгами, типа, извините: «Жизнь прожить, не поле перейти»,  «Не так сра-шен чёрт, как его малюют!» - и патологоанатом (ах, о патологоанатоме ещё будет Überraschung, suprise, удивление, изумление и неожиданность, и внезапность), и патологоанатом ей снился, во главе, у входа в метро, -  Софи рассказывала, - предводительствовал, - говорила. - Все, - говорила, - в марлевых повязках.
Да, да, эти марлевые повязки… - бедная Софи.

- «Сон разума, - как всегда иронично, я бы даже сказал зловредно, прокоммен-тировал друг парадоксов, - рождает чудовищ! - и продолжал из того же источни-ка: – Когда разум спит, фантазия, в сонных грёзах, порождает чудовищ…»
- «…но в сочетании с разумом, фантазия становится ма-терь-ю…» - взвился в защиту тайно влюблённый, влюблённый, влюблённый будущий профессор Анто-нио.

Если в вашей семье родилась девочка; куклы, кукольные домики, кукольные замки, кукольные дворцы, кукольные дверцы, спальни, будуары, салоны Рамбуйе, мадемуазели Мадлены, де Скюдери же, кукольные Маркизы, Помпадуры, г-жи Тансэн и Жоффрэн, словом, если в вашей семье родилась девочка…

- Софи, - сказал тогда парадоксов друг, пошутил парадоксов друг доктор Жа-бинский, - Софи,  Вам бы лучше в куклы играть! А что? займись, дорогая - всё же, не покойники в рубашках с лозунгами и не вспухшие, извините, пухлые животи-ки, хи-хи-хи, ха-ха-ха! и не патологические яички, как описал нам гуманист, док-тор, священник и юморист, как Вы сами его обозвали, смешной писатель, одним словом – ботаник Франсуа де Пантагрюэль, описывая яички чудовищных разме-ров вдруг обнаруженные у незнатного… у не знатного, это особо знаменательно - покойника на столе.
Шутка! И как тут удержаться, чтоб не сказать это известное всем, этот трюизм, это проклятое общее место: «В каждой шутке есть доля правды»… - будто бы есть такая правда, в которой нет доли шутки!
- Да, в шутках не то важно, - (Бомарше Пьер Огюстен Карон де), - в шутках не то важно, соответствуют ли они истине, а важно хороши они или нет.
- Правильно, профессор, -  (Влад. Влад. Набоков), - выдающееся художествен-ное достоинство целого зависит… не от того что сказано, а от того, как это сказа-но, и от блистательного сочетания маловыразительных частностей .
Частности и шутка оказались отменными.  Идея легла, как говорится, в, как го-ворится, удобренную или унавоженную, как кому больше нравится, почву.
 
Если в вашей семье родилась девочка; куклы, кукольные домики, кукольные замки, кукольные дворцы, кукольные дверцы, кукольные маркизы и, снова же, кукольные маркизы…

Маркиз с маркизой за столом
Вели беседу… - нет, не правильно!
Правильно:
Маркиз с маркизой за столом
Калякали о том, о сём…

…кукольные спальни, будуары, салоны Рамбуйе, мадемуазель Мадлен де Скю-дери, тоже кукольные  Маркизы де Помпадур,  г-жи Тансэн, г-жи Жоффрэн, а сколько наших, русских красавиц, словом, если в вашей семье родилась девоч-ка…


                                  Из жизни галантных дам

О женщинах, которые преуспевают в любовных приключениях и обманыва-ют своих мужей.

Женщины создали институт рогоносцев. Женщины обманывают мужчин. Женщины пополняют собрание за глаза униженных и притесняемых каждым встречным и любым взявшимся за описание нравов сочинителем.
Неужели Гера, думаю я, перелистывая описания захватывающих приключе-ний её неистощимого супруга, так добродетельна и так верна, и так непорочна?  Или, может, она и Афина с ней вместе (не просто же так Парис предпочёл им Афродиту), она и Афина так уродливы и ни  на одну из них… ни у кого не возни-кало, не возникает, извините, охоты. Или, может, её нарочно так выставили Го-меры и Гесиоды, чтоб посмеяться над священными узами и оправдать собствен-ный разврат, как освящённый и предопределённый?
Да-да, я знаю - Гера когда-то было просто деревяшкой, а деревяшки (смешно было бы) не изменяют мужьям! хотя… нет непривлекательных деревяшек – есть разные вкусы.
Другое дело Афродита – родилась из семени, оскоплённого своего отца. Вот это родословная! - я понимаю. Есть ли что эротичнее, чем все эти навороты бо-жественных, бессмертных любовных похождений, чем эти сгустки, эти хитро-сплетения всего ряда моральных императивов, от любви до ненависти; хитрые, ловкие, какие они были в неуёмной своей страсти достичь, постичь, отнять, отъ-ять, объять, добыть. Афродита, это другое дело! Хотя, есть ли только одна, кото-рая красивей всех, и красивее не существует?
Импровизации на эту тему неистощимы или неисчерпаемы, как хотите, но во-прос, на склоне моих лет… о ком это я?.. стал мне интересен, и я решил посвя-тить исследование дамам, которым пояс рождённой из пены (если пеной можно назвать кровь несчастного супруга и отца, оскоплённого и тем униженного) слу-жит не для того, чтоб усыплять бдительность своих благоверных, но, в большой мере напротив, чтоб соблазнять и покорять, и сбивать с толку всякого мимо про-ходящего.  А благоверные у таких дам, конечно же, подобно мольеровскому ро-гоносцу, пребывают в полной уверенности своего превосходства и свои рога, которые появляются ещё задолго до того как возникает сам владелец, свои рога они не видят, не замечают, даже если их тыкать носом или этими же рогами в зеркало.
Но, конечно же, без мужчин я не смогу сделать полным рассказ, как не может быть полным образ Евы без Адама, или Фисбы без Пирама, или Клеопатры без Цезаря… и Антония. Поэтому мы будем хватать в свой дилижанс стоящих и клюющих носом на пути и в пути, и желающих (хотя бы и во сне) ехать с нами пассажиров и вплетать их в нашу причинно-следственную дорожную пыль.
Пыль, пыль, пыль! Помните, как нашей чудесной Еве наскучило сладкое рай-ское туда-сюда и обратно и захотелось чего-нибудь такого; или, как могучая Гея решила оскопить своего домостроевского тирана (по той же причине) – надоело туда и сюда; или, как рассорились и разошлись сильно и долго любившие друг друга Геб и Нут? Ах, охватить всю эту чреду любовных томлений и прелюбодея-ний может, ну, разве только… 
Насколько всё же проще и насколько меньше хлопот, когда ты не скрипишь пером или не цокаешь пальцем по клавишам, а просто, может даже не особо раз-думывая, просто вслух…говоришь что-то и идёшь себе… и улетит звук, и шорох улетит, и шелеста уже нет, и только вот - на вечном диске, для вечности, для суда вечности диске можно будет услышать (когда-а это ещё будет) твой лепет…  а ты уже забыл… забыл, и все уже забыли, не помнят, не вспомнят. Dictum - faktum .
А вот когда твои словечки остаются на бумаге – сам ты перечитываешь их много раз и находишь всякий раз какие-то неправильности, несоответствия; по-том вычёркиваешь, перечёркиваешь, потом кто-то перечёркивает, вычёркивает и тыкает в тебя пальцем…
Я перечитал и нашёл одну такую неправильность. Всё-таки не все обманутые мужчины бывают легковесными и легкомысленными, некоторые, порой, бывают опасными и жадными до мести за свою же, извините, собственную несостоятель-ность, и красоткам, а заодно и их красавцам, приходится то ли быть осторожны-ми очень, то ли дорого расплачиваться. Но нам это на руку. Сюжет становится острым, злым,  иногда даже кровавым… надо же как-то удерживать читателя… О–о–о! Извини, читатель, извини, что я о тебе вот так второстепенно, неприлич-но, в третьем лице, ведь ты же здесь… извини. Я хотел сказать, чтоб тебе не так скучно было читать эти строчки своей милой, свернувшейся у тебя подмышкой супруге, которая, и ты это знаешь наверняка, понятия даже не имеет о тех вещах, которые здесь описаны (но не засыпает, слушает), а уж о том, чтоб быть, или по-ходить на героинь этого повествования… извини, mein Schatz , извини, извини. 
Если в вашей семье родилась девочка; куклы, кукольные домики, кукольные замки, кукольные дворцы, кукольные дверцы, спальни, будуары, салоны Рам-буйе, мадемуазель Мадлен де Скюдери,  Маркизы де Помпадур,  г-жи Тансэн, г-жи Жоффрэн, словом, если в вашей семье родилась девочка, ждите приключений. Приключений можно ждать и вследствие рождения мальчика, но мы знаем толь-ко про девочек.
Трудно порой представить с чего начинать рассказ, кого первым из героев, представить.
Я бы привёл в пример здесь интересное замечание Эрнста Теодора Амадея Гофмана на эту тему, но вспомнил, что в одной моей книге я уже пользовалась услугой гения… с другой стороны, если читатель той моей книги не читал, он рискует не напомнить себе с удовольствием чудесный пассаж. Вот он:
…wie schwer ist es hier, den richtigen, einen originellen, ergreifenden Anfang zu finden! …как тяжело найти правильное, оригинальное и захватывающее начало! Der Lesser muss auf so viel Seltsames